ЛИТЕРАТУРНАЯ ПАНОРАМА
ОЛЬГА ШЕВЧУК
Ольга Викторовна Шевчук родилась в г. Караганде.
Окончила Ташкентский политехнический институт и ВЛК при Литературном институте им. А. М. Горького (1991). Училась в аспирантуре. Член Союза писателей СССР, Союза писателей России. Работала в издательствах, журналах, альманахах. Лауреат ряда литературных конкурсов, в том числе международных.
Автор 20 книг, среди которых повести и романы, стихи и поэмы.
Стихи Ольги Шевчук переведены на болгарский, английский, польский, узбекский и др. языки.
Живёт в Москве.
Кошачья колдунья
Кошка была ну просто чудо! С длинными лапами, статная, с красивой мордочкой и шерсткой. Глаза яркие, зеленые. Ушки торчком. А какая ласковая!..
Эльвира Ивановна и не собиралась заводить себе кошек, но серо-белая красавица ее очаровала! Подошла тихонечко, когда та пропалывала грядку, и остановилась рядышком. Понаблюдала за ее работой, а когда Эльвира Ивановна пошла к кустам крыжовника, пристроилась к ней и ну выделывать восьмерки, как бы опутывая ее ноги невидимыми лентами. Она сновала между туфлями хозяйки, нежно задевая своей шерсткой ее ноги, и той казалось, что по коже скользит гладкий атлас. Это было так неожиданно и так приятно, что Эльвира Ивановна в момент растаяла. Разглядела ее повнимательнее – поджарая, стройная. Еще очень юная. А кошка не унимается, все крутится и крутится возле ее ног, словно колдует. Эльвира Ивановна и сама не заметила, как уже сбегала в дом и вынесла ей молока на блюдечке. Кошка благодарно мяукнула и принялась за угощение.
– Ласка ты моя, Ласка, – умилилась хозяйка, поглаживая свою гостью по гибкой спинке.
Так и осталась кошка жить у Эльвиры Ивановны. Но в комнату к хозяйке не ломилась, а устроилась себе в сенцах. Внизу дощатой калитки была прорезь, сделанная еще предыдущим хозяином дома, у которого водились кошки. И Ласка могла свободно выбегать на улицу, когда ей этого хотелось.
С появлением кошки жизнь Эльвиры Ивановны резко изменилась. Прежде она любила по утрам поспать, поскольку ложилась поздно, будучи «совой» по своим внутренним часам. Теперь же она вставала чуть свет и бежала на рынок за свежим молоком, стоило только Ласке подать под дверью свой тоненький жалобный голосок.
– Мя-а-а-у!
Для себя бы не пошла, и голову поднять с подушки бы не подумала, а тут Эльвиру Ивановну мгновенно сдувало с постели, как тополиный пух. И бежала она за молоком в любую погоду, хоть в дождь, хоть в снег. Как же – Ласка просит!
В заботах о кошке дни потекли быстрее. Но под конец зимы стало происходить что-то странное: положит Эльвира Ивановна кошке куриную печенку на блюдечко или кусочек рыбы, не успеет отойти – а миска уже пустая! «Надо же, какая голодная!» – всплеснет хозяйка руками. А Ласка рядом ходит, заводит свое нудное мяуканье, и голос требовательный, обиженный, будто и не ела вовсе. И смотрит такими глазами, что кажется, прямо в душу заглядывает. И снова бежит хозяйка к холодильнику или к плите, чтобы накормить любимицу. А той все мало!
И стал Эльвиру Ивановну настораживать этот требовательный тон. Раньше кошка была ласковой и, если так можно выразиться, скромной. Теперь же вела себя так, будто она полноправная хозяйка, а Эльвира Ивановна у нее на побегушках. Значит, поначалу подлизывалась?
И еще важный момент. Выходит как-то Эльвира Ивановна среди ночи, в неположенный час, в сени. Только дверь открыла – а оттуда как выскочит соседский кот, черный, страшнючий. И с воплем наутек! В щель под дверью пролез и был таков. Испугал хозяйку чуть ли не до смерти. Ну и ну! А потом она стала слышать, как по ночам в ее сенях собираются коты со всей округи на свои кошачьи посиделки. Слишком сильно не шумят, ведут себя пока пристойно, но скоро весна, что будет…
Тем временем Ласка с каждым днем все больше и больше еды себе требует. И вот решила Эльвира Ивановна понаблюдать, как кошка ест. В последнее время с миски всё так быстро исчезало, что это было подозрительно. Положила она ей в миску хвостики минтая, подсыпала кашки на маслице. Сходила в дом за блюдечком с молоком, вернулась в сени, глядь – а миски уже нет! Куда делась?! Ведь только что стояла здесь!
– Где твоя еда? – спросила Эльвира Ивановна у кошки и строго на нее посмотрела. Та занервничала. И принялась женщина искать миску по сеням. Ходит, под каждую тряпку заглядывает. И кошка за ней ходит. Голос не подает, лишь урчит настороженно, и шаги у нее напряженные. Заглянула Эльвира Ивановна под шкафчик – и все поняла.
– Так вот оно что! Ты, оказывается, еду прячешь! – возмутилась хозяйка. – Котов со всей округи кормишь! То-то они сюда бегать повадились!
Выставила миску ей под нос и приказала:
– Ешь сейчас же!
Послушалась кошка, но ела без аппетита, всем своим видом показывая, что ей такое не по нраву. Но кормить всю кошачью беспризорную свору Эльвира Ивановна тоже была не в состоянии. Сама без молока и без рыбы порой оставалась, все для Ласки старалась… И еще Эльвире Ивановне больно уж не нравился соседский черный кот – косматый, грязный. Страшилище, да и только! Ласка у нее красавица, любо-дорого поглядеть, а этот – замухрышка. Будто из кочегарки вылез!
Наступила весна, с грядок потихоньку сполз снег, солнышко стало пригревать. Как ни выйдет Эльвира Ивановна в огород – всё на соседского кота наткнется. И вот ведь хитрюга! Спрячется где-нибудь за кочкой или кустом и потихоньку выглядывает. Ласку караулит!
– Охламон несчастный! – сердилась Эльвира Ивановна, в очередной раз застукав непрошенного ухажера. – И что ты в нем нашла?! – выговаривала она своей красавице.
А время идет, не за горами и кошачьи свадьбы.
Вышла однажды Эльвира Ивановна во двор, хотела пройти к сараю, да так и замерла на месте, не дойдя до поленницы дров, пораженная картиной, которую нечаянно увидела. Лежит себе Ласка на уже согревшейся травке, сладко потягивается, показывая белое брюшко. А напротив нее, примерно в шаге, припал к земле соседский кот. Сидит и глаз с нее не сводит. А на морде – такая мука! Выражение глаз, бровей – человеческое! Эльвира Ивановна никогда бы в такое не поверила, если бы сама не увидела.
А кошка перед ним и так и этак, то одним боком повернется, то другим. Шерстка на солнце блестит серебром, хвост завлекательно поигрывает, и позы у этой соблазнительницы – не хуже, чем в журнале «Плейбой»! Эльвира Ивановна так оторопела, что не осмелилась разогнать эту парочку. Жалко ей стало черного кота, когда увидела на его физиономии и мольбу, и восхищение, и страсть, и покорность, и упрек. Кто бы мог подумать! У кота, да еще такого замухрышки, и вдруг – человеческие чувства, человеческие эмоции!
В тот момент – непостижимо, но факт! – в его морде четко проявилось именно лицо… И что еще более удивительно, выражение этого кошачьего лица было точно такое же, как когда-то у мужа Эльвиры Ивановны, перед их разводом… У нее даже ноги подкосились. Было такое впечатление, что душа ее мужа, давно уже покойного, нашла себе приют в этом соседском коте… Что за наваждение!
А кошачья игра продолжалась. Ласка явно вошла во вкус, показывая свою власть над плененным ее чарами молчаливым воздыхателем. Насмехалась, дразнила, соблазняла, задевала за живое – а он страдал, не смея к ней приблизиться, и только восторгался ею, жалкий и робкий. Она была королевой, а он – рабом. Околдовала, заставила мучиться и наслаждалась своей силой. «Вот чертовка!» – подивилась хозяйка.
А потом Ласка внезапно исчезла. Еда в блюдце оставалась нетронутой, молоко прокисало. Кошка не появлялась. Эльвира Ивановна уже стала забывать про нее, как вдруг однажды случайно ее увидела, когда пошла в магазин. Собиралась перейти улицу, неся в руках пустые авоськи. И надо же! Навстречу ей – Ласка, да не одна, а с совершенно незнакомым котом – весьма представительным. Она заметно выросла, стала пушистее и красивее.
