ТРИГГЕР ДЛЯ НАЧАЛА ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

80 лет назад, 23 августа 1939 года, высокопоставленные представители гитлеровской Германии и сталинского СССР подписали Московский договор о ненападении, более известный как пакт Молотова — Риббентропа и секретные протоколы к нему. Этот пакт стал триггером для начала Второй мировой войны.

На известных исторических фотографиях главными действующими лицами переговоров изображены Молотов и Риббентроп. Сталин же, не занимавший в тот период государственных постов и являвшийся лишь генеральным секретарем партии, скромно стоит у стеночки, будто бы только лишь наблюдая. На самом деле, конечно, без него в прямом смысле не решался ни один вопрос – большой или малый. Он был истинным хозяином площадки и положения и на переговорах с нацистами.

Однако, если бы что-нибудь «пошло не так», пропагандисты дистанцировали бы вождя от заключения соглашения – и снимки подтвердили бы его «непричастность».

Для официального приветствия высокопоставленного нациста флаг Третьего рейха со свастикой пришлось заимствовать из реквизитов «Мосфильма». Визит Риббентропа был подготовлен настолько стремительно, а отношения между двумя странами находились в таком состоянии, что у чиновников подходящего стяга попросту не нашлось.

В момент появления Риббентропа среди присутствующих возникла заминка, советские представители не знали, как реагировать на вскинутую руку – жест нацистского приветствия. Согласно одному из рассказов, Сталин в ответ исполнил нечто вроде книксена – поклон девушки с приседанием. Немцы предпочли не заметить комичности ситуации.

Вот как вспоминал начало встречи сам Риббентроп. Слова имперского министра приводил в своей книге «Никогда против России!» его сын Рудольф:

«После краткого официального приветствия мы уселись вчетвером за стол: Сталин, Молотов, граф Шуленбург и я. Кроме того, присутствовали наш переводчик, советник Хильгер, отличный знаток русских условий, и молодой белокурый русский переводчик Павлов, по видимости, пользовавшийся особым доверием Сталина».

Начинается первая встреча председателя Совнаркома и Наркоминдел Молотова с главой МИД Германии Риббентропом. Первый пункт в повестке, как не сложно догадаться, — вопрос заключения пакта о ненападении. «Правда» отдельно указывала, что на беседе присутствовали – но не принимали в ней активного участия – Сталин и немецкий посол в Москве Шуленбург.

Все пошло как задумывали и Сталин по случаю подписанного пакта устроил вечеринку, где произнес тост в честь Гитлера и… Гиммлера. Это поразило даже самого Риббентропа и записавшего его рассказ Альфреда Розенберга. Вот строки из его дневника:

«Сталин произнес здравицу не только за фюрера, но и за Гиммлера как гаранта порядка в Германии. Гиммлер истребил коммунизм, то есть тех, кто верил в Сталина, а он произносит – без всякой необходимости – здравицу за уничтожителя своих сторонников».

Впрочем, если бы Розенберг знал, сколько сам Сталин уничтожил коммунистов, то перестал бы удивляться.

Французам и англичанам о подготовке визита Риббентропа в Москву стало известно 21 августа. Дипломатические ведомства обеих стран данная информация прилично удивила: они не могли поверить, что Сталин решится на союз с Гитлером, который уже зарекомендовал себя как нарушитель спокойствия в Европе. Поляки помнили, как летом 1920 года большевики пытались создать Польскую советскую республику. Поэтому ни польские, ни румынские политики не хотели видеть — даже в ограниченном виде — войска РККА на территории своих государств.

Если в концлагерях Третьего рейха сидели всего 30 тысяч узников (на 80,6 миллиона населения), то в системе ГУЛАГа — три миллиона (на 168,8 миллиона населения), из них более половины составляли «контрреволюционеры» и раскулаченные. Иными словами, восточноевропейским государствам вести переговоры с таким специфическим партнером, тем более связывать себя с ним обязательствами, казалось нелегким делом. Английская миссия в Москве во главе с адмиралом сэром Реджинальдом Драксом хотела тянуть переговоры о совместной с СССР помощи Польше в случае агрессии Германии до 1 октября. Пробема была сложной, потому что для этого Польша должна была согласиться на проход Красной Армии на свою территорию.

