АЛЕКСАНДР ЕВСЮКОВ: ТРИ ИСТОРИИ
Дорогие читатели!!!
Хочу от души поздравить вас с наступающими прекрасными праздниками – Рождеством и Новым годом!
Этот год был тяжёлым и даже трагическим. С ним связано много невосполнимых потерь.
Хочу пожелать вам и себе сил, энергии и возможностей сделать всё, что от нас зависит и, может быть, даже немного больше, чтобы следующий год стал лучше, надёжнее, добрее и безопаснее!
Успехов вам во всех светлых начинаниях!
Берегите себя и своих близких! Берегите русский язык и как можно чаще читайте действительно хорошие книги!
Сука
С утра зарядил было дождь. Потом опомнился, сменился снегом. Ночью у всех Новый год — это совсем доканывало.
Иван с тоской поглядел на груду пустых бутылок на полу, на паутину в углах, на ее забытые босоножки в прихожей: одна – чуть стоптана на левую сторону.
Плотно прикрыл форточку. Крутанул горелки — газ тихо зашипел. Сел у окна, опустил голову на скрещенные запястья.
«Найдут дней через пять, после праздников… — мелькнуло, — нет, раньше, запах учуют».
Деньги на все, отсчитанные, лежали на комоде, так чтобы сразу было видно. Не любил оставаться у кого-то в долгу.
Газ наполнял комнату. Веки набрякли, вид за окном помутнел.
Из двери соседнего дома прошмыгнула с мусорным ведром тетя Зося. Скажет потом: «Дурак, молодой еще…» Дверь она прикрыла неплотно — до помойки рукой подать.
И следом в оставшийся зазор сквозануло рыжее пятно. Иван чуть приподнял голову, и вот — с длинной палкой колбасы наперевес из дома вылетела Броша.
Он вдруг особенно ярко вспомнил ее — последнюю из большого помета, крохотную и жалкую, из-за вечного голода готовую сметать соленые огурцы вперемешку со снегом. Ничью. Она выжила и даже прибилась к соседям, но охотничья прыть никак ее не оставляла. Выжила.
И тут на всю улицу, так, что стекла задрожали, поднялся крик. Броша проскользнула под ногами у тети Зоси и понеслась дальше.
— Тварь! Сука!.. Новый год я справить хоте-ела!
Она бежала за собакой, но отставала на несколько шагов и все никак не могла ее догнать. И вот нога поехала на припорошенном льду, и тетка растянулась. Швырнула вдогонку пустое ведро, как гранату. Броша уклонилась, и ведро загрохотало по склону.
Иван, шатаясь, поднялся, сгреб с комода несколько купюр. Толкнул дверь и вышел.
— Мразь! Гадина! — не поднимаясь с обочины, рыдала тетя Зося.
Он дышал-дышал-дышал, его лицо на ходу оживало. Шагнул к Зосе, подал ей руку и, едва уняв это свое новое дыхание, спросил:
— Ну, сколько там твоя колбаса?..
За кулисами
Свежих следов к служебному входу ещё не было. Только мохристые лоскуты прошлогодних афиш заледенело колыхались на ветру. В безлюдном сумраке вмёрзла в снег россыпь конфетти.
Ян заставлял себя идти прямо, в нужном направлении. Этим первоянварским утром ему никак не верилось ни в нужность его охранной работы, ни в то, что уже вечером кто-то здесь станет играть спектакль, ни тем более, что какой-нибудь заполошный зритель придет сюда и высидит всё представление.
От озноба трясло. Придерживая рукой готовую расколоться голову, он дошагал до служебного и прошмыгнул мимо уборщицы, как раз вынесшей ведро с пузырящейся грязью. «Светиться» было нельзя.
В караулке скосил взгляд на старый будильник. До смены оставался почти час. А прямо перед ним в полной готовности расстилался мягкий удобный диван. Минут сорок пять спокойного сна, и он точно будет в полном порядке. Расстегнув до середины молнию куртки, рука вдруг ослабела, а его тело рухнуло вниз. Диван, проскрипев пружинами, смолк. Сверху убаюкивающе гудела батарея.
И Ян ощутил, как лежит, распластавшись всем телом, на горячем песке под пальмами и слышит, как ритмично накатывают волны, и вспоминает…
На объект под названием «ТЕАТР» его перевели с прежней парковки дней за десять до Нового года. Перемена эта означала умеренный ажиотаж с регулярным мельтешением смутно или даже отчётливо знакомых лиц актёров. Стремительные дефиле актрис по коридорам. Спектакли, урывками виденные от входа или из-за кулис. Короче, такую участь можно было считать завидной, если бы не…
Сквозь шелест пальм он расслышал шумно втянутый в ноздри воздух. И, не открывая глаз, понял – это он, Морок, начальник Яна.
Его двухметровая гориллья туша где-то обучилась передвигаться почти беззвучно и, подкрадываясь, регулярно выявляла самые невероятные нарушения распорядка. Казалось, каждый такой случай возвышал его над остальными. Несоразмерно маленькая голова начинала тогда с азартом вращаться по сторонам. Губа свирепо отвисала. А глубоко сидящие под скошенным лбом глаза наливались гневом.