А как вышагивала! Гордо, с чувством собственного достоинства и превосходства. Кот шел чуть позади нее, не отставая, а уступая дорогу. Уважал свою даму! Но на его сытой морде не было той острой гаммы чувств, которая пробегала по лицу соседского черного кота, когда тот смотрел на Ласку в памятный весенний день…
Эльвира Ивановна встретилась глазами с вертихвосткой – и удивительно! – Ласка застеснялась, в ее мордочке проглянуло чувство вины. Она даже приостановилась и словно ждала приговора.
– Ну что? Гуляешь? – осуждающе бросила ей бывшая хозяйка. – А где же твой замухрышка? А? Ласка опустила голову и побрела себе дальше с новым избранником.
«Совсем как у людей», – подумала Эльвира Ивановна. И ей вдруг снова вспомнилось выражение лица бывшего мужа, полное печали, боли, затаенной мольбы… отчаяния…
И сделалась стыдно и невыносимо горько: Господи, как же он ее любил… Как, оказывается, любил!..
Не Принц и не Золушка
Алла ехала домой в переполненном автобусе. Разомлевшая от духоты, счастливая от впечатлений. Как Борька Ясевич на нее сегодня поглядывал! Удивительно! Знает, что она замужем, а глаз не сводит.
– Так и увивается за тобой, – шептали ей подружки.
А она только два месяца, как замужем. И два месяца, как попала в Ташкент. Никогда в этом городе прежде ей бывать не приходилось. А вот надо же – влюбилась, и пришлось переводиться из новосибирского вуза в ташкентский, потому что муж проживал здесь.
В автобусе уже и пошевельнуться невозможно, а на каждой остановке в него втискиваются все новые и новые пассажиры. Алла с трудом удерживалась за поручни, чтобы не упасть на щупленькую старушку-узбечку, обрядившуюся в платье с золотыми нитями, седые косы ее были спрятаны под капроновый платок, тоже разрисованный золотом. Платок был завязан узлом не впереди, возле подбородка, а сзади, под волосами. Старушка занимала место на краю сиденья, как раз возле Аллы.
Особенно трудно девушке приходилось, когда кто-то из пассажиров начинал протискиваться сквозь толпу к выходу, работая локтями и норовя раздавить любого, кто мешает пройти. Алла только сдавленно охала, изо всех сил вжимаясь в свободное пространство между сиденьем и сверкающей золотом старушкой. А та, соответственно, вжималась в скамью. И обе жалели о том, что не резиновые, а следовательно, и синяки остаться могут.
Слева от Аллы стоял мужчина лет тридцати пяти, симпатичный узбек. Без бороды и усов, не в полосатом национальном халате, а в современной одежде: рубашка с коротким рукавом, брюки кофейного цвета, все в тон, и к тому же, наглажено. Никакой тюбетейки на голове. Зато в руке – коричневая кожаная папка, которую он без конца перекладывал то под мышку, то в другую руку, то прижимал к груди. И при этом искоса поглядывал на Аллу.
А та снова вспомнила привязчивого Борьку и слегка улыбнулась. Даже подумала невзначай, осторожно: а не поспешила ли с выбором? Может быть, не стоило так рано выходить замуж? Ведь ей всего лишь восемнадцать! А Борька Ясевич такой симпатичный! И тоже приехал из Новосибирска. Судачили, что он там сессию завалил, вот родители и перевели его к себе поближе, в ташкентский политех, не то мог бы и в армию загреметь.
В это время золотая старушка вдруг испуганно дернулась на месте, будто ее скорпион ужалил, соскочила со скамьи и бросилась пробираться к выходу.
– Садитесь, – наклонившись к уху Аллы, шепнул ей сосед слева.
Девушка вопросительно посмотрела ему в глаза: ведь в автобусе много пожилых людей, а она молодая, постоит.
– Садитесь! – настойчиво повторил сосед и слегка подтолкнул ее к сиденью.
И тут автобус сделал резкий крен вправо, люди, не удержавшись, завалились на сидящих в правом ряду. И в мгновение ока Алла оказалась на сиденье. Даже сама не поняла, как успела не упасть, а сесть, сделав чуть ли не акробатический поворот!
Теперь симпатичный сосед старательно опекал ее, загородив от толпы. Алла немного смутилась, но виду не подала. «Настоящий мужчина!» – с восхищением подумала она. Да и как иначе? Весь его вид говорил о том, что это человек поистине благородный, прекрасно воспитанный. «Интересно, кто он? Дипломат? Преподаватель вуза? Начальник какого-нибудь предприятия?» Но мысли о замечательном человеке быстро укатились в сторону, поскольку их место вытеснили приятные воспоминания.
Сегодня, когда Алла уходила с лекции из большой аудитории, где сиденья располагались амфитеатром, она вдруг увидела на столе клочок бумаги, на котором было написано крупными буквами:
«А у жены генерала на руке браслет из Au».
«Да это же обо мне!» – мгновенно догадалась Алла. Надо же! Она и не предполагала, что за глаза ее называют женой генерала. Ведь ее муж обычный лейтенант! Да и браслет на ней мамин. Он действительно кажется золотым, хотя на самом деле всего лишь покрыт позолотой. Зато муж купил ей лаковые туфельки красивого бордового цвета, миниатюрные, узконосые, на тонком, как ножка фужера, каблучке. Алла не без гордости выставила носок туфли, полюбовалась на бантик с золотистой брошкой.Туфли немного запылились, но блестели нарядно.
На сиденье было так хорошо, по сравнению с давкой в толпе, что Алла расслабилась и чуть не проехала нужную ей остановку, где предстояло сделать пересадку на маршрутку. Она встала со своего места. Симпатичный сосед попытался посторониться, чтобы пропустить ее, и это ему ненадолго удалось. Она сделала шаг, но пассажиры сзади внезапно хлынули вперед, тем самым превратившись в агрессивный таран, толкнули соседа Аллы, и тот нечаянно наступил ей на ногу.
– Ай! – вскрикнула девушка.
В следующий момент человеческий поток устремился к раскрытым водителем дверцам, и Аллу вынесло из автобуса. Словно пробка вылетела из бутылки шампанского. В первую же секунду девушка машинально глянула себе под ноги, чтобы не оступиться, не угодить в какую-нибудь рытвину на асфальте, и обомлела. На одной туфельке банта не было. Именно на той ноге, на которую наступил симпатичный сосед!
А он уже стоял перед ней и смущенно смотрел на ее искалеченную туфлю. Алла не успела произнести ни звука.
– Пойдемте! – умоляюще заговорил он. – Здесь, за поворотом, совсем недалеко отсюда, обувной магазин. Я сейчас все сделаю. Не расстраивайтесь. Ведь это моя вина.
– Что вы! Не надо! – пролепетала Алла не слишком уверенно.
Все-таки ехать через весь город в испорченной обуви… Что о ней подумают люди? Да дело не только в них, она сама не может ходить в таком виде! Но у нее не было денег на новые туфли! К тому же, эти были совсем новые…
– Пойдемте! – снова предложил мужчина. – А то меня совесть замучает! И, взяв ее за руку, потянул в сторону магазина.
Алла высвободила свои пальчики, но все же пошла за своим спасителем. В самом деле, ведь это его вина! И к чему тут стесняться? Благородный человек именно так и должен поступить!
Магазин оказался, можно сказать, под боком.
– Подождите меня здесь, – сказал ей мужчина. – Я сейчас. – И, внезапно обернувшись, уже с крыльца, предостерег: – Никуда не уходите! Прошу вас!
Алла озабоченно кивнула.
Через несколько минут он выбежал из магазина.
– Забыл спросить: у вас какой размер обуви?
Девушка назвала.
– Может быть, зайдете померить?
Померить, конечно, стоило бы, но как она будет мерить рядом с чужим мужчиной? Что о ней подумают окружающие, когда он будет оплачивать туфельки? Ведь у нее есть муж, молодой, красивый… Алла отрицательно покачала головой. Она уже корила себя за свою уступчивость. Но, с другой стороны, туфли-то ей нужны! И не она виновата, что так случилось!
А спаситель уже шел к ней, радостно улыбаясь, и прижимал к груди картонную белую коробку. Свою кожаную папку он зажал под мышкой.
– Вот, смотрите, – он раскрыл перед ней коробку, и она увидела симпатичные туфельки – бордовые, как и у нее, и с бантиками, хотя и без брошек.
Ее собственные туфли, конечно, были лучше, но и эти были ничего.
Мужчина стоял возле нее, продолжая счастливо улыбаться. И, наверное, ощущал себя Принцем из знаменитой сказки, нашедшим, наконец, Золушку.