C 16 августа французы давили на поляков, убеждая их предоставить ограниченные «коридоры» для прохода советских войск. 18 августа Даладье заявил о том, что если поляки отвергнут «предложение русской помощи», то он «не пошлет ни одного французского крестьянина защищать Польшу».

В итоге вечером 23 августа, когда министр иностранных дел Рейха Иоахим Риббентроп уже находился в Москве, Думенк получил из Парижа телеграмму: «Польское правительство согласно <…> в случае общих действий против немецкой агрессии сотрудничество между Польшей и СССР на технических условиях, подлежащих согласованию, не исключается». То есть как-то ситуация менялась в лучшую сторону. Нужно было еще подождать и запастись терпением.

Только к тому времени Гитлер и Сталин уже согласовали прилет Риббентропа. Переговоры с союзными миссиями 25 августа — и не перед прилетом, а уже после отлета из Москвы Риббентропа — прервал глава советской военной делегации и нарком обороны СССР маршал Климент Ворошилов, объяснив принятое решение изменением политической обстановки.

Более тридцати лет назад на страницах «Военно-исторического журнала» было опубликовано интересное свидетельство о записке, которую Александр Поскребышев, заведовавший канцелярией Сталина, направил Ворошилову: «Клим, Коба сказал, чтобы ты сворачивал шарманку».

Вполне возможно, Сталин знал или догадывался о готовящейся агрессии Берлина против Польши.

Варшава действительно на время утолила свои территориальные аппетиты за счет Чехословакии, однако сама пала жертвой выстроенной Гитлером кровожадной военной машины. Вступив на сомнительную дорожку сделок с нацистами, Польша определила собственную судьбу. В решающий момент западные державы пришли ей на помощь лишь на словах, — но не на деле. Не насытившись Чехословакией и Австрией, Германия активно готовила вторжение в Польшу и потому стремилась обезопасить себя от возможной угрозы с Востока. Вариант сближения с Советским Союзом разрабатывался в восточно-европейской референтуре политико-экономического отдела немецкого МИД. Главе ведомства Иоахиму фон Риббентропу идея показалась весьма перспективной. Получив одобрение шефа, дипломаты Третьего рейха вступили в контакт с советским посольством в Берлине.

Напасть на Польшу без дружественного нейтралитета СССР Гитлер не мог: слишком опасными становились риски боестолкновения с Красной армией, к которому ни вермахт, ни германская экономика в 1939 году не были готовы. Даже в художественном кинематографе Третьего рейха 1939-1940 годов заключение советско-германских соглашений объяснялось зрителям необходимостью обеспечить Германии безопасный тыл на Востоке и разорвать кольцо «британского окружения». Весь смысл Московского пакта для его участников в первую очередь заключался в том, чтобы в Европе началась война. Гитлер видел в ней способ достичь германского доминирования и взять реванш за версальский позор 1919 года, а большевик-ленинец Сталин надеялся с ее помощью разрушить буржуазно-капиталистическую систему, в том числе и Третий рейх.

Сталин и его соратники выбрали наихудший вариант для безопасности СССР и советских людей, заняв позицию дружественного нейтралитета по отношению к агрессору.

После Мюнхенского соглашения 1938 года, каким бы трагичным оно ни было для Чехословакии и близоруким — для Великобритании и Франции, война в Европе не началась. А после Московского пакта война вспыхнула уже через восемь дней, хотя орган ЦК ВКП(б) газета «Правда» елейно назвала заключенный договор «инструментом мира», благодаря которому якобы ослабевает напряжение в международных отношениях. Гитлер хотел уничтожить Польшу, одновременно питая некоторые надежды на британский нейтралитет. Но неясная позиция первой танковой державы мира в лице СССР крайне беспокоила фюрера.

