НЕЗАВИСИМАЯ ГАЗЕТА НЕЗАВИСИМЫХ МНЕНИЙ

Пирамида власти: тяжелая шапка Мономаха

Кажется, что общества с жесткой иерархией, в которых управленческие сигналы направлены только сверху вниз, из вершины пирамиды к чиновничеству, а от них к “массам”, очень устойчивы. Древние египтяне были в этом уверены. Тем более, что проходили тысячелетия, а властная пирамида, равно как и пирамида Хеопса, стояли несокрушимо.Нет, помаленьку эрозия шла. Например, все древние усыпальницы фараонов в пирамидах были разграблены еще тогда же, в древние времена. А ведь то были священные города мертвых, даже появление в них было кощунством и каралось смертью, а уж проникновение в пирамиду и ограбление двойника фараона Ка, его тела – это за пределами мыслимого, ибо воры лишали фараонов вечной жизни в царстве Осириса. Ставили охрану, но она вступала в преступный сговор с ворами и сама участвовала в ограблениях. Назначали всяких контролеров за охраной, но и они… Пришлось совсем отказаться от постройки вечных хранилищ , от каменных вечных усыпальниц и прятать мумии фараонов в каких-то пещерах. Вышло незрелищно, несолидно и где-то трусливо. Как можно говорить о величии государства, если нет его символа – огромной пирамиды, которую боится время?А с опустошенных и пустых пирамид окрестное население стало снимать облицовочные известняковые плиты (они были отполированы до зеркального блеска, на них невозможно было смотреть – слепили отражением солнца) для строительства своих жалких лачуг.

Нынешние пирамиды – это вовсе не те величественные громады с сияющими блестящими гранями, прямые родственники бога солнца Амона Ра и дело рук других богов, ибо воздвигнуть их выше человеческих сил.

От реальной истории Египта осталось мало документов. Однако известно, что периодика его 4-х тысячелетней истории делится на Раннее царство, Древнее царство, Среднее и Новое. Периодизация эта идет от египетского жреца Манефона, жившего в 3-м веке до нашей эры. Писал он уже по-гречески, но еще знал иероглифы (один из последних), так что мог разбирать папируcы прежних жрецов. И из них уловил, что равномерная и размеренная жизнь государства, когда 4-я династия фараонов (на 30 фараонских династий всех правителей тоже разбил Манефон), при которой как раз и воздвигали великие пирамиды Гизы Хеопса, Хефрена, Микерина вдруг прервалась на шестой династии. – Все это греческие названия имен, как они звучали по древнеегипетски точно не известно, предполагают, что Хеопс, например, звучал как Хуфу, Хефрен как Хафра, а Микерин как Менкаур. Так вот, после шестой династии жизнь Египта завершились каким-то крахом, развалом, междуусобицей, распадом на отдельные номы, отчаянно воевавшими друг с другом. Там уже стало не только не до пирамид, но и до строительства нужных для хозяйства каналов, складов, дорог и прочего. Наступало смутное время и полное одичание. Потому от него и документов не осталось, некому было писать, все боролись за выживание.

Через 200-300 лет такой революции правитель одного из номов одолевал всех остальных и становился основателем следующей династии, а начало этой династии и становилось для Манефона точкой отсчета для перехода от Древнего царства к Среднему. И потом нечто подобное случилось и со Средним царством, которое через “полосу отчуждения” превращалось в Новое. А затем Египет попал под владычество Ассирии, потом Персии, а в самом конце полководцы диадохи Александра Македонского прикончили жалкие остатки некогда могущественной империи Египта, а один из них – Птолемей, стал там править под кличкой фараон. Да, в это время некогда могущественный сын бога солнца Амона и даже сам бог -Солнце (как при Эхнатоне) стал просто человеком, пусть и царем. А еще позже Египет стал рядовой провинцией великого Рима без всякого, даже номинального, фараона.