– Поедемте сейчас к вашим родителям, – вдруг произнес он. – Я им все объясню.
– К родителям? – удивилась Алла.
При чем здесь родители, ведь они живут в другом городе! В Ташкенте у нее только муж!
– Я замужем! – просто ответила она.
– Замужем? Как замужем? – опешил Принц.
Она подняла руку, на которой блеснуло обручальное кольцо.
Надо было видеть, как менялось выражение лица у этого человека. И вот уже из добродушной улыбки появилась гримаса, в которой угадывались разочарование, ужас и что-то еще, весьма неприятное, от чего Алла съежилась и сделала шаг назад.
Не сказав на прощание ни слова, мужчина бегом бросился в магазин, унося с собой коробку с лакированными туфельками.
«Пошел сдавать обратно! – поняла Алла. – Вот тебе и муки совести…»
Ей стало стыдно за себя, за свои глупые мысли о благородстве. Тихо повернувшись, она направилась к остановке автобуса, не сразу сообразив, что идет не в ту сторону. Ведь ей нужно было идти к маршрутке, стоянка которой была за поворотом трамвайных рельсов, по соседству с целым выводком киосков, в которых продавалась сувенирная мелочевка для туристов.
Но интуиция, как оказалось, вывела девушку именно туда, куда следовало. Потому что на автобусной остановке она вдруг увидела знакомую вещицу. Подняла – и чуть не рассмеялась от радости. Это был тот самый бантик! Густо присыпанный пылью, но целый, не ободранный, и даже брошь осталась на месте! Значит, можно пришить! И туфелька снова будет, как новая!
«Только зря потеряла время», – с досадой подумала она о мужчине, которого чуть было не приняла за Принца.
ЯКОВ ШАФРАН
Яков Шафран – Член Академии российской литературы, Российского Союза писателей, Союза писателей и переводчиков при МГО СПР. Лауреат всероссийских литературных премий: им. Н. С. Лескова «Левша» и «Белуха» им. Г. Д. Гребенщикова, лауреат премии русских писателей Белоруссии им. Вениамина Блаженного. Заместитель главного редактора — ответственный секретарь литературно-художественного и публицистического журнала «Приокские зори», главный редактор альманаха «Ковчег» журнала «Приокские зори», член редакционных советов: Вестника Академии российской литературы «Московский Парнас», музыкально-поэтического альманаха «На лирической волне» (Тула, журнал «Приокские зори») и музыкально-литературного альманаха «Тульская сторонка». Живет в Туле.
БЕРЕЗОВАЯ РУСЬ
***
Серые тени и серые будни,
Серый наш завтрашний день.
Однообразные серые блудни,
Вечная серая лень.Бедная Родина, стала ты серой,
Как придорожная пыль.
И не измерить и точною мерой
Всех, превратившихся в быль.Это судьба ли, иль просто ненастье —
Не было б только грозы!
Серое, может случиться несчастье —
Вспыхнет, как связка лозы.Армагедон пусть останется Небу,
Нас пусть минет стороной.
В каждой записке на нужную требу —
«Боже, пошли нам покой!»***
Время ненастное, небо туманное,
Дождь моросит без конца.
Где же ты, солнце, и лето, желанное —
Осень уже у крыльца.Поле, бесхлебное, поле, заросшее
До горизонта травой,
Поле в ознобе стоит все, промокшее,
Тешит лишь цвет луговой.И ветерка даже нет дуновения,
Клонит природу ко сну.
В зыбкое утро, в его откровения
Душу свою распахну.Что же готовит нам время осеннее,
Что же готовит земле?
Только надежда — грядет воскресение
Наших полей по весне…***
Бледнеет небосвод, сереет роща,
Березы с полутьмой слились.
Луна за тучами лучи полощет —
Беззвездна сумрачная высь.Не спится мне, под утро нет покоя.
Пройдусь, хотя еще темно.
В поре такой есть что-то колдовское,
Как будто в мир иной окно.Иду, стволы берез рукой лаская
И взором — розовый восток.
И видится душе: там жизнь иная,
Живительной воды исток.***
Проста березовая роща,
Как вся березовая Русь.
Что может быть милее, проще?
Но отчего на сердце грусть?Давно на рощу точит зубы,
Давно уж глаз свой положил
Богатый многоликий зубр —
Готов построить сотню вилл.Что может быть сегодня проще?
Но отчего на сердце грусть? —
Проста березовая роща,
Как вся березовая Русь…***
Прижмусь к березе — славно, благодать! —
В ней жизнь гудит кипуче, неустанно.
И, будто в детстве мне природа-мать,
Готова залечить любую рану…***
Уж в роще темно, догорает тоскливо
Заря меж березовых крон.
И следом за ней наплывает лениво
Ночной продолжительный сон.Но птицы, смириться со сном не желая,
Хвалебную песню поют.
И песня несется от края до края,
В любви провожая зарю.***
Кто счастье ищет неустанно,
Меняя страны, города,
Игрушкой стал в руках обмана,
И жизнь такая — суета.А счастье — солнца луч рассветный,
Сиянье россыпей росы,
И птичий певчий хор приветный
Среди березовой красы,И сказочное многоцветье
Осенних радостных картин,
И серебро в закатном свете
Дрожащих тонких паутин,И ветви, инеем покрыты,
И снег — от неба благодать,
Мороз забористо сердитый,
И речки ледяная гладь,И звезд смиренное мерцанье
Из беспредельности в ночи,
Любви божественной дыханье —
Лишь «тихо чувствуй и молчи»,Алмазная капель весною,
Бурливо звучные ручьи,—
Все это счастье мне земное,
Крупицы радости мои.Еще: в покое и довольстве
Народ бы наш российский жил
И креп, и расцветал в потомстве,
И счастлив бы вовеки был.И не нужна страна другая,
Других не надо городов,
Была бы ты, моя родная,
Земля мечтаний и трудов!***
Речка, косогорье.
Дальние поля.
Ближнее подворье —
Милая земля.Милая Россия,
Милая земля,
Ты моя стихия,
Ты моя семья.Городами, селами
Мне б пройти твой свет,
Видеть их веселыми,
Слать любви привет.Старые и главные
Песни петь и петь,
Чтоб деянья славные
Не кончались впредь.Время тихо катится.
Взор стремится ввысь.
Прочь все неурядицы,
Чтоб мечты сбылись!
СЕРГЕЙ ДАШТАМИРОВ
Сергей Даштамиров – поэт, прозаик, журналист, издатель и главный редактор литературно-художественного альманаха «Донская сотня». Автор пяти сборников стихов и прозы.
Проживает в Ростовской области.
ФРАНЦУЗ
История, которую я хочу вам рассказать, и персонажи, присутствующие в ней, полностью вымышлены мною. А может быть, и нет… Во всяком случае, эта история вполне могла иметь место в нашей жизни. А может, и случилась… Возможно, оглядевшись, по сторонам, вы узнаете этих персонажей. А может – себя!
Короче! Я рассказываю, а вы решайте: что здесь правда, а что вымысел. Скажу только, что для большей достоверности моего повествования я буду постоянно находиться в непосредственной близости с моими героями.
Помню, случайно познакомился с ними в конце 70-х в одном из областных центров.
…Июль. Жара. Пятница. Конец командировки!
Говорят, есть такая примета, что всё хорошее начинается в пятницу – во второй её половине. Покончив с делами, решил поужинать. Зашёл в небольшой ресторан, что был поближе к гостинице. Это плавучий ресторан «Волна» на набережной – очень популярный у местной молодёжи.
Здесь же несколько столиков заняла группа студентов. Они что-то дружно и весело отмечали. Один, похожий на Есенина, читал стихи – скорее, собственного сочинения. Ему дружно аплодировали и просили: «Володя, ещё!..»
Потом вниманием компании овладел другой молодой человек. Он произнёс какой-то остроумный тост, добавив общего веселья. Затем стал одну за другой рассказывать увлекательные истории, всё больше и больше приковывая внимание к собственной персоне. Нет! Это не было его самоцелью: всё получалось само собой. Высокий, поджарый, с длинными тёмными волосами «под битлов», он был несколько старше других в этой компании. Несколько непропорциональным было его вытянутое, бледное лицо, украшенное мушкетёрскими усиками. Он говорил с французским прононсом, вернее сказать, сильно картавил и порой трудно было разобрать его речь… Но это усиливало образ мушкетёра… Да, молодой человек очень походил на Михаила Боярского из только что вышедшего на экраны сериала «Д`Артаньян и три мушкетера»…
В какой-то момент девушка, сидевшая с подругой за самым ближним ко мне столиком, вышла к музыкантам и попросила микрофон. Она запела.