На 1 сентября 1939 года танковый парк вермахта составлял всего 3195 танков и пять штурмовых орудий. Более половины — это слабенькие командно-штабные машины и танки с пулеметным вооружением (кто-то называет их даже не танками, а танкетками), еще около 40 процентов — легкие танки (Pz. II) со слабой двадцатимиллиметровой пушкой, и лишь менее десяти процентов — средние танки (Pz. III и Pz. IV), насчитывавшие чуть более трехсот единиц. Против польских войск Гитлер сосредоточил большую часть своих сил, в том числе 61,5 дивизии, 2533 танка и 2231 самолет.

По заявлению начальника Генерального штаба РККА командарма 1-го ранга Бориса Шапошникова, несмотря на конфликт с японцами на реке Халхин-Гол, СССР мог развернуть против вермахта 136 дивизий, более девяти тысяч танков и более пяти тысяч самолетов. Летом 1939 года Советский Союз имел всего более 21 тысячи танков, включая средние и тяжелые. В целом по количественным параметрам Красная армия в тот момент была намного сильнее вермахта. Кроме того, скромные сырьевые ресурсы Германии позволяли ей вести лишь ограниченные боевые действия. Поэтому все рассказы о том, что пакт помог оттянуть на два года войну с Германией — это мистификация.

В 1939 году Гитлер не имел ни сил, ни ресурсов, ни реалистичных планов для ведения войны против СССР. Даже возможности подготовить внезапное нападение у Гитлера не было — между Третьим рейхом и СССР отсутствовала общая граница. А вот вмешательство в войну в 1939 году Красной армии делало положение Германии катастрофическим. В итоге Гитлер не мог начинать польскую кампанию, чреватую рисками войны с Великобританией и Францией, не обеспечив Третьему рейху тыл на Востоке.

Фюрер фактически сам заявил об этом, когда 22 августа выступал перед генералами вермахта, и рассказал им о контакте со Сталиным. «Теперь, когда я провел необходимые дипломатические приготовления, путь солдатам открыт», — объявил Гитлер, готовый заплатить любую цену за дружественный нейтралитет СССР. Даже дату нападения на Польшу Гитлер назначил только тогда, когда Риббентроп вылетел в Москву. Цена сталинского нейтралитета заключалась в гитлеровском согласии на аннексию («территориально-политическое переустройство») Советским Союзом Восточной Польши, Бессарабии, Финляндии, Эстонии и Латвии. Позже к ним прибавилась Литва в обмен на Люблинское и часть Варшавского воеводств.

В беседе с Генеральным секретарем Исполкома Коминтерна Георгием Димитровым 7 сентября 1939 года Сталин так объяснил смысл происходивших событий:

«Война идет между двумя группами капиталистических стран. Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии было расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему <…> Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население. <…> Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент — подталкивать другую сторону».

1 сентября 1939 года Третий рейх напал на Польшу. 3 сентября Великобритания и Франция объявили Германии войну. Руководители ВКП(б) обеспечили нацистам безопасный тыл на Востоке (о чем публично заявлял Молотов), вступили с ними в тесные торгово-хозяйственные отношения и снабжали воюющую Германию сырьем, поддерживали необходимый для германской экономики транзит материалов через советскую территорию на Дальний Восток.

Наконец, сталинские руководители позволили Гитлеру вести успешные боевые действия против антигитлеровской коалиции в 1939-1940 годах, копить силы, а затем и сосредотачивать войска на западных границах СССР. Сталин, конечно, хотел перехитрить Гитлера, но обманул сам себя. В результате завоевательной войны в Европе к лету 1941 года Третий рейх приобрел большие ресурсы, по сравнению с теми, которыми он располагал летом 1939-го. Это позволило Гитлеру подготовить и совершить внезапное нападение на Советский Союз, который в результате этого потерял десятки миллионов человеческих жизней.

Нынешние пропагандисты России говорят, что пакт дал отсрочку СССР для перевооружения – это буквальное повторение советских объяснений. «Получили время» — для чего? Для того чтобы Гитлер захватил почти всю континентальную Европу, приобрел союзников и подготовился к нападению на Советский Союз? Ведь в августе 1939 года даже фашистская Италия еще не пожелала воевать на стороне Третьего рейха, не говоря уже о Венгрии, Румынии или Финляндии.

