ПРОЩЕНИЕ ЗА ЛЮБОВЬ: НАТАЛИЯ СЕРГЕЕВНА ШЕРЕМЕТЬЕВСКАЯ, ГРАФИНЯ БРАСОВА

Морганатическая супруга Великого князя Михаила Александровича Романова, брата Императора Николая Второго. После венчания с нею, Михаил Александрович был лишен всех официальных титулов и званий. Ему был запрещен въезд в Россию до августа 1914 года. По возвращении Наталии Сергеевне был Высочайше пожалован титул графии Брасовой. Салон графини в Петербурге был одним из самых блестящих и славился антимонархическими настроениями. В 1920 году вместе с детьми – дочерью от первого брака Натальей, и сыном Великого князя – Георгием Михайловичем Брасовым, – эмигрировала за границу. Умерла 20 ноября 1952 года, в Париже от рака груди. Биографических сведений – крайне мало. Архив графини принадлежит наследникам по линии внучки – Паулины Грэй. Не издан.

Писать о Романовых – царской династии, оставившей после себя в истории России столько памятных, блестящих, грозных и грустных страниц всегда не только чрезвычайно интересно, но и тяжело. Исподволь, как бы давит груз ответственности. Ищешь нужные слова, подолгу вчитываешься в уже известные тебе факты: вымышленные и правдивые, тоже – за давностью времени – уже ставшие легендой.

И перелистывая страницы книг и журнальных публикаций, исторические исследования и мемуарные документы – издание писем, дневников, воспоминаний, – часто ловишь себя на том, что трехсотлетняя история династии часто похожа на увлекательный роман, жанр которого трудно было бы определить. Особенно трудно, когда доводится писать о таких моментах в истории Царствующего дома, которые двумя веками, или даже веком ранее рискованно было предавать огласке – речь идет о морганатических, то есть – неравных – браках особ царствующей фамилии с лицами из некоронованных семейств.

Морганатические браки были не так уж редки в Романовском семействе, начало этой негласной «традиции» положил еще брат Императора Александра Первого, Цесаревич Константин Павлович, женившись (после развода с Великой княгиней Анной Федоровной, принцессой Саксен-Кобургской), на своей возлюбленной, графине Жозефине Антоновне Грудзинской, получившей в этом браке имя княгини Лович. После него были и еще последователи – и немало. Среди них – царственная фигура Александра Второго, женившегося после смерти Императрицы Марии Александровны на княжне Долгорукой.

Браки такие, как правило, заключались по страстной любви, взаимному прочному чувству – иначе быть не могло, слишком от многого брачующимся приходилось отказываться!

От венца еще – куда не шло, не на все головы он годился (в смысле очередности престолонаследия), а вот от понятия: Долга, Чести, Роли в Истории – тут сложнее.

Вся жизнь ожидание…..счастья…признания…ребенка…участи после ареста…..добрых вестей.

Особенно, когда ты знаешь, что от любого твоего поступка может измениться ее ход.

Но, как это ни грустно, мне кажется, что навряд ли, стоя у аналоя маленькой сербской церквушки в Австрии, и пытаясь унять предательскую (от нарастающего волнения) дрожь в голосе, думали о ходе истории Великий Князь Михаил Александрович Романов, брат Российского Государя, и его пленительная возлюбленная Наталия Сергеевна Шереметьевская-Вульферт! Скорее всего, влюбленные думали лишь о том, не обнаружат ли их авто, стоящее у церкви, вездесущие агенты тайной полиции Австрии, связанные с Российским Министерством иностранных дел и жандармерией…

Может быть, Наталия Сергеевна вспоминала об этом много позже, в ноябре 1952 года, в холодной, маленькой парижской квартирке, когда лежала на постели, корчась от предсмертных болей, сводящих ее с ума? Неизвестно, может быть и так. Но боюсь, что тогда ей было уже не до подобных воспоминаний…

Слишком близка была смерть. Она была «несостоявшейся последней русской императрицей», по замужеству – Великой княгиней, но ей, как нищенке, приходилось выпрашивать подаяние у племянника – Феликса Юсупова, который присылал сущие крохи на оплату жилья и кусок хлеба с молоком!

В среде русской эмиграции ее принимали не очень тепло, для многих потомственных аристократов она так и осталась навсегда «этой женщиной», не входившей в круг Царственной Семьи, хоть и «пожаловал» ей князь Владимир Кириллович в эмиграции титул Княгини.

Для многих и многих она по-прежнему была лишь интриганкой с яркой внешностью, сумевшей завлечь в свои сети мягкого, обаятельного, но не очень решительного Великого Князя Михаила. Но так ли это было на самом деле? Что мы знаем о ней, любимой женщине Брата последнего Императора России? Не пустой ли звук для нас это имя – графиня Наталия Сергеевна Брасова, урожденная Шереметьевская? Какова же ее история?