Что же она пела?.. Что пела?.. Не помню… Да это и неважно! Я просто залюбовался ею… Худенькая, стройная, изящная, с открытым высоким лбом, с туго затянутыми иссиня-чёрными волосами, забранными сзади в косу – редкость уже в то время – она держала в тонких своих музыкальных пальцах микрофон и заполняла зал чарующим голосом.
У девушки были огромные чёрные глаза с длинными ресницами, красивый рот и губы, зовущие к поцелую… Было в её облике что-то испанское!
Вот, галантно став на колено у ног её, парень, похожий на Есенина – тот, который Володя, – преподнёс девушке крупную алую розу… Что скажешь? Поэт! Та, рискуя уколоться шипами, быстро вставила розу в волосы – Кармен! Да, у меня не осталось сомнения: это была Кармен!
Кармен исполнила ещё одну песню «на бис» и вернулась за свой столик.
– Здорово, Танечка, ты пела! – встретила её подруга. – Жаль, что ты впервые с нами, затворница наша.
– Никакая я не затворница, Наташа! И в общественной работе в институте участвую, и в самодеятельности… А ещё учёба, чтобы «хвостов» не было… И дома дел полно, маме помочь надо. Мы ведь вдвоём живём: папу похоронили, когда я ещё в третьем классе училась.
– А говоришь, не затворница! Мы ведь об этом и знать не знали, – отвечала Наташа. – А знаешь, подруга, мы в следующую субботу у меня собираемся, приходи! Познакомлю тебя с интересными людьми. Вон тот, например – она указала на «француза», окружённого плотным кольцом заинтересованных слушателей. Похоже, он был в ударе!
– Этот?.. – сморщила носик Татьяна. – Не-а, мне некогда…
– Да ты не смотри, что он страшненький! Он – обаяшка! Все девчонки наши по нему сохнут… Он, правда, старше нас. Работает инженером… – Наташа прикрыла губы ладошкой и наклонилась к уху подруги. Посмотрев по сторонам, прошептала: – На оборонном предприятии…
– А Володя будет? – поинтересовалась Татьяна, кладя розу, подаренную парнем, на стол.
– Володя?.. А, ты про нашего Пьеро? Нет – он весь в своих стихах… Хочешь, я вас прямо сейчас познакомлю? – и, не дожидаясь ответа взмахнула рукой, позвала: – Жень… Женя!.. Иди к нам.
Мушкетёр быстро откликнулся и подошёл к девушкам.
– Знакомьтесь: моя подруга Татьяна Ларина. Просим за наш столик!.. – Наташа жестом указала на свободный стул.
– О! Та самая Татьяна?! Прелестно!.. – искренне изумился молодой человек. – Евгений… Эжен Лизьен! – представился он, коротко кивнув головой, и мне послышался при этом звон его шпор.
«И впрямь – француз!» – в свою очередь изумился я. События за соседним столиком развивались стремительно.
Евгений присел на указанное ему место и завёл разговор. Он о чём-то живо рассказывал, страшно картавил при этом, и его «французский прононс» мешал понять, о чём идёт речь…
Впрочем, это меня вовсе не интересовало. Я с огромным любопытством и, не скрою, с определённым наслаждением наблюдал за тем, как менялось выражение лица Татьяны.
Её изначальное равнодушие, с которым она восприняла желание подруги познакомить их с Евгением, подчёркнутая отстранённость при его появлении за одним столиком постепенно таяли ровно с того момента, как наш француз «открыл рот»…
Татьяна была увлечена!
Евгений легко напросился проводить девушку домой, и я последовал за ними, нисколько не рискуя быть замеченным. Мне было интересно это «кино»! Да разве в кино такое увидишь!?
В полупустом трамвае мы долго ехали через весь город.
Я люблю ездить в трамвае, слушать, как он позванивает, поскрипывает и повизгивает на поворотах. Мне нравится наблюдать, как за окном куда-то спешат люди, мигают светофоры, весело играют неоновые огни рекламы.
«Так же сегодня играли огни светомузыки в глазах Татьяны, когда она пела в ресторане», – вспомнил я и посмотрел на молодых людей, сидящих через скамейку напротив.
Они увлечённо беседовали, не замечая никого вокруг…
Может, это любовь? Бывает же так – с первого взгляда! Может быть… Но что-то общее объединяло этих, симпатичных мне, молодых людей… Наверное, я просто вспомнил себя в их романтическом возрасте.
А общего между тем оказалось много…
Из отдельных обрывков разговора я понял, что Евгений тоже рос без отца, никогда его не видел и ничего о нём не знает. Мама давно умерла, а живёт он с бабушкой – ветераном тылового фронта, в квартире, которую ей выделили от завода. Бабушка рассказывала внуку, что во время войны она была эвакуирована в этот город на Волге из Одессы. Девчонкой рыла окопы, точила снаряды на заводе… Так здесь и осталась… Здесь и дедова могила…
Татьяна своего отца помнила живым. Он был инженером-строителем, строил атомные электростанции. Успел построить «кооператив» (так тогда назывались добровольные объединения граждан для совместного строительства жилых домов за свой счёт) и умер. Теперь Татьяна с мамой, она рентген-лаборант, живут в трёхкомнатной квартире, оставшейся после отца…
Общей у молодых людей была любовь к театру и к музыке.
Татьяна пела в институтской вокально-инструментальной группе, участвовала в концертах, побеждала с группой в городских и областных конкурсах.
Евгений не пел: его страсть – электрогитара, музыкальные инструменты, магнитофоны и… книги! Он любил читать, выстаивал очереди на подписные издания…
Он как раз рассказывал Татьяне, не скрывая восторга, о последнем подписном издании, которое ему удалось достать, когда трамвай достиг конечной остановки.
Мы проехали!
Пришлось пересаживаться на встречный трамвай, чтобы возвратиться обратно на три трамвайные остановки. Татьяна жила в самом центре города. Евгений пошёл провожать девушку, а я отправился в гостиницу.
…Возможно, я никогда больше не вспомнил бы об этой паре, феерическом развитии их знакомства, свидетелем которого мне довелось стать, если бы через пару лет судьба снова не занесла меня в этот приволжский город.
Каким-то чудом я оказался на той самой трамвайной остановке, на которой когда-то расстался с нашими героями. Но ещё большим чудом для меня оказалась новая встреча с ними!
Евгений и Татьяна выходили из трамвая, в который я собирался войти. Я сразу узнал их, весёлых и жизнерадостных, – за два года они не успели измениться.
Евгений задержался, чтобы вытащить из трамвая детскую коляску. Какой-то военный помог ему. А Татьяна поджидала неподалёку. Я не сразу заметил ребёнка у неё на руках. Розовое одеяльце подсказывало: у них дочка!
Я порадовался за молодых, и хорошее настроение не покидало меня в течение всей командировки.
Служебные командировки в этот город случались часто, так что я был достаточно осведомлён о полюбившейся мне супружеской чете.
Ещё через пару лет у Евгения и Татьяны появилась голубая коляска. Мальчишка ехал в ней, почмокивая пустышкой, а девочка вприпрыжку шла рядом, держась за мамину юбку.
За это время Евгений пошёл на повышение по службе, возглавил какой-то спецпроект; Татьяна, окончив вуз, получила редкую специальность и теперь возглавляла отдел в Облисполкоме.
Квартирный вопрос их, разумеется, был решён: тогда государство худо-бедно заботилось о специалистах такого уровня. Да разве только о них? Система была – государственная!
И ничего смешного я не сказал! Что вы ухмыляетесь, молодой человек?!..
В одну из таких поездок зашёл я случайно в тот самый «поплавок» на набережной – в ресторан «Волна». Впрочем, не зря говорят о закономерности случайностей!
Сижу за столиком, кофеёк попиваю после трудов праведных, просматриваю свежую «Правду». На первой полосе материалы Апрельского Пленума ЦК КПСС с провозглашением «курса на перестройку и ускорение»…
– А кого перестраивать, Володя? – услышал я знакомый голос.
Неподалёку от меня расположилась компания из четырёх молодых людей. Евгения и Татьяну я узнал сразу. Третьего выдавал есенинский вьющийся чуб. Рыжеволосая девушка в голубом платье сидела ко мне спиной…
– Я, например, запросто могу перестроить гитару, – продолжал Евгений, – с семиструнной – на шестиструнную… Могу ещё что-нибудь перестроить: инженер, говорят, я неплохой… Зачем мне себя перестраивать, скажите? Я хочу оставаться самим собой – и всё тут!
– Тихо, Жень, люди кругом, – попыталась урезонить супруга Татьяна.
– А что? – не унимался тот. – У нас гласность! Гласность у нас, понимаешь? Говорю что хочу… А люди – люди у нас хорошие, замечательные у нас люди!