Каков был механизм промежуточных распадов Древнего Египта – история не знает. Не знает в смысле деталей, имен предводителей и конкретных событий. Но общий принцип известен – то были восстания ленинских “обездоленных масс”, вызванные стихийными бедствиями, налогами, поборами, самодурством чиновников. Ну, и конечно, потерей святой веры в божественность происходящего.

Точно такой же механизм распада древних тоталитарных государств работал во всех восточных обществах. В Китае все это происходило ближе к нашему времени, сохранились кое-какие- сведения, потому мы можем видеть этот процесс в некоей конкретике.

Китай не знал философских или, скажем, религиозных занятий как специфической деятельности. Вся ученость в Китае была направлена на один предмет: как управлять государством, его подсистемами и отдельными людьми. Поэтому всякий мыслитель, который задавался, говоря по нашему, философскими вопросами, отвечал на них исключительно в духе моральных или “правовых” суждений. “Правовых” – в кавычках, так как права в европейском смысле слова в Китае никогда не существовало. Из каких там первоэлементов состоит мир интересовало мыслителей Китае крайне мало и они могли упоминать об этом как бы в примечаниях, вроде отдавая дань хорошему тону. А так как китайские философы занимались как бы “теорией управления”, то они и служили обычно при ванах и императорах в качестве советников, либо были сами высокопоставленными чиновниками.

Возьмем, к примеру, учение Шан Яна, советника вана (князя) царства Цин (это еще до возникновения единого государства).

Вот главные тезисы этого учения, известного как школа законников, легистов или (по-китайски) фацзя. Итак, 3-й век до нашей эры.

Советник вана Шан Ян формулирует необходимость введения законов для царства.

Цитаты взяты из книг “Древнекитайская философия” в 2 томах, “Хрестоматия по истории Древнего Востока (сборник документов)”, “Исторические записки” Сыма Цяня, “Восток-Запад” Конрада, “Китайская литература” Алексеева, крайне интересной книги В.А. Рубина “Идеология и культура Древнего Китая” и нескольких монографий по истории Китая.

Закон, по Шан Яну, представлял жесткую регламентацию наказаний и поощрений для определенных категорий должностных лиц, начиная с приближенных вана и кончая крестьянами. Причем легисты особо напирали на то, чтобы количество и сила наказаний должна значительно превышать количество и силу поощрений.

Шан Ян утверждал, что (звучит это в переводе так): “В стране, достигшей гегемонии (именно этим словом переводится специфическое китайское понятие), 10 наказаний приходится на одну награду; в сильной стране 7 наказаний на 3 награды; и в стране, которая подвергается расчленению, 5 наказаний на 5 наград”. И далее “Если наказания преобладают, то народ спокоен, но если изобилуют награды, то рождаются мерзости”.

Все наказания да наказания. Сейчас пока не будем говорить о великой изобретательности, которую продемонстрировали миру китайские правители в разнообразии наказаний.

Здесь любопытно отметить сходство с первой формой стимуляции труда в Древнем Египте, с так называемой “отрицательной стимуляцией”, по которой хорошая работа никак не поощрялась, а недостаточная сразу же наказывалась ударом бича ( в чистом виде отрицательная стимуляция работы проявлялась на строительстве пирамид).

Наказания и поощрения, по Шан Яну – это две рукоятки, которыми управляется весьма несложная машина, именуемая государством, причем рукоятка наказания – основная, поощрения – дополнительная. “Управление при помощи наказаний приводит к тому, что народ боится и поэтому не совершает мерзостей”. Наказывать нужно не за проступок, а намерение, за саму мысль о нем. Шан Ян : ” Если наказания будут применяться только по отношению к уже совершенным преступлениям, то злодейств прекратить не удастся. Поэтому тот, кто хочет добиться гегемонии, должен применять наказания к проступкам, которые только готовятся”.

А как узнать, что они готовятся? Об этом должны сообщать доносчики, они должны быть добровольно заинтересованы в этом. Шан Ян : “Награды должны даваться тем, кто сообщает о злодеяниях. Тогда даже мелкие проступки не останутся незамеченными”. “Тот, кто не доносил на преступника, должен был быть разрублен надвое”.