Она росла в роскоши. С детства отказа не знала ни в чем, хотя искала повод для капризов с утра до вечера!

Часто в доме московского адвоката Сергея Шереметьевского можно было наблюдать такую картину. Посреди комнаты, уставленной самыми дорогими игрушками, книжками и кубиками разных цветов, сунув крохотный пальчик в рот, корчила рожицы маленькая барышня в кисейном воздушном платьице с манжетами и воротником из алансонских кружев: Наташечка Шереметьевская, обожаемая дочурка!

То она топала сердито и забавно ножкою, то очаровательно улыбалась – до ямочек на обеих щечках, то морщила вздернутый носик, готовясь громко заплакать. При первых звуках капризного дочернего «отчаяния» – Наташечка выводила старательно целые рулады! – из запертого кабинета выскакивал рассерженный папенька и принимался нещадно ругать сбежавшуюся на крик барышни ораву нянек, которые оставили «дитя без глазу» и мешают ему работать, а у него завтра – наиважнейшее дело в суде, и еще столько бумаг нужно перечесть! Папенька хватался за голову, заламывал руки, причитая, что несчастнее его нет никого на свете: его никто не уважает и не ценит, даже собственная дочь! Наташа, несмотря ни на что, старательно рыдала и топала ножками, няньки вихрем носились вокруг, тщетно пытая заплаканное дитя о причине столь безумного горя…

Так могло длиться бесконечно: и два и три часа, но, однако, умненькая Таточка, старательно уткнув нос в батистовый платочек, всегда зорко следящая за заламывающим руки отцом и гудящим, шмелиным роем нянек, совершенно точно знала, когда и на какой ноте ей уже следует оборвать пронзительную руладу плача и произнести тихим и слабым голосом:

«Пони»…

Или: «куклу». Или: «новое платье». Или: «детский бал»…

Шло время. Девочка росла. Капризы менялись Фасоны платьев – тоже.

Но любящий отец оставался все тем же: обожающим, не выносящим ее слез и долгого сердитого молчания, потакающим любой совершенно прихоти. Прихоти, правда, теперь уже были совсем изысканные: уроки музыки, дорогой рояль, книги, украшения, цветы посреди зимы, картины, антикварная утварь. Она росла и превращалась в пленяющую и на самом деле – пленительную – Натали, – сероглазую красавицу с гибкой, точеной фигуркой, кошачьими почти, плавными движениями, острым язычком и таким же острым умом.

Она была, конечно, отменно светски воспитана, в ней сказывался, отточенный годами неустанных трудов над своей натурою, тонкий, художественный вкус, но странно, чего-то ей, несмотря на все ее чары, недоставало… Чего? Легкой простоты, той подлинной аристократичности, которая присуща была истинным представителям дворянства? Не знаю, трудно сказать.

Но детская, неискоренимая взбалмошность и капризность всегда очень мешала цельности восприятия ее пленительного облика. Наталия Сергеевна всю жизнь придавала большое значения «бонтонности» (*хорошим манерам, светскому тону, приличиям, лоску воспитания – ) и величавости поведения, но сама достичь его не смогла, как ни старалась!

Уже будучи женою Михаила Александровича, она могла, при шофере и прислуге, закатить ему некрасивую сцену ревности или несогласия по пустякам, накричать на горничную из-за не вовремя поданного ей стакана воды или не того гребня для волос!

Михаил, как и все, прощал, терпел, успокаивал, обожал. Горничные молча плакали в передник. Князь Романов хорошо оплачивал капризы мадам Вульферт. Именно – капризы, потому что даже первые два замужества Натальи Сергеевны были с ее стороны лишь – капризами, не более того.

Ни меценат Сергей Мамонтов, увлекавшийся как и она, музыкой, ни ротмистр Вульферт, служащий в гвардии, в элитном полку Синих Кирасир, над которыми усердно шефствовала сама Вдовствующая Императрица Мария Федоровна, жена Александра Третьего, не смогли заставить долго пылать ее избалованное сердце! Она же и после второго брака продолжала легко – мановением мизинца, движением брови, пленять мужчин, нимало ни огорчаясь тем, что оно, сердце ее, – упорно молчит!

Сердце молчало до осени 1908 года, когда впервые, на маневрах в Красном Селе, мадам Вульферт была представлена, как одна из дам полка, Великому князю Михаилу Александровичу, приехавшему на очередной смотр. Они взглянули друг на друга – и поняли, что это – неотвратимо! Любовь существовала помимо их воли, захватила стремительным вихрем и понесла… Но куда? В какой водоворот? В какую пучину? Одному Богу ведомо. Да нам с Вами, смотрящим сквозь призму Истории.