– Наташа, ну ты ему скажи…
«Ага, рыженькая – это та самая подруга Татьяны, познакомившая её с Евгением несколько лет назад в этом ресторане, в моём присутствии», – вспомнил я наконец!
– Ребята, Таня права, – поддержала Наташа подругу. – Женя, Володя, нам пора, а то договоримся здесь до неприятностей…
Володя тем временем уже рассчитывался с официантом.
Они ушли. А я не мог понять, что произошло. Мне ещё не доводилось видеть Евгения в таком взвинченном состоянии.
В этот вечер сознание не подсказало мне ответа на возникший вопрос…
Старшее поколение говорило о «роковых сороковых», терпело и героически преодолевало трудности: «лишь бы не было войны»… На том и стояли! Строили коммунизм и верили в светлое будущее.
На наши головы обрушились «лихие девяностые»…
Точнее сказать, «махровые девяностые», когда рухнула не только Великая Держава, но и несбывшиеся мечты о светлом будущем.
А вера осталась! Снова не ропщем, терпим, надеемся… «лишь бы не было войны?!»
В ту войну не было в стране ни одной семьи, которой бы она не коснулась своим чёрным крылом.
Так же и «перестройка», «лихие девяностые»… Одни стоически терпели, другие – разворовывали, что плохо лежало, и обогащались. А плохо лежало всё!
…Однажды Евгений пришёл домой позже обычного и слегка навеселе. Татьяна уже уложила детей спать и ждала его к ужину.
– Что случилось, Жень? – спросила она мужа, не дождавшись, пока тот вымоет руки.
– Какие у тебя красивые глаза… – уклонился от ответа Евгений. – Дай я их поцелую…
– Ну тебя, перестань! Я же чувствую… Признавайся, что случилось?! – Татьяна сделала строгие глаза и ждала ответа.
– Ничего не случилось, с чего ты взяла? Успокойся! И не смотри на меня так, Танюш!.. Впрочем, да, случилось. Можешь меня поздравить: я свободный человек!
– Свободный от чего? Или это я тебя держала в неволе?
– Что ты, любимая! Твой плен мне в радость! Тут дело вот в чём… Завод наш приватизировали. «Трактора», которые проектировал мой отдел для Минобороны, продали под видом металлолома зарубежным «партнёрам», а твой муж стал свободным от наскучившей работы.
– Это плохая новость… – озабоченно произнесла Татьяна. – Но ничего, родной, прорвёмся! Я же пока не безработная!.. Маму к себе заберём, будем квартиру сдавать, если что…
– Есть и хорошая…
– Интересно! Какая?
– Ты не поверишь, но можешь меня поздравить!
– Уже один раз поздравила…
– Нет, серьёзно, поздравь: я теперь не сирота!
– Жень, не пугай меня… Мама твоя, что ли, воскресла?.. У тебя с головкой всё в порядке?
Татьяна, не на шутку испугавшись, пощупала лоб мужа. Евгений улыбнулся и ответил:
– Да не сбрендил я: мой отец нашёлся!
– Ни фига себе! – вырвалось у Татьяны. – И где же… как же ты его нашёл?
– Да не я его нашёл. Он – меня! Через какое-то Агентство… Приглашает к себе на ПМЖ!..
– Куда-куда?
– На ПМЖ – постоянное место жительства в США!.. Рванём?!
– Какая к чёрту Америка! Ты что охренел, что ли? Нет, у тебя, Женечка, точно крыша поехала! Да у меня здесь всё: работа, дом, мама… могила отца, наконец! И у тебя – тоже! Ты об этом подумал?
Евгений как-то обмяк, присел, сгорбившись, на край стула и задумался.
– Твою маму и мою бабушку мы возьмём с собой, – наконец озвучил он свою мысль.
– А у них ты спросил?
– Спросим, конечно. А на могилки родных будем приезжать…
– А где мы работать будем, на что жить, спрашивается?! Наконец, где дети будут учиться?..
– Отец поможет: у него бизнес…
– Постой, постой!.. – Татьяна неожиданно рассмеялась и, потрепав мужа за щёку, с добродушной улыбкой сказала:
– Ну и дурак же ты у меня, Жень-Шень, хоть и умным кажешься! Какое, говоришь, Агентство тебя нашло? Сейчас столько проходимцев-аферистов расплодилось, а ты, умный, – повёлся! Ду-ра-чи-на-а-а! Фух! Аж отлегло…
– Да всё вроде бы чин чинарём! Приходил представительный мэн, показал докуметы… Агентство – в Нью-Йорке, там отец живёт… Названия не запомнил, но занимаются налаживанием связей с евреями зарубежья…
– А ты тут с какого бока? Ты разве еврей?..
– Нет! Никогда себя евреем не чувствовал… – растерялся Евгений. – Но раз папа – еврей, выходит, я – тоже… Я за Интернационал… Не антисемит… – и он снова сник.
– Ладно. Поздно уже! Пошли спать! – смилостивилась Татьяна. – Утро вечера мудренее…
…Ночь была бессонная. Оба ворочались, борясь с назойливыми мыслями…
– Знаешь, Жень, – сказала за завтраком Татьяна, – а поезжай, раз приглашают, осмотрись. Ты же, говоришь, – свободный человек. И не сирота, слава богу, теперь. Я-то знаю, как это: с отцом и без отца. А ты своего даже не видел. Поезжай, а там будем решать… Тебе решать: как решишь, так и будет.
Евгений с удивлением взглянул на жену, не веря своим ушам.
– Что смотришь так?.. Я – жена твоя законная, судьба моя такая: «Быть вместе в радости и горе, в бедности и богатстве, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас». Обещала ведь, забыл?
Евгений вернулся из Америки через три месяца.
– Там совсем другая жизнь, другой воздух! – делился он впечатлениями.
Татьяна ждала, когда муж объявит о принятом решении. А Евгений рассказывал историю за историей, очень отдающие Голливудом. Иногда вставлял в речь американо-английские словечки, как когда-то щеголял французскими. Для Татьяны он по-прежнему оставался её «французом Эженом», покорившим с первой их встречи, но чувствовался лёгкий налёт «янки». Он всё ещё был её «мушкетёром», но вновь приобретённые манеры были ковбойскими…
Евгений всё время, пока «присматривался к Америке», работал в магазине отца. Торговля магнитофонами, оргтехникой, радиотелефонами – что тогда у нас было в диковинку – шла не очень бойко, но доход приносила. Напрягаться особо не приходилось.
Очередная история особенно веселила рассказчика. Евгений заразительно смеялся, вспоминая, как однажды в полдень, когда редкий посетитель мог заглянуть в магазин, он спокойно попивал прохладное пиво, задрав ноги на стол: решил немного расслабиться. Вдруг дверь распахнулась, и ворвались трое чернокожих – в сомбреро, чёрных масках и с кольтами, наставленными на Евгения.
– С настоящими кольтами! Представляешь, Танюш?! Три часа я пролежал мордой в пол, боясь шелохнуться! А эти «ковбои» забрали всю выручку, правда, небольшую, и часть товара… Когда пришёл отец, разговор был неприятный… Полицию вызывать не стали: бесполезно, как сказал отец.
И он снова рассмеялся. Татьяне было не смешно.
– Ты что решил? – спросила она.
– Конечно, едем! Что за вопрос? – был ответ. – Еврейская община поможет оформить загранпаспорта, визы, статус политических беженцев…
– Политических беженцев?..
– Ну да! Так легче будет на месте обустроиться. И пособие какое-то оформят…
Больше в этот вечер Татьяна ничего не спрашивала.
Сбор справок и оформление необходимых документов, действительно, много времени не потребовали. Да и препятствий никаких не было. Только коллеги по работе в Облисполкоме недоумевали: «Ты что, Татьяна, с ума сошла? В Америку – это чёрт те где! Чем тебе тут плохо?»
Татьяна только уклончиво улыбалась в ответ, пожимая плечами: «Вы же знаете: муж – иголка, жена – нитка. Куда иголка, туда и нитка!» А у самой на душе кошки скребли…
Повозиться пришлось с продажей недвижимости. Решили продать все три квартиры: свою, Таниной мамы, бабушки Евгения. Три трёхкомнатные квартиры в самом центре. Покупатели, конечно, нашлись сразу, но надо было не продешевить…
И вот их самолёт приземлился в Нью-Йоркском аэропорту.
Яркое июльское солнце освещает фигуры новоявленных эмигрантов из России. Впереди на правах главы семьи – довольно улыбающийся Евгений. Он идёт уверенным шагом, держа за руку пятилетнего сынишку Дениса, следом – Татьяна, рядом с ней старшая дочь Инна. Замыкают процессию, чуть поотстав от них, две знакомые нам старушки – мама и бабушка.