Все население страны было поделено на группы из пяти или десяти семей, связанных круговой порукой. Она означала, что если “виноват” один из этой группы, то наказания несли все члены группы. У этих принципов в будущем возникнет замечательное продолжение – достаточно вспомнить о статье за “преступление через намерение”, (такая была в советском УК – статья 19 – подготовка через намерение) которую по-простому можно назвать “наказание за намерение покушения на нарушение”. Ну, и конечно, такое “наследие Шан Яна” (изобретенное вполне самостоятельно во многих странах), как заложничество.

Шан Ян был государственным человеком и все время думал о силе державы. Соотношение государства и народа лучше всего выразить словами Шан Яна: “Слабый народ – значит сильное государство, сильное государство – значит слабый народ. Ослабление народа, следовательно, главная задача государства, идущего правильным путем”.

Население рассматривалось не как “содержание”, главное богатство государства, а как нечто внешнее, исходный материал для формирования чего-то нужного государству: “Победа над народом подобна работе горшечника над глиной”. То есть, чем мягче глина (слабее народ), тем легче ее формовать. В этом смысле материальное состояние людей (кроме минимума, обеспечивающего физическое существованием , а тем более, их духовное состояние) ни в малейшей степени не должно беспокоить правителей. Мало того, государство сознательно должно свести это состояние к некоторому минимуму, “ослабить народ”.

Шан Ян предложил это делать так. В первую очередь нужно свести на нет духовное разнообразие, нужно “унифицировать” образование, привести народ к полному единомыслию, а это лучше всего может быть достигнуто вообще всякой ликвидацией образования. Шан Ян: “Красноречие и ум – помощники мятежа, музыка – свидетельство разврата и праздности, доброта и человечность – пособники нарушений”.

У народа, по Шан Яну, должно быть два занятия. Первое – земледелие. Ничто не должно отвлекать народ от него. Музыку и танцы, искусство вообще следует запретить. Запрещалась праздничная одежда и любые украшения. Следует запретить торговлю, ибо она связана с поездками по стране, а это, в свою очередь, позволяет сравнивать условия жизни в разных местах и может привести к нежелательным “мыслям”.

Тем более, запретить всякие праздношатания, к коим относились, например, путешествия. В царстве Цин для предотвращения поездок были закрыты все придорожные трактиры. Рассуждения на эту тему у Шан Яна всякий раз кончаются идиоматическим выражением (в дословном переводе) ” и тогда целина будет распахана” (т.е. все будет хорошо).

Еще одна цитата – уж слишком ярко, шельмец, излагает: “Если музыка и хорошая одежда не доходят до всех уездов, то народ, работая, не обращает внимание на одежду и, отдыхая, не слушает музыку. Если, отдыхая, люди не слушают музыку, они не станут распущенными и …целина непременно будет распахана. Если негде будет взять слуг и нужных людей, то сановникам и старейшинам семей не на кого будет опереться, а избалованные сыновья не сумеют есть, не работая. Если лентяи не сумеют бездельничать, а слуги не найдут себе пропитания, им придется заняться земледелием, …(идут многочисленные повторы про одно и то же, что вообще затем вошло в традицию и стало основным приемом китайской пропаганды) ..если избалованные сыновья и лентяи не сумеют бездельничать, то не будет заброшенных полей. Если земледелие не будет страдать и крестьяне все более усердно будут заниматься своим делом, целина непременно будет распахана”.

Второе занятие населения – обязательная служба в армии и периодическое участие в войнах. Только так, радостно заканчивает Шан Ян, можно достигнуть гегемонии, поддерживать сильное государство и ослаблять народ.

Хотя государство рассматривается фацзя как простая машина, которая управляется двумя рукоятками, но закон не может быть поставлен над ваном (как это было в европейских странах). Государство как машина сама по себе не имеет самостоятельного нравственного смысла, она должна служить высшей цели – а именно – служить желаниям и воле вана ,обеспечивать его благополучие. Но тогда, в конечном итоге, законы фацзя есть не что иное, как имеющие принудительную силу желания и воля вана.