Связь с нею Михаила Александровича не могла остаться незамеченной в Императорской Семье и вызвала активный протест, особенно со стороны Вдовствующей Императрицы Марии Федоровны. Да и сам Государь не мог спокойно смотреть на то, как его «милый Миша», любимый брат, Член Государственного Совета Империи, профессиональный военный, кадровый офицер, окончательно теряет голову от любви к женщине, которая была уже дважды замужем и имела дочь от первого брака!

Михаил и Натали , между тем, не намерены были расставаться и представляли собой прекрасную пару.

“Не будучи красивым, Михаил Александрович имел приятную внешность: он был строен, выражение его больших, немного выпуклых глаз было мягкое, а когда фуражка скрывала его высокий, можно было сказать, что он даже совсем хорош собою.” ( Т. Аксакова-Сиверс)

Большинству хорошо знавших его людей Михаил нравился чрезвычайно. Его шурин, великий князь Александр Михайлович, женатый на старшей сестре Михаила Ксении и известный в семейном кругу как Сандро, писал о нем, что “он очаровывал всех подкупающей простотой своих манер.”

Любимец родных, однополчан-офицеров и бесчисленных друзей, он обладал методическим умом и выдвинулся бы на любом посту.. Кузен и друг Михаила, греческий принц Николай, в своих мемуарах писал: «Он был ревностным солдатом и истинным спортсменом; веселый, общительный нрав делал его всеобщим любимцем. Он был красивым, атлетически сложенным молодым человеком, который любил спорт и занимался им, словно профессиональный гимнаст».

Половцов, член Государственного Совета и председатель Российского Исторического общества, со слов профессора Платонова, преподававшего Михаилу историю, считал, что у великого князя «чрезвычайно сильная воля, и он без торопливости, с неуклонной твердостью достигает раз намеченной цели».

Юношей он очаровал даже английскую королеву Викторию — несмотря на ее нелюбовь к Романовым вообще и к отцу Михаила, в частности. Виктория считала Александра III грубияном — впрочем, царь отзывался о ней так же нелестно, называя королеву избалованной, сентиментальной и эгоистичной, «противной, во все сующей нос старухой».

Михаил встречался с Викторией дважды. Первый раз — во время пребывания семьи Романовых на отдыхе на юге Франции в 1896 году, когда его мать привела его в отель «Симьез» в Ницце и представила «дорогой бабушке». Вторая встреча состоялась позднее, когда Михаил навестил королеву Викторию в ее шотландском замке Балморал. В тот вечер, вспоминая свое первое знакомство с Михаилом в Ницце, она написала в дневнике, что он был «удивительно симпатичен, приятен и приятной наружности».

Наталья Сергеевна не обладала яркой, бросающейся в глаза красотой, но внешний облик ее отличался исключительной элегантностью. Она знала свой стиль и умела преподнести свои природные данные в наиболее выгодном для них аспекте. Черты лица Н.С. были правильные, некрупные, глаза грустные, рот капризный. Довольно заметный шрам на правой щеке не портил ее лица, и она вполне соответствовала бы данному ей Мятлевым эпитету “красотка”.

Морис Палеолог писал о Наталье: «Она прелестна. Ее туалет свидетельствует о простом индивидуальном и утонченном вкусе… Выражение лица гордое и чистое; черты прелестны; глаза бархатистые. Малейшее ее движение отдает нежнейшей грацией…»

Наталия Сергеевна виделась Царственной Семье лишь ловкой похитительницей сердца неженатого молодого и очень богатого человека.

(Михаил Александрович до встречи с Наталией Вульферт не был даже ни с кем помолвлен и обладал самым большим в семье состоянием, доставшимся ему в наследство после смерти старшего брата, Георгия Александровича). Может быть, в Семье и были правы, но роман развивался помимо их Царственной воли и развивался бурно. Вот что вспоминали об этом времени современники:

«Брака великого князя и Н. С. Вульферт не желали ни император Николай II, ни мать, вдовствующая императрица Мария Федоровна. Когда император узнал о намерении великого князя все-таки жениться на Н. С. Вульферт, он вызвал его во дворец и отдал краткий приказ:

— Черниговские гусары!

Великий князь назначался командиром Черниговского гусарского полка, стоявшего в Орле, куда он должен был немедленно отправиться.

Гатчина, кирасиры, Н. С. Вульферт – все было покинуто. Но, мягкий по своему характеру, великий князь в данном случае проявил непреклонную волю, решив жениться на любимой женщине, даже несмотря на противодействие императора.

Великий князь уехал в Орел. Но роман продолжался. По настоянию великого князя ротмистр В. Вульферт согласился на развод с женой».