Они уже прошли контроль, получили багаж, и Евгений, как заправский гид, пояснял:
– Это аэропорт имени Джона Кеннеди. Он является главными воздушными вратами не только Нью-Йорка, но и всей Северной Америки…
Употреблённые рассказчиком «воздушные врата» выдавали его восторг.
– Обратите внимание на главное здание аэропорта – оно похоже на белокрылую чайку! Правда, красиво? Отсюда до Нижнего Манхеттена 19 километров: сорок минут на такси. Но отец обещал встретить…
Новая семья отца приняла их по-еврейски радушно. Стол был накрыт скромно, но достаточно торжественно. Познакомиться с неожиданно отыскавшимися родственниками ближе ещё предстояло.
На следующий день отец пригласил сына к себе в кабинет, чтобы объявить своё решение.
– Евгений, – сдержанно-деловым тоном начал он разговор, – ты мой сын, и на первых порах я тебе помогу… Община наша поможет снять в аренду жильё, уладить другие вопросы, а работать можешь пока в моём магазине. Два месяца, думаю, тебе хватит. А дальше, извини, решай проблемы сам: ты уже взрослый, глава семьи… Здесь такие порядки.
– Конечно, папа, – Евгению с трудом давалось это слово «папа» в обращении к человеку, с которым знаком всего-то три месяца. Да и не такого приёма ожидал он, рисуя радужные перспективы в своём воображении. – Спасибо. За это время мы с Татьяной устроимся на работу – не проблема: нас в Союзе считали хорошими специалистами! И деньги на первое время есть. Ты ведь знаешь, сколько мы от продажи квартир выручили?
– Знаю… – по голосу отца Евгений понял, что тот не разделяет его оптимизма. – Только ты не очень распространяйся об этом. Евреи умеют считать деньги. Понимаешь, эмигранты первой волны приехали из СССР с голой задницей, начинали с нуля – в отличие от вас! Не всё так просто.
– Понял, учту, – ответил Евгений и направился к выходу.
– Евгений! – раздалось вслед. – Сегодня тебе день на обустройство, а завтра с утра выходи на работу. Время – деньги!
– Хорошо. Что делать, знаю.
Впервые Евгений задумался, называл ли его отец хотя бы раз за эти три месяца сыном, и не мог припомнить: только Евгением, даже не Женей. Радость обретения отца стала слегка горьковатой. «Что ж! Надо спускаться с облаков: здесь вам – не там! – усмехнулся он про себя. – Время – не только деньги, оно покажет. Отступать некуда: мы теперь политические беженцы».
День прошёл в бытовых хлопотах. Устроились неплохо, места хватило и молодым и старым.
А утром Евгений пошёл на работу в отцовский магазин.
Два месяца, определённые отцом, пролетели как один день. Трудоустроиться не удалось: советские дипломы об окончании вузов не помогли ни Евгению, ни Татьяне. Дети, правда, в американской школе учились хорошо: здесь как раз советское образование пошло впрок. И английский Инна с Денисом освоили быстро. Евгений впал в глубокую депрессию, хотя всем видом демонстрировал полное удовлетворение своим новым положением: был весел, острил, колдовал над магнитофоном, наполняя музыкой окружающее его пространство…
Соседи по дому, заселённому исключительно выходцами из бывшего Союза, тоже вели подобный образ жизни, привыкая к новой родине.
Удалось сблизиться с еврейской семьёй из Ташкента: они были одного возраста и в чём-то совпадали по интересам и взглядам. Те приглашали к себе на узбекский плов, Лезнины – к себе на кулинарные изыски в исполнении Евгения.
С некоторых пор Евгений увлёкся кулинарией и никого не допускал в кухню-столовую, ставшую его территорией. Ему нравилось готовить, и это у него получалось. Женщины сначала противились, а потом привыкли.
Нередко они подолгу засиживались с соседями за вечерней трапезой под хорошее вино или коньячок и, сами того не замечая, ностальгировали…
Евгений упорно не хотел переучиваться на новую профессию. «Я – инженер! Хороший инженер, был руководителем проекта на оборонном заводе! Почему я должен переучиваться на оператора ЭВМ или менеджера продаж?» – думал он и не находил ответа. В отличие от детей, Евгению плохо давался английский язык, и это ещё больше подтачивало уязвлённое самолюбие.
Деньги, вырученные от продажи квартир в родном городе, постепенно таяли, приходилось экономить на всём. Хорошо ещё, что бабушки оформили пенсии – они и выручали семью «беженцев».
Упёртая по характеру в деда и способная к обучению – в отца, Татьяна освоила английский и компьютер, окончила колледж и поступила на работу в офис фирмы, в высотку на Манхеттене.
Оценив подвиг супруги, Евгений взял на себя все заботы по дому. Он всё ещё надеялся на помощь отца.
Однажды, придя с работы, Татьяна застала семейство при полном параде: ждали только её.
– И что у нас за праздник? – поинтересовалась она, увидев приготовленный букет и шампанское.
– Пойдём сестру поздравлять: она сегодня выписалась из роддома! Я и торт сварганил собственноручно! – ответил сияющий от радости Евгений.
– Вижу, и бабушки наши собрались, – вздохнула Татьяна. – Тогда идём поздравим, порадуемся вместе! Чай, не чужие…
…Порадоваться не пришлось.
– Сын, говорите? – спросил строгий секьюрити у входа в дом отца. – Как ваша фамилия?.. Но вас нет в списке приглашённых. Извините, сэр… Я не могу нарушать существующий порядок.
«Здесь такие порядки», – вспомнилась Евгению фраза отца, сказанная на следующее утро после их приезда. И другая: «Дальше решай проблемы сам». Холодная волна отчуждения окатила сознание. Растерянно и беспомощно смотрел он на сородичей, стоявших рядом.
– И что мы со всем этим будем делать? – развёл Евгений руки с тортом и шампанским. Букет держала дочь.
– Сами справимся! – пришла на выручку Татьяна. – Правда, девочки? – посмотрела в сторону бабушки и мамы. – Сам торт испёк, Женечка, сам и съешь! А мы поможем! – она весело рассмеялась и взмахом руки остановила мимо проезжавшее такси.
На следующий день Евгений пошёл искать работу. Он был готов на любую: мести дворы, чистить канализацию, разгружать вагоны… Нет, это не было отчаянием! Это было осознанным решением: сколько можно сидеть за женскими спинами и надеяться на помощь отца?!
Сначала прошёлся по магазинам на центральной улице Бруклина, потом подался на Брайтон-Бич. Здесь, в «маленькой Одессе», незнание английского не помешало (все вывески на русском языке), скорее даже помогло. Его взяли торговым консультантом. В магазин часто забредали русскоязычные туристы, не понимающие по-английски, тогда раздавалось: «Эжен! Тут к тебе пришли!» И Эжен – Евгений решил на работе использовать имя, которым он представлялся в далёкой молодости – Эжен приходил и разъяснял. Хозяин радовался такому работнику: благодаря Евгению, у него заметно вырос торговый оборот, увеличилась прибыль.
Татьяна пришлась ко двору в своей фирме, пережила несколько сокращений кадров: её деловые качества владелец фирмы ценил высоко. Бывшая завотделом облисполкома вскоре дослужилась до старшего менеджера фирмы.
Семейный бюджет несколько стабилизировался.
Через два года Инна окончила школу, поступила в бакалавриат. Денису предстояло ещё три года школьной жизни. В кругу друзей он выделялся своей шустростью и тем, что с гордостью носил красную футболку с белыми буквами на груди: «СССР».
И советский флаг висел у него на стене, над полкой с музыкальным центром. Музыка была главным увлечением, унаследованным от отца. После окончания школы Денис стал неплохо зарабатывать ди-джеем: купил хорошую технику, подобрал репертуар и стал весьма востребованным. Среди русскоязычной иммиграции были популярны советские хиты и ди-джей Дэн.
Татьяна получила очередное повышение по службе, добавку к жалованию и однажды, когда они остались наедине с мужем, завела разговор:
– Слушай, Жень, – сказала она, – тебе не кажется, что нам пора что-то менять в жизни?
– А что тебя не устраивает? – изобразил удивление Евгений и решил отшутиться: – Уйти от меня хочешь? Моложе и красивее меня нашла?