В учении фацзя (и вообще в дальнейшей идеологии Китая) мы имеем уникальную ситуацию, при которой закон не имел и не нуждался в религиозной или, тем более, нравственной санкции. Закону следовало беспрекословно подчиняться не потому, что он есть божеское установление, или потому, что он есть благо для поданных, а потому, что он есть воля вана.

Сам Шан Ян недолго блаженствовал. Он был казнен по велению Хуэйвень Гуна, сына Сяо Гуна, при котором Шан состоял в главных советниках и был даже в соправителях. Наследник вана терпеть не мог Шан Яна чисто по личным мотивам. Еще бы – когда молодой наследник как-то одел праздничную одежду (что было запрещено Шан Яном), то избежал наказания только потому, что за это до полусмерти палками избили его воспитателей. Но когда наследник второй раз надел наряды, да еще и запел, то Шан Ян настоял на отрезании у наследника носа (одна из легких форм наказания). И вот, когда ван Сяо Гун умер, то Шан Ян понял – пришел ему конец. Хотя наследник не видел дальше носа, за неимением такового, но он ничего не забыл. Шан Ян бежал из дворца и пытался остановиться на ночь в одной деревне. Там никто не открывал путнику дверь – в ответ из-за двери он слышал: “Шан Ян строжайше запретил привечать путешественников” (путешествия, напоминаю, были запрещены). Напрасно Шан Ян кричал: “Так я и есть Шан Ян и приказываю отрыть мне двери”, в ответ слышался радостный смех и возгласы: “Тем более не можем открыть, закон превыше всего!”.

Преследователи настигли Шан Яна, его привязали к двум повозкам и разорвали пополам. Если это может нас утешить спустя две с половиной тысячи лет, стало быть, справедливость существует.

Торжество учения легистов произошло при последующем правителе царства Цинь, китайском Иване Грозном – Цинь Шихуане , который покорил остальные шесть китайских царств и основал централизованную империю – династию Цинь. Однако жестокости режима легистов привели через 15 лет к массовому восстанию и династия Цинь перестала существовать.

Империя Цинь просуществовала всего 17 лет, рухнула она в результате восстания крестьянского сына Лю Бана, который основал новую династию Хань, правившую с 206 г. до н.э.по 220 н.э. (Хань Первую, была еще и Хань Вторая) и правил под именем Гао Цзу. Вообще в дальнейшем вся история Китая как раз и представляла смену одной династии другой – всего их сменилось около 20 ! Почему “около”? Да потому, что иногда не ясно – это та же, или уже другая. И так за 2000 лет – стало быть, 100 лет на династию. А ведь многие династии – да вот хотя бы монгольская Юань или маньчжурская Цин правили по много сотен лет. Да и Хань I тоже протянула 230 лет. Стало быть, на долю других остаются годы? Не только годы, но иногда бывали и месяцы, и даже недели. Вырезали себя императоры нещадно.

А население во времена этих китайских революций уменьшалось иногда в 5-8 раз, а потом очень быстро снова вырастало, китайцы плодились со страшной половой силой.

Император в Китае считался как бы не совсем человеком. И даже не совсем сверхчеловеком. Он являлся Сыном Неба – то есть, в определенном смысле, божеством. Примерно, как фараон в Древнем Египте. По конфуцианскому учению государство (го) представляло одну большую семью. Как семья имеет родителей – отца и мать, так государство-семья тоже имеет отца и мать. Их следует почитать и беспрекословно слушаться. Причем, в этой паре доминирующей фигурой является, безусловно, отец. Сын Неба был, конечно же, отцом народа. Но каким-то непостижимым образом он, одновременно, был и матерью народа. Отнюдь не будучи при этом гермафродитом.