Все потуги оправдаться немедля пресекались:
– Когда ты СО МНОЙ говоришь, – гремел хриплый голос, отдаваясь эхом, – ты должен молчать!
«И молчи. А то заморочит любого. И штрафов не оберёшься», – делились напарники.
Теперь, учуяв явственный запах алкоголя, с особым смаком грядущей неотвратимости, он упёр руки в бока и протрубил:
– Перегарище!..
Яновы колени сами собой подтянулись к животу.
– Да как духу хватило?! На работу! Ко мне под нос?!
Ян что-то отчаянно и бессвязно забормотал.
– Чего?! Ты мне такое… а ну, ВСТАТЬ!!!
«Да не могу я!» – беззвучный вопль заметался у Яна между горящими висками.
– Слышишь? – Морок тряхнул его за плечо.
Ян замотал головой.
Кто-то из актеров за спиной Морока, замер на мгновение и, намётанным взглядом выхватив жест и типаж, упорхнул к себе в гримёрку.
– Видишь меня? – голос прогудел в самое ухо, так что голова едва не треснула. А рука со сжатым кулаком сама устремилась навстречу звуку. Пробороздила что-то мягкое, выбритое. Вдогонку Ян сообразил, что попал не туда и не так. Весь сжался, ожидая града ответных ударов. И вместо пальм над ним уже навис потолок больничного коридора.
Но ударов почему-то не было. Из соседней комнатушки донёсся скрип сдвигаемых по полу ножек. Что же будет, надумал изломать об него тяжёлое театральное кресло? Ну, нет – это слишком. Собравшись с силами, Ян открыл оба глаза и поднял голову.
В дальнем углу соседней комнаты какая-то согнутая фигура, торопливо набирала последнюю цифру номера. Это же грозный Морок?..
– …Объект Театр. Старший смены Квашнин, – его голос радостно повизгивал. – Здесь ЧП. …меня не слушает, на предупреждение не реагирует, произвел удар кулаком по левой стороне, никаких авторитетов… д-да, новый сотрудник. Так, так… И какие мои действия?
Ощутив, что похмелье нежданно схлынуло, как морской прибой, Ян встал с дивана и сделал твёрдый шаг в сторону Квашнина. Тот опустил телефон и, закрываясь вытянутой рукой, зашептал пляшущими губами.
«Я – что? Должность т-такая».
Один
Настоятеля вызвали на Большую землю, и послушник Артемий на две зимних недели остался в скиту совсем один. Вечерами казалось, что и на всем острове. Среди обледеневшего моря.
Связи не было. Бушевала метель. Каждое утро Артемий протаптывал тропинку к поленнице, а чтобы добраться до отхожего места, каждый раз становился на лыжи.
— Голгофа — Берегу. Голгофа?.. — запрашивал Артемий без особой надежды. Разбуженная рация раздраженно потрескивала. Ни звука в ответ.
Он обходил склады, топил пять печей и молился. Никого, даже мышей не слышно. Выглядывал в кромешное небо, с которого безудержно сыпал и сыпал снег.
«Для кого это все?» — настойчиво стучало в голове. Заученные молитвы не помогали.
«Господи, если ты, правда, меня слышишь?! Покажи мне хотя бы одну звезду. Всего одну. Если слышишь…»
Артемий подошел к двери, помедлил, как бы давая Господу еще немного времени, а потом рывком дернул дверь и впился взглядом в небо.
Оно осталось непроглядно черным, от края и до края. Никто его не слышал.
Артемий вернулся в комнату и завалился на кушетку, бессмысленно глядя в потолок.
Утром метель утихла. Он надел лыжи и впервые за эти дни двинулся дальше отхожего места. Пошел по берегу длинной губы, глядя на льды и снега. Вдруг заметил круглую полынью. Но пробивать проруби было некому. Он поспешно скатился к ней и, приблизившись, замер.
В единственной полынье подо всем видимым небом покачивалась огромная морская звезда.
Об авторе:
Александр Евсюков
Прозаик, критик. Родился в 1982 году в городе Щёкино Тульской области. Выпускник Литинститута. Публикации прозы, стихов и критики в журналах «Дружба народов», «Октябрь», «Роман-газета», «День и ночь», «Наш современник», «Нева», «HomoLegens» и др.; сборниках прозы «Крымский сборник. Путешествие в память» («Книговек», 2014), «Крым. Я люблю тебя» («Эксмо», 2015); газетах «Литературная газета», «Литературная Россия», «Русскоязычная Америка», «Вечерняя Москва». Проза переведена на итальянский, армянский, болгарский и польский языки. Победитель российско-итальянской премии «Радуга» (2016); победитель (3 место) премии «В поисках Правды и Справедливости» (2018); Первого международного литературного тургеневского конкурса «Бежин луг» (2018); Всероссийской премии им. В. П. Астафьева (2020). Обладатель диплома и Золотого диплома IX Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь» в номинациях «Проза» и «Славянское литературоведение» (2018). Автор книг рассказов «Контур легенды» (М. «Русский Гулливер», 2017) и «Караим» (М. «Роман-газета», 2020). Живёт в Москве.