(княгиня Л. Воронцова-Дашкова)

Это дошло до царской семьи. «Михаил и Наталия решили, что будет лучше, если она на время уедет из России, пока не уляжется скандал, связанный с ее разводом, – писал в своей книге князь Давид Чавчавадзе. – Наталия уехала в Европу. Это произошло в июне 1909 г. (…) В то время международной телефонной связи еще не существовало, поэтому Наталия и Михаил пользовались телеграфом. Только она одна послала 377 телеграмм!

Михаил тоже тяжело переживал разлуку. Он писал Наталии:

«Копенгаген. 13 августа 1909 года.

Моя дорогая, красивая Наташа, у меня нет слов, которыми я бы мог выразить свою благодарность за все, что ты дала мне в моей жизни. (…) Не печалься, с Божьей помощью мы скоро опять встретимся. Пожалуйста, верь всегда моим словам и моей нежной любви к тебе, к моей самой дорогой и блестящей звезде, которую я никогда, никогда не оставлю и не покину. Я обнимаю и целую всю тебя… Пожалуйста, верь, что я весь твой. Миша».

Следует заметить, что летом 1910 года в жизни Михаила Александровича произошло значительное событие. Наталия Сергеевна после развода с ротмистром Вульфертом родила великому князю сына, Георгия.

13 ноября 1910 года император Николай II подписал Указ Правительствующему Сенату, который не подлежал обнародованию; в нем предписывалось: «Сына состоявшей в разводе Наталии Сергеевны Вульферт, Георгия, родившегося 24 июля 1910 года, Всемилостивейше возводим в потомственное дворянское Российской Империи достоинство, с предоставлением ему фамилии Брасов и отчества Михайлович».

Однако такое двойственное состояние и долг чести не давали покоя Михаилу Александровичу, и он решил действовать против воли царя. Осуществить свое намерение по заключению церковного брака с Наталией Сергеевной великий князь мог только за границей.

К концу 1910 года Михаилу Александровичу удалось развязаться с Орлом, так как этот город не оправдал возлагавшихся на него надежд семьи. Возвратившись в Петербург, он командовал, недолгое время, кавалергардами, а затем стал хлопотать об отпуске за границу. Отпуска он добился ценою данного им брату честного слова не венчаться с m-me Вульферт.

Но этого слова он не сдержал в Австрии они нашли сербскую православную церковь: заключенный здесь брак не мог быть расторгнут Святейшим Синодом. За тысячу крон старенький священник согласился тут же обвенчать их. Свидетелями были церковный сторож и его жена. В документах о венчании Наталья Сергеевна значилась дворянкой Брасовой (по названию огромного – 150 тыс. десятин – имения Брасово в Орловской губернии, принадлежавшего Михаилу). Эта фамилия была затем присвоена ей как морганатической (официально не признаваемой) супруге Михаила Александровича Романова, а также их сыну Георгию.

Николай II, узнав о намерении брата, предпринял ряд шагов, чтобы помешать этому. За Михаилом Романовым был учрежден строжайший надзор. Чтобы не допустить заключения морганатического брака госпожи Вульферт с великим князем Михаилом Александровичем, за границу был специально командирован генерал-майор корпуса жандармов А. В. Герасимов. При этом всем российским посольствам, миссиям и консульствам предписывалось оказывать ему всяческое содействие вплоть до «ареста лиц» по его указанию.

Гнев Его Величества вылился в запрещение «своевольному брату» въезда в Россию. Шифрованная жандармская телеграмма свидетельствовала: «Граф Брасов (великий князь Михаил Александрович.) очень удручен и никуда не выходит”. 15 декабря 1912 года царь подписал указ Правительствующему Сенату о передаче в опеку имущества Михаила Романова, а 30 декабря с него было снято звание «правителя государства».

Великий князь был вынужден жить за границей как частное лицо. Из Австрии в 1913 году он вместе с женой и сыном Георгием переехал в Англию и поселился в замке Небворт, недалеко от Лондона. Жили супруги Брасовы Романовы достаточно широко, выезжали, принимали гостей, устраивали балы, много путешествовали.

«Теперь их домом был Небворт, поместье недалеко от Лондона, в графстве Хартфордшир. Оно принадлежало бывшему вице-королю Индии графу Литтону, и в тот момент оказалось доступным для аренды сроком на один год, за 3 тысячи фунтов.

Небворд-Хауз был построен в 1591 году, он сильно перестроен в викторианскую эпоху. Это был дом, обладающий значительной исторической и архитектурной ценностью, По воспоминаниям Таты (дочери Натальи Сергеевны от первого брака), Небворт-Хауз «был намного роскошнее, чем все дома, в которых мы жили до сих пор, и я трепетала перед дворецкими и лакеями, которые по вечерам надевали панталоны до колен и пудрили волосы».