Все китайские императоры разделяли следующую как бы космическую философию: любое желание императора направлено на благоденствие народа, на установление порядка на земле, и, стало быть, на Небе. Всякое желание… Например, желание построить себе новый дворец. И для своих трех основных жен и еще дома для 700 наложниц шести разных рангов – от любимого человека до уважаемого человека. Такая конструкция социальной пирамиды приводила к своеобразному управленческому эффекту – любые управленческие сигналы шли сверху вниз; снизу же мог идти лишь отраженный сигнал о том, что высшее распоряжение мудрое и совершенное, отчего происходит процветание подданных. Скажем, сверху поступал сигнал об увеличении налогов, а снизу шел ответ о выполнении приказа с обязательным уведомлением, что от постоянной заботы императора благоденствие народа усилилось. Ах усилилось… тогда можно еще повысить налоги и продолжить строительство дворцового комплекса. Согласно отчетам мандаринов с мест радость народа от заботы богдыхана росла и росла. Это позволяло властям вновь увеличить налоги и снова получить благоприятный отраженный сигнал. Извращенная “обратная связь” периодически приводила к полному несоответствию между реальным положением низов и сведениями об их “процветании”. Проще говоря, как говорилось в известном анекдоте, даже простому китайцу хотелось кушать и он начинал варить рис только три минуты. А потом собирался в толпы – и начиналась “китайская революция”, то есть страшная междоусобная резня. Следствием этих восстаний было полное крушение социальной пирамиды с последующей ее регенерацией, то есть восстановлением в прежнем виде, только с новыми правителями. Так возникали новые династии Хань – после восстания Лю Бана, Мин – после восстания Чжу Юаньчжана, династии, принесенные завоевателями – гуннами, чжурчженями, монголами, манчжурами. Тысячи лет проходили – а Китай не менялся, это был какой-то живой реликт, рыба целакант человечества.

В общем с этими своего рода тоталитарными обществами Востока мы имеем такое вот единство противоположностей: вроде бы кажется, что государство стабильно, ибо оно каждый раз восстанавливается в прежнем виде. Но зато эта стабильность достигается периодическим крушением и самоистреблением народа, и эта стабильность в кавычках не позволяет происходить никакому прогрессу. Самое главное – росту свободы, что, по Гегелю, есть самое важное для хода истории.

Другими словами – восточные властные пирамиды – тупиковая ветвь цивилизации. Они дожили до сегодняшнего дня и могут существовать только паразитируя на купленных или в большей мере краденных технологиях Запада.

Западу, начиная с Древней Греции, было очень трудно поддерживать стабильность своей структуры. Причем, изменения в ней по идее должны были происходить эволюционным образом. То есть, меняться так, чтобы не было всеобщего краха. И это Западу удалось! Нет там тоже бывали революции, бывали и гражданские войны. Но если смотреть с высоты птичьего полета, то в мелком масштабе эти зигзаги не очень заметны, зато видна некая прямая роста свободы.

Давайте глянем на такой важнейший аспект Запада, как периодическая смена власти. Смена по закону, а не в результате зверского восстания сяо жень – массового человека.

Я уже в статье упоминал такой странный первый способ “ротации кадров” как остракизм в полисной демократии Древней Греции. Там прославившихся, чрезвычайно популярных граждан, имеющих перед Афинами заслуги в военных и гражданских делах, путем голосования на агоре отправляли в изгнание на 5-10 лет. Не как наказание (их не было за что наказывать), а для гарантии от того, что такой популярный политик, стратег не захватит власть, не станет демагогом (вождем народа), и не объявит себя тираном. Бывали в истории Афин и тираны-народолюбцы, скажем, Писистрат, но кто его знает, кем станет следующий демагог-тиран. Лучше не давать ему в принципе такой возможности, не искушать, избегнуть потенциальной опасности. То был механизм прямой демократии. Среди самых знаменитых стратегов, отправленных в изгнание были Фемистокл и Аристид, которых подвергли остракизму как раз после их выдающихся побед над полчищами персов.

Психологически это очень несовершенный способ сохранить демократию. Он воспринимался как чудовищная несправедливость. Не каждый же грек мыслил категориями гегелевского мирового разума. К примеру, Фемистокл был так оскорблен, что перешел на сторону персов и давал им советы по части борьбы с родными Афинами.