28 сентября 1939 года СССР и Германия заключили еще один договор – договор о Дружбе и границах, ставший своего рода дополнением к заключенному в конце августа того же 1939 года пакта, окончательно поделив сферы своего влияния в Восточной Европе. Гитлер в 1940-м и в начале 1941 года обзавелся многочисленными сателлитами, которые также значительно усилили его военный и экономический потенциал. На его стороне в войну против СССР вступили Италия, Венгрия, Румыния, Хорватия, Словакия и Финляндия, у которых в 1939-м еще не было с Германией военных договоров.

Как использовалось это время «передышки» обеими международными бандитами видно из этой истории. После заключении обоих договоров на должность резидента в Берлине был назначен чекист Амаяк Кобулов, брат замнаркома НКВД Берии Богдана Кобулова. Этот Амаяк Кобулов ни дня не работал в сфере внешней разведки и даже не представлял себе, что это такое; который даже не знал немецкого языка и при этом был назначен на должность резидента на ключевом направлении деятельности внешней разведки; который имел образование пять классов начальной школы и курсы счетоводов. Своим самым большим успехом Амаяк посчитал вербовку латышского журналиста, корреспондента газеты “Brīvā главным агентом-дезинформатором. Zeme” Ореста Берлинкса, который получил в Москве агентурный псевдоним “Лицеист”,

В августе 1940 года Кобулов “завербовал” его в полной уверенности, что нашел ценнейший источник информации о планах Гитлера. Берлинкс передавал Кобулову сведения о планах Гитлера, выглядевшие весьма достоверными. На самом же деле этот Лицеист стал главным дезинформатором Сталина. Донесения Берлинкса, имевшего у немецкой разведки псевдоним “Петер”, готовил начальник разведывательного бюро германского МИДа, однокашник Риббентропа по гимназии, оберфюрер СС Рудольф Ликус. Эти донесения утешали Сталина, категорически не желавшего верить в то, что Гитлер готовится напасть на СССР, нарушив пакт Молотова – Риббентропа. Информация от Берлинкса, которую Кобулов отправлял в Москву, укрепляла уверенность Сталина в том, что военные приготовления Германии на советской границе – всего лишь способ давления с целью получения уступок. И готов был на эти уступки пойти.

Начальник Кобулова, посол в Берлине Владимир Деканозов, в мае 1941 года, за несколько недель до немецкого вторжения, обсуждает со Сталиным и Молотовым возможные способы ликвидации слухов об ухудшении отношений между СССР и Германией. Рассматривается такой вариант, как личное письмо Сталина Гитлеру и затем совместное коммюнике, опровергающее эти слухи.

19 мая Берлинкс сообщает через Кобулова, что, несмотря на концентрацию на границе около 200 германских дивизий, война маловероятна, потому что Гитлер не готов пойти на такой риск. Германия, утверждает он, несомненно разгромит Советский Союз, но на это потребуется несколько недель, и этим временем могут воспользоваться серьезные враги – Англия и Америка.

Своей задачей резидент Кобулов видел не разведку в интересах родины, а укрепление союза гитлеровской Германии и сталинского Советского Союза. Хочется задать резонный вопрос, а назначение Амаяка Кобулова резидентом советской разведки в Берлине, состоявшееся через три дня после подписания пакта и за четыре дня до начала Второй мировой войны, тоже было сделано для “обеспечения безопасности Советского Союза”?

14 июня появляется сообщение ТАСС, в котором говорится о том, что “Германия неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям”.

17 июня нарком госбезопасности Всеволод Меркулов сообщает Сталину, что военные приготовления Германии закончены и нападения можно ожидать в ближайшее время, но Сталин оставляет на этом донесении резолюцию: “Можете послать ваш “источник” из штаба Герм. авиации к … матери. Это не источник, а дезинформатор”.