Помимо дворецкого, ливрейных лакеев и другой домашней прислуги, доставшийся им от владельцев штат поместья включал в себя небольшую армию садовников для ухода за прекрасным садом, и все это, в сочетании с красотою самого здания и его убранства, действительно являло собою настоящую роскошь. Небворт-Хауз, с его внушительным старинным пиршественным залом, картинной галереей, парадной гостиной, библиотекой и спальнями с кроватями под балдахином, действительно был великолепен.

Срок их аренды начинался 1 сентября 1913 года по новому стилю, и этот день стал началом того, что Наташа впоследствии назовет наисчастливейшим годом своей жизни. Во всяком случае, это, безусловно, был самый безмятежный год ее жизни».

Сохранились фотографии того времени: очень привлекательный молодой человек, с мягким выражением лица в светлых костюмах и шляпе, и рядом с ним ослепительно красивая молодая дама в элегантном туалете. Туалеты, манто и автомобили мадам Брасова меняла достаточно часто. Но муж относился обожающе снисходительно ко всем ее капризам, и эта странная блестящая пара, привлекая внимание многих, великолепно уживалась вместе!

Наталии Сергеевне, бесспорно, было лучше за границей, вдали от сдержанных и строгих царственных родственников супруга, но в августе 1914-го грянула война.

Когда грянула война, он написал брату письмо, примерно такого содержания: «Меня можно в наказание лишить прав и имущества, связанных с моим рождением, но никто не может лишить меня права пролить кровь за Родину!»

Такое обращение было вполне созвучно моменту патриотического подъема, и в ответ последовало разрешение вернуться в Россию avec Madame et Bébé.

Прощение было получено, опека с имущества – снята, супруге – пожалован титул графини Брасовой. Они незамедлительно вернулись домой, Наталия Сергеевна, не признаваемая ни Государыней, ни Императрицей-Матерью, не унывая ни на минуту, открыла самый блестящий в Петербурге салон, приобрела ложу в театре, а Михаил Александрович… отправился на поле боя.

Михаил Александрович Романов в звании генерал-майора был на фронте, получил Георгиевский крест, командуя так называемой «дикой, кавказской, дивизией», позднее – 2-м кавалерийским корпусом. Он не участвовал в интригах царского двора, но многие опасались влияния его властной и энергичной супруги, блистающей в северной столице!

В частности, об этом свидетельствуют дневниковые записи обер-гофмейстерины княгини Е. А. Нарышкиной. 21 февраля 1917 года она написала: «Грустные мысли: императрицу (*Александру Федоровну, супругу Николая Второго ) ненавидят. Думаю, что опасность придет с той стороны, с которой не ожидают: от Михаила. Его жена очень интеллигентна. В театре ее ложа полна великих князей, сговорятся вместе с Марией Павловной. (*жена великого князя Владимира Александровича, дяди Государя, составлявшего оппозицию племяннику в вопросах внутренней и внешней политики ) Добьется быть принятой императрицей – матерью и императором. Чувствую, что они составляют заговор. Бедный Миша будет в него вовлечен, вопреки себе, будет сперва регентом, потом – императором. Достигнут всего».

Возможно, что это все было дальней целью Натальи Сергеевны – энергичной, яркой, честолюбивой. Кто теперь знает?

Всё время пока Михаил находился на фронте, Наталья с детьми жила в Гатчине, где она устроила лазарет для раненых. Опека над имуществом великого князя была снята, и Наталья теперь имела возможность съездить в имение Брасово, чтобы посмотреть, как идёт ремонт дома. За три года, которые имение находилось под опекой, в нём все пришло в упадок. Познав на собственном опыте тяготы войны, Михаил дал поручение главному управляющему Брасовским имением открыть в имении лазарет на сто кроватей для легкораненых и выздоравливающих нижних чинов.

В имении Брасово

В августе 1916 года по приглашению Натальи Брасовой имение посетил академик живописи Станислав Жуковский. Там он написал серию картин, запечатлевших интерьеры Брасовского дворца. Второй раз художник посетил Брасово весной 1917 года уже по просьбе самого великого князя. Рождество 1916 года Михаил Александрович провёл вместе с семьёй и друзьями в Брасовском имении. В Петербурге в это же время произошло убийство Григория Распутина. К убийству оказался причастен великий князь Дмитрий Павлович, с которым Михаил и Наталья были очень дружны и которого они приглашали вместе отметить Рождество в имении. Случившееся встревожило и огорчило обитателей усадьбы в Брасово, но всё же не нарушило их спокойной провинциальной жизни. В княжеском дворце царило праздничное настроение, хозяева и гости наслаждались чудесным времяпрепровождением. Взрослые и дети вместе украшали ёлку, катались на санках с горы, играли в разные игры, дарили друг другу подарки.