К тому же этот способ остракизма подходил только для отдельного, по тем временам не слишком населенного, города. В Афинах жило примерно 20 тысяч мужчин, имеющих право голоса, так что они легко могли собраться на одной площади да и вообще были знакомы друг с другом через одно рукопожатие.

Перескочим через 300 лет в Древний Рим. Последние десятилетия республики, 1-й век до нашей эры. Рим полагал Грецию своим учителем, греческий язык знали все образованные римляне, а нобили воспитывались на греческой литературе и ее политических традициях. Конечно, сенаторы и выборные римские консулы (их всегда было двое), некоторые из которых в критических ситуациях наделялись полномочиями диктаторов (то есть, могли действовать в исключительных обстоятельствах без согласования с сенатом), правда на ограниченный срок не более полугода, знали о превентивных греческих мерах против узурпации власти в виде остракизма. Но Риму такой способ не годился в принципе – то был не город, а огромная территория с сотнями городов. Никакие собрания на форуме невозможны . Никакой прямой демократии. Но опасность узурпации власти есть.

Время Гая Юлия Цезаря. Божественного Юлия, как писал Светоний. В 50-40 годах до нашей эры Юлий Цезарь – самый известный и знаменитый римлянин. Консул, диктатор, император (это воинское звание, примерно равное маршалу). Он победил галлов (то есть, присоединил территорию будущей Франции), кельтов, завоевал Испанию, германские земли, дошел до британских морей и включил в территорию великого Рима Англию, он участвовал в подавлении восстания рабов Спартака и был другом победителя Спартака Марка Красса, он одолел своего прошлого коллегу по триумвирату Гнея Помпея, Цезарь – выдающийся писатель, автор “Записок о галльской войне”, “Записок о гражданской войне”, ставших образцами латинской прозы на поколения вперед, он удостоен триумфа, лаврового венка и прочих почестей, он же был и верховным понтификом, то есть, главой духовной власти (нечто вроде папы римского).

То есть. по всем признакам опасный для демократии деятель. В Афинах его, без сомнения, подвергли бы остракизму. Но в огромном и обширном Риме это сделать нельзя даже просто по техническим причинам.

Каков же механизм спасения римского народа от возможного царя (а ведь Рим начинался с царей, так что идея монархии там хорошо известна)? Увы, то было убийство. И совершили его близкие к Юлию Цезарю люди, можно сказать, родные. Которые считали себя образцовыми республиканцами и хотели на всякий случай уберечь Рим от самопровозглашенного царя. Все они были сенаторами и, собравшись на очередное заседание Сената, накинулись на Цезаря со всех сторон с кинжалами. Тот сначала сопротивлялся, но увидев своего почти что приемного сына Брута (и его друга Кассия) среди заговорщиков, воскликнул: “И ты, сынок”?! (в истории осталось”и ты, Брут?!”), перестал сопротивляться, отдался на волю судьбы и спокойно принял смерть. На его теле насчитали 23 ножевых раны. Ему было 55 лет.

Но как бы монархия все равно возникла. То был необходимый этап в развитии Рима. Консулом и наследником был избран еще один усыновленный Цезарем его внучатый племянник Октавиан, принявший полностью имя отца с добавлением еще одного имени, его стали звать Гай Юлий Цезарь Август. То был первый настоящий император Рима, император уже не как просто воинское звание полководца, а как наименование принцепса, первого консула среди равных. Наступило время империи, когда родился сын божий Иисус Христос. А оба имени Цезарь и Август потом вошли в титулатуру всех монархов – цезарь, кесарь, кайзер, царь, августейшие особы. И два месяца июль и август.

Мы называем это время, начиная с Цезаря-Августа, империей. Сами римляне продолжали считать Рим, как и раньше, республикой. Ибо у них оставался выборный Сенат, выборные консулы, преторы, квесторы, народные трибуны и вообще вся магистратура.