В конце 30-х годов НКВД выдает гитлеровской Германии ряд политэмигрантов – евреев и коммунистов, надеявшихся спастись от преследований на родине. Многие из них попадают в нацистские концлагеря. Также сталинский режим подписывает с гитлеровской Германией торговый договор, в рамках которого с декабря 1939-го по конец мая 1941 года Германия получила от СССР нефтепродуктов − 1 млн тонн, зерна − 1,6 млн тонн, хлопка — 111 тыс. тонн, льна — 10 тыс. тонн, никеля — 1,8 тыс. тонн, марганцевой руды — 185 тыс. тонн, хромовой руды — 23 тыс. тонн, фосфатов — 214 тыс. тонн, и многие другие товары. Но эти и другие попытки задобрить Гитлера ни к чему не приводят.

Накануне вторжения, 21 июня 1941 года Берия осуждает паникеров, которые хотят поссорить СССР с Германией. И уже после немецкого вторжения Сталин через болгарского посланника Стаменова предлагает Гитлеру мир в обмен на огромные территориальные уступки. Он готов пожертвовать захваченными в 1939 году территориями, а возможно, и всей Украиной.

Тем временем советское посольство эвакуируется из Берлина. Можно было ожидать, что Кобулова, через которого шла дезинформация “Лицеиста”, в Москве покарают. Однако он идет на повышение: уже в июле 1941 года его назначают наркомом госбезопасности Узбекистана, где, как говорится в обвинительном заключении, он “продолжал реализовывать преступные указания Берии, направленные на противопоставление органов НКВД партии и правительству…”.

В период войны карьера Амаяка Кобулова продолжает стремительно идти в гору: ему присваивается генеральское звание, его переводят на работу в Москву. На вершине своей карьеры он становится 1-м заместителем начальника ГУЛАГа. На его груди красуется “иконостас”: четыре ордена Красного Знамени, орден Кутузова 2-й степени, орден Трудового Красного Знамени и орден Красной Звезды. Однако ни ордена, ни генеральское звание не спасли Кобулова. 27 июня 1953 года он был арестован в ГДР как один из соратников Берии. Его брата Богдана Кобулова, а также его бывшего коллегу по Берлину Владимира Деканозова в декабре 1953 года приговаривают к смертной казни.

Амаяк Кобулов остается под следствием еще почти год. После вынесения смертного приговора 1 октября 1954 года он отправляет три прошения о помиловании, полные жалоб на несправедливость обвинения. “Если я являюсь активным участником заговора, то почему мне не предъявляют показания руководителя этого заговора? Потому, что их нет”, – возмущается он, не зная, что Берия уже казнен. Не сразу сообщают ему и о казни брата.

Мольба Кобулова о помиловании не была услышана. Приговор был приведен в исполнение 26 февраля 1955 года.

Дело Кобулова, до настоящего времени имеющее гриф “совершенно секретно”, Военная коллегия Верховного суда Российской Федерации рассматривает 13 мая 2014 года на закрытом судебном заседании. Обвинения в участии в заговоре для свержения государственной власти суд находит недоказанными. В то же время преступления Кобулова во время Большого террора не позволяют его реабилитировать.

Назначение чекиста Кобулова на должность резидента в Берлине подтверждает тот факт, что Сталин и Гитлер воспринимали друг друга в качестве союзников, а не угрозы. В ноябре 1940 года Сталин через Молотова ведет переговоры с Гитлером, который даже предлагает СССР присоединиться к союзу стран нацистского блока: Германии, Японии и Италии. И своей задачей резидент Кобулов видел не разведку в интересах родины, а удовлетворение имперских амбиций Сталина и укрепление союза гитлеровской Германии и сталинского Советского Союза. Также как ранее он пытал людей не для защиты своей страны, а на основании телеграммы Сталина.

Поэтому, где бы Кобулов ни находился, какие бы должности ни занимал, он действовал в интересах кремлевского тирана, а не своей страны. По заслугам и честь – пуля в голову.

---

Валерий ЛЕБЕДЕВ,
Бостон.
Для “PA NY”