– Дурак ты, Женька!.. Куда ж я от тебя, такого умного? Я серьёзно… Сам подумай: дети уже взрослые, скоро у них появятся свои интересы… Тесновато будет нашему семейству. Мы уже пять лет платим за аренду квартиры чужому дяде. Может, возьмём кредит на квартиру?.. Своё жильё лучше…
– Да, любимая, я дурак, а ты у меня самая умная! – Евгений привлёк к себе жену и, нежно поцеловав, добавил:
– Давай так и сделаем. Я тоже об этом думал. Только надо найти более подходящую работу. Пойду, я тут присмотрел, на курсы механиков электроподъёмного оборудования метрополитена. Как думаешь, получится из советского инженера механик? А пока буду переучиваться, поработаю ещё Эженом.
В новую, более просторную квартиру перебрались уже через две недели. Вместо арендной платы за квартиру на них теперь висел кредит. Успокаивало одно: когда они его погасят, квартира станет их собственностью! Через двадцать лет…
Как-то к концу рабочего дня в магазине в очередной раз раздалось:
– Эжен!.. Тут к тебе пришли…
Евгений вышел в зал, чтобы дать необходимую консультацию покупателям. Спиной к нему стояли мужчина и женщина примерно его возраста. Они разглядывали что-то на прилавке и говорили по-русски.
– Здравствуйте, господа, чем могу быть полезен бывшим соотечественникам?
Пара обернулась на голос.
– Женька, ты?! – через мгновение взвизгнула рыжеволосая женщина. – Володька, узнаёшь? Это же наш Эжен!
– По полицейскому фотороботу не признал бы, но французский прононс выдаёт… Полысел, поседел, и в глазах нет былого огня… Вот так встреча! Ну здравствуй, старик…
– Здравствуй, поэт, я бы тебя тоже не узнал. Где твоя есенинская шевелюра?.. Здравствуй, Наташа!
…Через десять минут Евгений вёз давних друзей к себе домой. Он только заехал в магазин докупить продуктов. Даже Татьяне не позвонил: решил – сюрприз будет!
– Вот здесь мы и живём, – сказал Евгений, паркуя машину возле дома.
– Володя, смотри какое чудо! Это же «Победа»! Откуда здесь такой антиквариат? – воскликнула Наталья, увидев отъезжающее авто.
– Ты ещё на номера её посмотри! – отозвался Владимир, не скрывая восторга и изумления. – Очень символично!
На номерном знаке «победы» вместо цифр чернели буквы: «СТАЛИНГРАД».
– Денис приезжал, – пояснил Евгений. – Это его машина. Он у нас известная личность – популярный ди-джей. Кстати, неплохо зарабатывает, снял квартиру неподалёку от нас, живёт самостоятельно… Вот только жениться не торопится. Да и Инна тоже самостоятельная – в Майами живёт и работает. Тоже замуж не спешит: по американским меркам, в тридцать пять лет это не модно! – вздохнул и добавил с глубокой грустью: – Да ей уже тридцать восемь. Не знаю, дождёмся ли внуков?..
Татьяна вопросительно посмотрела на Евгения, пропуская гостей в узкую прихожую: он редко кого приводил в дом, не предупредив её. Муж хитро подмигнул, и в его глазах блеснули озорные искорки.
– Танюша, проводи гостей в гостиную, а я – на кухню, что-нибудь приготовлю! Не забудьте помыть руки…
В полумраке прихожей Татьяна не очень старалась рассмотреть лица гостей; она пыталась разгадать перемену настроения мужа: блеск, вновь появившийся в его глазах, и радовал, и настораживал одновременно.
Евгений прошёл на кухню; он не успел распаковать пакеты с продуктами, как женский визг, радостные возгласы и смех донеслись из гостиной до его слуха.
«Сюрприз удался! – не без удовлетворения констатировал Евгений и принялся чистить королевских устриц. – Приготовлю шримпы! Это быстро», – решил он, но предварительно поставил курицу в духовой шкаф.
Пока аппетитно шкворчали шримпы и зажаривалась в духовке курица, успел настрогать несколько салатов и сервировать стол на четверых. Заключительный штрих: в центре композиции – вино и коньяк!
Вскоре компания увлечённо делилась воспоминаниями, радуясь неожиданной встрече и поглощая угощения.
– Наташа, ты всё так же по линии микробиологии работаешь? – поинтересовался Евгений.
– Если бы я работала по специальности, дорогой Эжен… – она выразительно посмотрела на Татьяну, – давно бы уже Богу душу отдала! И сейчас не сидела бы с вами за этим столом.
– Приставка «микро» для Наташи не подходит, – пояснила Татьяна, успевшая пообщаться, с подругой, пока Евгений готовил стол. – Она теперь крупный бизнесмен, владелица сети бутиков… Можно сказать, олигарх!
– Правда, что ли? Так за это грех не выпить! – Евгений потянулся к бутылке с коньяком, пополнил рюмки.
– Олигарх в дырявых штанах! – буркнула Наталья. – Это я у Вовки научилась рифмовать. Смогла, чего уж тут!.. Есть сеть магазинов «Одежда»… Правда, до бутиков им, как до луны пешком!.. Но какой ценой, через что пришлось пройти!.. Не дай бог, ещё раз… Вы же, помню, в 95-м уехали? Беспредел у нас в самом расцвете был. Ни пожрать, ни… Мишка, девяти лет, на руках… Приходилось выживать. Где я только ни зарабатывала копейку: и санитаркой в больнице, и подъезды мыла, и сиделкой или нянькой у богатеньких «новых русских»… Злилась, скрипела зубами, терпела и приговаривала: «Когда мы разбогатеем, сынок, тогда мы то, тогда мы сё…» А он однажды возьми да и спроси: «Мам, а когда мы разбогатеем, ты дашь мне тридцать копеек на булочку?» Представляете, что я испытала в этот момент?..
Наталья запнулась, но вдруг залпом выпила коньяк и продолжила рассказ:
– А тут ещё Вовка пришёл: «Попал, говорит, я, круто попал!» Он тогда охранником к бандюгам устроился… Да какой из него охранник? Это теперь он вроде возмужал, а тогда – соплёй перешибить было можно!..
– Фирма одна была, – вступил в разговор Владимир, – тогда многие оргтехникой торговали, если не подержанными иномарками… Охраняли мы, я и ещё двое парней, склад с этим железом, IBM-PC… 286-е, кажется… Какая нам разница, что охранять, какая там модель!.. Среди ночи приезжает хозяин с двумя «братками» уголовного вида, у каждого по «калашу»… Вскрывают склад, а там – пусто!.. Подставили, что называется, по полной! Хозяин объявляет сумму, которую мы должны возместить, и срок – два месяца. «Не уложитесь, – басит один из братков, – вон, видите, дерево у забора? Сук на нём каждый выберет сам!..» Что делать? Я уже сук на том дереве присмотрел… Тогда-то моя Натуля и взялась за свой «бизнес»…
– Громко сказано – «бизнес»! – продолжила Наталья. – Надо же было тебя непутёвого спасать, чтобы Мишка сиротой не остался!.. Тогда многие этим занимались, челноками их называли… Вот и я рискнула. Продали, заложили всё, что могли, занимали и перезанимали под большие проценты, чтобы с долгами рассчитаться… Ездила в турляндию за шмотками и тут барыжили кожей, дублёнками… Тьфу! Жаргонные словечки привязались, будь они неладны! Точнее говоря, я ездила, а Володя торговал. Поборы на рынке были – мама, не горюй! К тому же, жрать дома особо нечего было, кроме «ножек Буша» изредка. Хорошо ещё, что бабушка в деревне: картошки, солений подбрасывала… Потом ларёк купили на рынке, супермаркетом назвали… – при слове «супермаркет» Наталья засмеялась, подложила в тарелку салат и добавила: – Слава богу, всё сложилось. Будем расширяться. Здесь по коммерческим делам были, вы-то как живёте?..
– Всё у нас супер! – Татьяна взглянула на Евгения. – Живём, работаем, дети устроены… Поездили по Америке, по Европе… Даже мама однажды в Дортмунде заблудилась, документы потеряла, пришлось через консульство восстанавливать… Сейчас у себя в комнате какой-нибудь сериал смотрит или российский телеканал… Кредит скоро выплатим. Правда, как Женину бабушку в прошлом году похоронили, на её пенсию рассчитывать не приходится… Ничего, поднапряжёмся, ещё лет пять – и рассчитаемся! А там можно и на пенсию, как говорится, с чистой совестью! – Татьяна озорно сверкнула глазами. – Давайте, ребята, выпьем за наши светлые воспоминания, за нашу дружбу!
Володя взглянул на часы.
– Через два часа самолёт. Наташа, нам ещё вещи надо забрать в гостинице…
– Я вас отвезу, – спохватился Евгений, – до аэропорта минут сорок езды…
– Лучше, если можно, вызови такси, Эжен, – возразила Наталья. – Ты же выпил… Мы весной теперь приедем, тоже по делам. Обязательно увидимся!