Одна из приглашённых в имение, княгиня Путятина впервые побывала в Брасово и была под большим впечатлением от дома и окрестностей усадьбы. «Из окон дома нам открывался чудесный вид, ослепительно белый, сверкающий на солнце мириадами искр снежный покров простирался, докуда хватало глаз. Какое великолепие! — думала я, глядя в окно на эту красоту» — писала княгиня в своих воспоминаниях.

Казалось, ничто не сможет омрачить праздник, но внезапная смерть маленькой дочери школьной подруги Натальи Брасовой повергла в шок всех обитателей княжеского дома. Девочка умерла от дифтерита, и, чтобы оградить от болезни остальных детей, не оставалось другого выхода, как покинуть имение. Хозяева и гости уезжали из Брасово с тяжёлым сердцем и плохими предчувствиями. Никто из них и не предполагал, что в эти места они никогда больше вернуться. Наступал 1917 год.

Мы можем только догадываться обо всем. Все осталось в сослагательном наклонении «бы». Всему помешали февральская революция 1917 года и Октябрьский переворот. 14 марта 1917 года Михаил Александрович, в течение десяти часов, после отречения брата в его пользу, был императором России, а потом сам отказался от власти в пользу Учредительного Собрания.

Тридцатого июля 1917 года Михаил Александрович последний раз виделся с братом и невесткой, которые, по предписанию Временного правительства и лично Керенского, должны были выехать на жительство в Тобольск. Графиня Брасова при том прощании не присутствовала. С племянниками Михаилу Александровичу проститься и вовсе не позволили!

Семья брата уехала, а уже 21 августа 1917 года Михаил Александрович и его жена были арестованы и помещены в тюрьму. 13 ноября 1917 года Михаила Александровича и графиню Наталию Сергеевну выпустили и перевезли в Гатчину под домашний арест. Обвиняли в монархистском заговоре и связях с высланной Семьей.

К Петрограду подходили войска генерала Корнилова. Нарастала паника и тревога.

Энергичная, умная Наталия Сергеевна, проанализировав ситуацию, умолила мужа обратиться в Совет Народных Комиссаров, к самому Ульянову-Ленину с просьбой разрешить им жить в России, как простым гражданам Республики. Михаил Александрович был на приеме у управляющего делами СНК В.Д. Бонч-Бруевича, тот выдал ему бланк с «выписанной» свободой проживания, но это не спасло супругов от дальнейших бед и напастей.

В 1917 г. князь с семьей был заключен под домашний арест, позже ему было доставлено письмо от Керенского, разрешающего въезд в Крым. Однако они медлили с отъездом. Роскошные драгоценности Натали хранились в банковском сейфе, реквизированном Временным правительством.

В холодный октябрьский день Брасова решилась на опасную авантюру: она попросила разрешения на поездку в Петроград, в банк, под предлогом проверки наличия находившихся в сейфе имущественных документов.

И хотя банковский чиновник неотступно находился рядом с ней, ловкая женщина умудрилась незаметно спрятать в муфту и вынести самые ценные свои украшения. Уехать из России они опоздали.

Михаила Александровича ожидала 9 марта 1917 года высылка в Пермь. Наталия Сергеевна слезно выпрашивала у мужа позволения последовать за ним, но он едва ли не впервые в жизни резко отказал ей в ее «капризе»! Она должна остаться в Гатчине и думать о детях! Он уехал в ссылку со своим верным секретарем Брайаном Джонсоном, камердинером Челышевым, и шофером П. Боруяновым. Михаил Романов предчувствовал все испытания ссылки и потому взял с собой деньги, личный багаж, много книг, аптечку и автомобиль «роллс-ройс»

Поначалу все шло хорошо, он жил в Королевских номерах – хорошей гостинице Перми, ходил дважды в сутки отмечаться в комендатуру, много и часто писал жене. В мае 1918 года она на несколько дней приезжала к нему из Москвы. Они вместе встретили праздник Пасхи, общались со знакомыми, которые уже появились у Михаила Александровича в этом городе.

Этой последней встрече с «ярчайшей звездой всей его жизни» посвящено много записей в дневнике Михаила Александровича. Потом Наталия Сергеевна вернулась к детям, понимая, что внутренне надо готовиться к потерям и отъезду из России. Последнее письмо от супруга она получила в начальных числах июня 1918 года, потом связь оборвалась.