В Риме имелось развитое римское право, которое регулировало все стороны жизни гражданина: семейный отношения, имущественные, уголовные дела, гражданские споры, политические регулятивы. Да, все, кроме самого главного: в римском праве не было ничего о механизме смены высшей власти. Сенаторов – было. Консулов – было. Всяких там чиновников – было. А вот об императоре – ни слова.

Как же тогда решался вопрос о смене высшей власти, особенно если она начинала безумствовать? Способ был найден еще при заклании Юлия Цезаря. Да, это было убийство императора. И таких убийств в истории римской империи более, чем достаточно. Из самых известных – убийство сумасшедшего Нерона ,(то есть, он сам бросился на меч, видя приближающихся заговорщиков). Тут и Германик, более известный как Калигула с его конем-сенатором, Вителлий, Гальба, Оттон, Коммод (между прочим, сын Марка Аврелия) … Я назвал только некоторых известных императоров и убитых и только в первом веке НЭ (кроме Коммода, это уже второй век).

Но и этот список меркнет по сравнению с судьбой правителей третьего века, названного веком солдатских императоров. Солдаты ставили императорами своих полководцев, но потом с легкостью избавлялись от них. За весь этот третий век Римской империи своей смертью не умер НИ ОДИН император. Все были заколоты, отравлены, задушены, покончили с собой. В лучшем случае – погибли в сражении. “Это было что-то особенного”.

Вот только малая часть этого века солдатских императоров:

Я этот мартиролог привел к тому, чтобы показать, насколько трудным был путь к огранчению и сменяемости высшей власти. Казалось бы, что тут сложного? Принцип избрания на некий срок должностных лиц давно известен. Избирали стратегов, консулов, проконсулов.Возьмите этот же принцип и примените к диктатору-императору. Оказалось – не тут-то было. Высшая власть создает психологическую преграду для ее смены. Человек, ею обладающий, имеет такие полномочия, что он не позволит добровольно пойти на смену высшей власти, “на отмену самого себя”. Психология тут входит в противоречие с социальной пользой. И вот эта социальная польза пробивала себе дорогу через заговоры, убийства, свержения, заточения.

Институт избираемого главы исполнительной власти возник поздно. Раньше в Англии, где премьер-министром становился лидер партии, победившей на выборах.

А вот в Америке только с установлением республики в конце 18 века. И то не совсем. До 1947 года президент США по стихийной традиции мог занимать пост два срока. Но случился один сбой: Франклин Рузвельт занимал эту должность четыре срока (умер до окончания четвертого срока), потому, что сначала был выход из великой депрессии, потом началась Вторая мировая война, не до смены тут. Но после войны спохватились: как это так? Рузвельт был очень популярен, и если бы не умер, то пошел бы на пятый срок. Потом на шестой, потом… Пожизненно??? И срочно ввели в закон, в конституционную норму в виде 22-й поправки ограничение в два срока.

В странах восточной монархии все по-старому. Пока король не умрет или пока сын не прикончит отца.В странах наполовину восточных – пока не убьют сторонники, как Сталина, или не отстранят путем заговора, как Хрущева. Или обходят формальную конституцию всякими рокировками. Трудное дело.

Ну, и последнее замечание по Западной цивилизации. Ее прогрессивность вовсе не означает мирного посапывания и сладкого отдохновения под сенью струй.

Великий Рим расширял свои границы войнами. Таким образом, он распространял демократические идеи греко-римского мира на варварские и дикие территории. То есть, обеспечивал рост свободы “чем шире”. В отличие от завоеваний монгольской империи, которая несла в Европу рабство и мрак. С Европой у них, впрочем, не вышло. А вот будущей России досталось.

Сейчас такую пользительную экспансию ведет Америка и Западная Европа. Но уже не легионами, как Рим, а своей наукой, технологией, более высоким уровнем жизни и свободой


Валерий ЛЕБЕДЕВ,
Бостон.
Для “PA NY”


Редакция не несет ответственности за содержание рекламных материалов.

Наверх