Такси приехало быстро.
Проводив друзей и помахав вслед жёлтому авто, Лезнины возвратились в квартиру. Долго сидели молча, не решаясь нарушить воцарившуюся тишину.
– Зачем? – взорвалась вдруг плачем Татьяна. – Зачем?.. Мне скоро шестьдесят – жизнь прошла! – Тише, Танюш, маму разбудишь… – обнял Евгений любимую, пытаясь успокоить. Он впервые за почти двадцать лет, проведённые в Бруклине, видел её слёзы.
– Как я устала… – всхлипнула Татьяна, и Евгений ещё крепче прижал её к себе.
Они не слышали, как мать вышла из своей комнаты и теперь, незамеченная, наблюдала эту сцену.
– Понимаешь, Жень, – донёсся до неё взволнованный голос дочери, – от них же пахнет Волгой!
– Я тоже почувствовал этот запах, – ответил Евгений.
Пожилая женщина тихо удалилась, прикрыв за собой дверь. Над океаном занимался рассвет.
НАТАЛИЯ ЕСИНА
Нью-йоркская поэтесса Наталия Есина родилась в Ташкенте. Там же окончила медицинский институт. В 1995 году эмигрировала в США. Печаталась в нью-йоркской и российской периодике. Ее стихи звучали на волнах радиостанций “Надежда”, “Наш голос”, и в передачах НТВ. Член союза писателей г. Москвы.
ЛОЗА
Грозди плотно сплетались
с виноградной лозою.
Мы с тобой целовались
предрассветной порою.
Мы бродили в те годы
в пенном летнем угаре.
Что нам долгие броды,
что лесные пожары,
что нам зависть людская!
Для любви все равно.
Если пена такая –
знатно будет вино!Я терпеньем и верой
то вино отфильтрую
от поступков неверных,
что мы делали всуе.
И рукою летящей
по долинам, глубинкам
наберу я пьянящих
для настоя травинок.
И настаивать буду
столько лет-передряг,
чтоб любовь, как в сосуде,
превратилась в коньяк.Я напиток коньячный
разолью в два бокала.
Захмелей же, мой мальчик,
и начнем все сначала.
Спелой гроздью сплетемся
мы с лозой виноградной.
Снова в юность вернемся
мы с любовью – отрадой.
ЛУНА И ЗЕМЛЯ
Над землёю парила
Золотая Луна.
О себе говорила
так хвастливо она:Я – такая, такая…
светом Солнца полна
Ночью путь освещаю,
Одним словом, Луна.Я – Земная загадка,
ведь одна сторона
вечно скрыта от взгляда,
потому что – Луна.Я бываю ущербна
и бываю кругла.
Календарь по мне – первый.
Одним словом, Луна.Я людей изменяю
в лунатических снах.
Волки все завывают,
потому что – Луна.Я – светило влюбленных,
и во все времена
мне поют восхищенно.
Одним словом, Луна.Я – в приливах, отливах,
в бурных водах сильна,
да и в девах красивых,
потому что – Луна.Я сезоны смягчаю
притяженьем одна –
ось Земли наклоняю.
Одним словом, Луна.Дело знаю отлично
потому что – Луна.
Мне за то, что циклична,
Земля много должна!– Ты с с Землей сводишь счёты?
Золотая Луна,
что без нас, без неё ты?
Никому не нужна.
МОНЕТКИ ПОД ВОДОЙ
Известно всем давным-давно
Поверье на Земле одно:
Свое желанье загадай
И в воду денежку бросай.
И та монетка приведет
К тому же месту через год,
Желанье сбудется потом..
Есть истина в поверьи том?Ведь может это – ерунда,
Как блеск луча на дне ручья?
Опустишь руку ты туда,
Лишь каплями стечёт вода…
Когда покинула Ташкент,
В прощальный памяти момент
Не бросила копейки я,
Хоть там остались дом, друзья.Лишь только слёзы пролились,
Монетками скатились вниз.
Желанья не было. И пусть.
А может, все же я вернусь?
Вернусь на миг, не навсегда.
Нет, всё же это – ерунда,
Как блеск луча на дне ручья.
Не опускай руки туда.
МАЭСТРО ДОЖДЬ
Дождь-пианист давал концерт осенний
По клавишам домов и площадей.
И тот концерт был вовсе не последним,
Но самым лебединым из дождей.По трубам водосточным, как в органе,
Хоралами расплескивался звук.
И радужное музыки сиянье
Описывало сцены полукруг.А яркие зонты, огни, трамваи
Покачивались музыке в ответ.
Маэстро Дождь, давай вдвоем сыграем
Какой-нибудь божественный концерт!
ПРЕДМЕТ ДЛЯ ПОДРАЖАНЬЯ РОЗА
Нас зрелость розы восхищает,
Но тайною влечет бутон.
Соперничеством ум смущает
Этапов жизни эталон.Еще пример для подражанья
В отпоре нам дает она
Тем, что обид во избежанье,
Шипами вооружена.Роскошно роза увядает,
И свой, предчувствуя конец,
Еще сильней …благоухает.
Какой для смерти образец!
ГВОЗДИКА
Гвоздика бархатной копною лепестков
Благоуханье нежно источает.
И для меня из всех земных цветков
Лишь красота гвоздики привлекает.Люблю ее за стройность стебелька,
За окруженье листьев эльфокрылых.
За то, что именно твоя рука
Подарком мне ее красу открыла.
На гвоздики похожи семена.
Вбивают их во все углы земные.
И ветрами в лихие времена
Не унесутся те ковры цветные.
АСТРЫ НА ЗЕМЛЕ
Длинная дорога
Позади меня
Было на ней много
Хлада, чем огня.
Долгие подъемы
И паденья вниз…
В общем, всем знакомо
Это слово, жизнь.И со мной любимый
Шел тот долгий путь.
Но все как-то мимо,
Рук не дотянуть.
Или впереди он,
Или позади.
А я все стремилась
Ближе подойти.Он глядел на небо,
Все искал звезду.
Выбирал он жребий
На мою беду.
Сколько сил я, крови
В жертву отдала
Для своей любови,
Но не сберегла.И не удержала,
Сколько ни борись.
Он в конце начала
Оттолкнулся ввысь,
Улетел ракетой
Ко своей мечте.
Далеко он где-то,
В звездной высоте…С ним мне было горько,
Без него – вдвойне.
Спрашиваю, сколько
Дальше слез лить мне?
Я не вижу тропки,
Некуда идти.
И прошу я кротко
Сверху посветить.Если нет, пусть прах мой
В землю упадет,
Осенью прохладной
Астрами взойдет.
Звезды – те же астры,
Астры на земле.
Пусть же не напрасно
Так любилось мне.
ПОЛЁТ НА РОЯЛЕ
Медленно на сцену выезжает
Однокрылый черный самолёт.
Им во фраке тихо управляет
Виртуозный трепетный пилот.Открывает карту навигаций,
Проверяет каждую педаль,
Чтобы вдоль по нотам разбежаться
И поднять людей куда-то вдаль.Консонанс аккордов многозвучных
Заведёт таинственный мотор.
Прямо к небу сквозь дожди и тучи
Нас помчит рояля струнный хор.Все законы красок отвергая,
Ведь у клавиш – чёрно-белый цвет,
Радугу оттенков извергает
Щедрый музыкальный инструмент.Перед нами города и страны,
Множество сюжетов, как в кино.
Черный самолётик деревянный…
А пространства в нём – полным-полно.
НАСТРОЙКА ГИТАРЫ
У гитары женская фигура,
К совершенству тяга не пройдёт.
Развивайте рук мускулатуру,
Нежность тоже очень подойдёт.
У гитары женская головка.
Валики, как будто бигуди.
На колки накручивайте ловко
Струны с шеи-грифа и груди.Самый точный лад на шее – пятый.
С пятого настрой, как от нуля.
Первая струна на нём прижата
Звонко пропоёт вам ноту «ля».
Ставьте на струну вторую пальцы,
Разожмите первую струну.
Вы должны немного постараться,
Чтобы ноту пели те одну.Главное- поймайте настроенье
Чтобы струны пели ноты в лад
Избегая тона отклонений,
“Наструненья” звуков невпопад.
Продолжайте дальше в том же духе,
И настройка выйдет высший класс,
Тренируйте уши, голос, руки,
И гитара не обманет вас.Чтобы у гитары тело пело,
Прямо в душу звук её проник,
Правою рукой ласкайте смело
Через струны круглый голосник.
Не спеша, почтительно – Анданте,
Виво – живо свой дарите жар.
Музыкальным правилам внимайте,
Станете любимцем всех гитар!