Отправив детей за границу, в Данию с гувернанткой, Наталья Сергеевна уже собиралась ехать в Пермь, но пришла телеграмма о том, что Михаил Александрович исчез 30 июня 1918 года. Конечно, он не сбежал и не исчез – его и его секретаря расстреляли красные подлецы. И развернули в прессе гадкую ложь о “побеге Михаила Романова”. Наталья Сергеевна немедленно отправилась в ЧК и устроила там грандиозный скандал, требуя сведений о судьбе мужа. И красные циничные ничтожества арестовали ее. Ей вменялось в вину участие в исчезновении мужа. Она пробыла в тюрьме почти год, хитростью ей удалось попасть в тюремную больницу, откуда сбежала и спаслась чудом.

В одежде сестры милосердия Брасова добралась из Петрограда в Киев, а затем в Одессу. На английском судне «Нереида» Наталья Сергеевна отплыла из Одессы в Константинополь. Каждого встречного она расспрашивала о Михаиле. Добрых вестей никто сообщить не мог, а плохим она отказывалась верить.

“У Джорджи Брасова было нежное личико со светлыми глазами, и своей внешностью он мне напомнил Колю Львова моих давно прошедших гимназических лет. На правах гувернера при нем состоял бывший офицер Семеновского полка (человек, по мнению моего отца, мало подходящий к этой роли). Приехавшие поселились в соседнем пансионе, но обедали у нас. Из разговоров с Джорджи я поняла, что его мечтой является мотоцикл и его главной претензией к жизни — то, что мать не дает ему денег на эту покупку. Эта страсть к быстрой езде оказалась для него роковой. Девять лет спустя, будучи в ссылке в Саратове, я получила письмо от мамы с описанием трагической смерти Георгия Брасова. В своем завещании имп. Мария Федоровна оставила ему 200 тыс. франков, которые он мог получить по достижении 25 лет. Сумма эта, по тому времени, была невелика, но достаточна для того, чтобы наследник, достигнув указанного возраста, мог купить себе гоночную машину, сесть за руль, развить большую скорость и разбиться насмерть.” (Т. Аксакова-Сиверс)

Ее судьба похожа на судьбу княгини Ольги Валериановны Палей. Она точно также, как и княгиня Палей, прятала в маленьком обмылке жемчужные серьги, меняла на продукты меха и платья, вытаскивала из посеребренных окладов домашние образа, зашивала в подклад пальто и нижние рубашки остатки бриллиантов.

Ее блестящие способности организатора, властная и деятельная натура помогли ей выжить, спасти детей от смерти, и в 1920 году оказаться с ними в Константинополе, где тогда была колония русской эмиграции. Она всюду искала людей знавших Великого Князя, Царскую Семью и неустанно расспрашивала о муже. Никто ничего не знал. Ходили какие – то слухи о побеге его из Перми, о расстреле – но ничего наверняка не было известно. Она, как и все эмигранты, оплакивала гибель Царской Семьи и особенно – детей, заказывала в день поминовения панихиды, простив давно все недоразумения, и, быть может, виня себя во многом; ставила свечи, выделяя одну особо – во здравие Михаила Александровича! Молиться за него, как за мертвого, она не хотела.

Графиня уже давно перебралась из Англии в Данию, а потом – окончательно в теплую Францию, обожаемый ею сын, Георгий Михайлович, учился в Итоне, на это уходила львиная доля всех их средств. Другая часть доходов шла на наем особняка, приемы и дорогие туалеты маменьки – графини, которую сын очень любил и беспрекословно слушался. Вокруг графини Брасовой всегда был целый рой людей, кормившихся с ее ладони, и забывавших о ней на следующий день. От ненасытных аппетитов всей этой камарильи и привычки жить широко, не считая и сантима, средства быстро таяли…

Оказавшись в отчаянных долгах, Наталия Сергеевна рискнула обратиться с письмом к Вдовствующей Императрице Марии Федоровне, проживающей в Дании, и просила, в случае полного разорения, позаботиться о Георгии. Все-таки – внук! Бабушка не ответила ни строки, но после ее смерти, в 1928 году, Георгий Михайлович, граф Брасов, неожиданно получил крупную сумму денег, часть из которых позже года три спустя мать решила потратить на покупку подарка к совершеннолетию сына. Она купила для него спортивный автомобиль «крайслер». Она и не догадывалась тогда, что подарила сыну… Смерть.

За два-три дня своего совершеннолетия, он позвонил матери из Итона и сказал, что скоро будет дома, что доберется до нее всего за несколько часов. Она пришла в ужас и запретила сыну и думать «об этом сумасшествии», но он заверил ее, что все будет в порядке. Через несколько часов раздался еще один звонок. Дорожная полиция скорбно сообщила «мадам Романофф», что ее сын, Жорж, находится в бессознательном состоянии в одном из госпиталей, машина разбита, приятель, ехавший с ним вместе – погиб.

Автомобиль потерял управление и врезался в дерево, на шоссе, в нескольких часах езды от Парижа. Убитая горем графиня немедленно примчалась в госпиталь, не отходила от постели сына почти сутки, но он скончался у нее на руках, так и не придя в сознание, за четыре дня до своего совершеннолетия…

20 июля 1931 года. Наталия Сергеевна сама распоряжалась похоронами, покупала цветы, заказывала памятник. На эти похороны – строгие и церемонные, как подобало сыну Великого князя и представителю династии Романовых – были приглашены многие из ее представителей, но пришли – не все. Графиня держалась стойко, не проронила ни слезинки, прямая, белая как стена, принимала соболезнования, осторожно поцеловала сына, последний раз склонившись над ним. Все с ужасом ждали крика, рыданий, слез… Их не было. Она окаменела. Подавая кому-то из мужчин руку, чтобы сесть в экипаж, графиня даже слабо улыбнулась – в знак благодарности.

Не видел никто ее слез и позже. На людях она улыбалась, мило беседовала, даже слегка шутила. И лишь самые близкие друзья знали, что Наталья Сергеевна, оставшись одна, может часами рыдать и биться в истерике. О расстреле своего мужа и его секретаря Б. Джонсона в июне 1918 года, графиня узнала лишь в 1951 году, за год до собственной смерти, из книги посвященной «последним дням Романовых». Печально улыбнулась: наступали и ее последние дни. Они были тягостны.

Ее последним адресом значилась убогая мансарда на левом берегу Сены, в доме номер 11 по улице Месье, неподалеку от больницы Лэннек в 7-м округе Парижа. Когда болезнь зашла так далеко, что она уже не могла сама за собой ухаживать, ее квартирная хозяйка, такая же, как она, эмигрантка, попросила ее освободить ту крохотную каморку, которую занимала бывшая «княгиня», и, если бы не эта больница, ей было бы некуда идти. Ей шел семьдесят первый год, и она ждала смерти как избавления.

Она умерла в одиночестве и, казалось, всеми забытая, и когда стали оформлять свидетельство о ее смерти, среди оставшегося после нее жалкого имущества не нашли ничего, что могло бы подтвердить ее претензии на княжеский титул. Единственным документом, попавшим в руки должностных лиц, была выцветшая метрика на русском языке, где умершая значилась просто Натальей Шереметевской, и соответствующий чиновник перенес это имя в свидетельство о смерти, поставил печать и убрал его в положенный ящик.

Могила Натальи Сергеевны Брасовой на кладбище в Пасси

…Княгиня Брасова, это мало что значило для ухаживающих за ней медсестер. Многие из пациентов, находивших последнее пристанище в этой парижской больнице, были титулованными и в прошлом богатыми и избалованными жизнью людьми. Поэтому для молоденьких медсестер эта женщина была просто одной из тех печальных русских emigres, которые так хорошо знакомы парижанам еще с 1918 года. Когда-то у этих людей были деньги, драгоценности, положение и, что еще существеннее, у них была надежда. Но все это осталось далеко позади — в безвозвратно ушедшем прошлом, — и мир с тех пор стал совсем иным.

Но могила была рядом с могилою Георгия, и именно это обстоятельство не позволило скромному захоронению окончательно кануть в Лету. Покупая место на кладбище для сына, в горьком 1931 году, Наталья Сергеевна приобрела участок земли и для себя. Агент похоронного бюро никак не мог взять в толк, зачем, молодой еще женщине, так рано беспокоиться о месте последнего успокоения?!

Тогда Наталия Сергеевна, чуть приподняв вуаль, твердым, но глухим от сдерживаемых рыданий голосом, сказала: «Молодой человек, это – мой каприз. Я привыкла, чтобы мои желания исполнялись немедленно. Вы еще не поняли?» Клерку, знавшему, конечно, Кто стоит перед ним, оставалось только оформить необходимые бумаги.

Последний «каприз» Великой княгини, «несостоявшейся русской императрицы» или просто – графини Брасовой – был исполнен. Она и не представляла, что может быть как-то иначе. Она все же была – Романовой. Хоть и непризнаваемой до конца Царственными родными!

Грустный конец, впрочем такой конец был у многих русских эмигрантов, да и тех, кто остался в России. Никого не спасли ни любовь, ни надежда на то, что что-то сможет измениться в их жизни в будущем…

Надпись на их могиле на французском языке гласит «Сын и жена Е.И.В. великого князя Михаила из России».
Табличка на русском языке появилась на могиле только в 90-х (от кого, интересно?).

И хотя Георгий и был рожден даже до морганатического брака его родителей, но именно он был последним прямым потомком императора Александра III по мужской линии. И законным сыном великого князя Михаила, в пользу которого Николай II отрёкся от престола.

Последним из Романовых…

---

Текст и фото с сайта: https://www.liveinternet.ru/