Нам на вас, вам на нас…

В 1970 году в Москву приехал знаменитый писатель и философ Станислав Лем. Приехал он по делу о фильме Тарковского «Солярис», который снимался по роману Лема. Станислава Лема попросили выступить в клубе Курчатовского института. Мне и моему другу Славе Степину (впоследствии академику) очень хотелось пообщаться с ним в частной обстановке. Но как подойти? Я поделился желанием с моим старшим другом Александром Аркадьевичем Галичем, он тут же: «Мы хорошо знакомы, я сейчас напишу ему записку». Смотрю: «Дорогой Станислав! Рекомендую тебе своих друзей — Валеру и Славу. Найди возможность с ними встретиться — не пожалеешь».

После выступления мэтра философской фантастики подхожу к Лему, спрашиваю, не найдет ли он время для поездки к нам домой. Лем весьма удивлен: «Вы знаете, (он свободно говорил по-русски) совершенно нет времени, все расписано по минутам». Я молча протянул ему записку. Лем пробежал глазами, произнес: «Это другое дело. Я отменю на сегодня ряд встреч, приезжайте ко мне в гостиницу «Варшава» в семь. Сумеете?»

Что за разговор! Ровно в 7 вечера стучусь в номер Лема. Первый вопрос, который я задал ему, когда мы шли к машине: «Пан Станислав, как к вам относится польское правительство?» Он засмеялся: «Примерно, как к редкому животному: с одной стороны хочется застрелить, но с другой — показать иностранцам. Пока второе несколько перевешивает». А потом мы просидели до двух ночи у нас дома(!). Это был такой праздник мысли, что мы часов не наблюдали. В основном разговор шел о проблеме существования других цивилизаций и о трудностях контакта между ними. Это как раз и было связано с тем, что Лем находился в конфликте с Тарковским по поводу его концепции Соляриса. Лем был, мягко говоря, сильно недоволен подходом Тарковского и рассказывал, что собирался снять свое имя с титров. И только большим усилием воли и многим просьбам, в том числе и от министерства культуры, не сделал этого.

Суть коллизии в том, что основной замысел “Соляриса” Лема — это неизбывная интенция на безграничность познания, что является доминантой западной цивилизации (а потом — и всего человечества). Эта базовая уверенность разрушается существованием вот этого самого мыслящего океана Соляриса. С ним не удается вступить в осмысленный для человека контакт, в диалог. Познать же мыслящее можно только в диалоге и никак иначе. В этом мысленном эксперименте у Лема получалось, что человечество постигла своего рода трагедия, так как есть не только непознанное, но, оказалось, есть принципиально непознаваемое. Философия романа Лема явно противостояла презумпции марксистко-ленинской философии, имеющей как раз противоположный знак — есть вещи пока непознанные, но нет и быть не может непознаваемых.

Ну, а агитпроп пропустил эту тоже не совсем приятную для него философию потому, что уход от природы ассоциировался в фильме на фоне съемок отвратительного капиталистического молоха-мегаполиса с гнусным урбанизмом (съемки в автомобильных туннелях производились в Токио). Невозможность найти контакт с инопланетным разумом, в случае, если он будет принципиально иного, не антроповидного характера (или ушедшим на миллионы лет вперед в своем развитии) получил название эффект Соляриса.

Именно эта проблема принципиального непонимания была поставлена Станиславом Лемом в его лучшем произведении «Солярис». Этот роман-прозрение настолько хорош и глубок, что сам Лем не до конца понимал его смысл (это слова Лема). В тот незабываемый вечер и ночь, что мы проговорили с Лемом у нас дома в Москве в 1970 году, он сказал по этому поводу так: как уравнения могут быть умнее своего создателя, так и художественное произведение может быть глубже своего автора.

Я осмелился высказать мысль, которую извлек из «Соляриса», что познание реальности в виде чужого разума эквивалентно его пониманию. В точном соответствии с критерием «машины Тьюринга». Если некто на другом конце связи с вашей точки зрения разумно отвечает на поставленные вопросы, то есть, понимает вас, а вы, в свою очередь, понимаете его, то ваш собеседник разумен. Ответы вроде бы разумного океана Соляриса на запросы людей на станции для них непонятны. А его реакция в виде неких мимоидов да симметриад непредсказуема и недоступна их разуму. Единственное, до чего они доходят своим умом – это то, что разумный океан Солярис может считывать информацию из подсознания человека и материализовать ее в виде нейтринных образов. Но для чего это он делает – совершенно неведомо. Именно в этом заключается трагедия землян: они действовали в парадигме того, что непознаваемого в мире нет принципиально. Солярис показал, что есть. Это некий разум, с которым земляне в принципе не могут вступить в контакт, это гносеологическая глухая стена.

Именно такова и была трагедия земных экспедиций и всей соляристики: людям никак не удавалось вступить в контакт с мыслящим океаном Солярис.

Пан Станислав сказал, что мы правильно уловили расхождение между его концепцией Соляриса и тем, как это подает в фильме Тарковский. Лем как раз написал письмо руководству Мосфильма по этому поводу (написал на русском) и мы также это письмо обсуждали.

Вот текст этого письма, которое журнал «Дилетант» недавно опубликовал на своих страницах:

ПИСЬМО СТАНИСЛАВА  ЛЕМА  НА «МОСФИЛЬМ» ОТ 27 АПРЕЛЯ 1970

[­орфография оригинала]

Уважаемые товарищи, осенью прошлого года я смог познакомиться в Москве со сценарием, написанным А. Тарковским, на основании моего романа «Солярис». Тогда-же я высказал, в письменной форме, все мои замечания, которых критическая суть в том, что сценарий далеко ушел от подлинника,  т. е. романа, т. к. сценаристом введено было большое количество персонажей, а также происшествий, которых не существует в подлиннике.    Я настаивал на этом, чтобы возвратится к роману при переработке сценария, при чем главное я видел в необходимости сохранения главной идейной линии сюжета, сводящейся к наглядному доказательству социально-психических противоречий, возникающих в процессе развития (в Солярисе речь идет о конфликтах, связанных с вторжением человеческого познания во внеземное пространство Космоса). Я доказывал тогда А.Тарковскому, что он, наверно неумышленно, подменил трагический конфликт процессов социального прогресса неким видом биологического и «циклического» нала (перемены генераций), а также свел вопросы познавательных и этических противоречий к мелодрамату семейных ссор (их то и в помине нет в романе).

По нашему договору, А. Тарковский должен был предоставить мне возможность прочесть окончательную редакцию сценария. Но к сожалению этого не было: а теперь частным образом мне пишут из Москвы, будто студия Мосфильма начинала с’ёмки фильма, при чем разпространено у вас мнение, будто я сценарий, который является основой работы, знаю, и одобряю его.

Чтобы избежать всевозможных недоразумений и даже серьезных неполадок в наших отношениях, извещаю Вас обо всем этом. Никакого сценария я не одобрял, т. к. не читал ничего, кроме первой, ошибочной версии. Я не настаиваю на этом, чтобы быт единственным судьей адекватности романа     и сценария. Но как автор настаиваю на этом, чтобы, коль скоро фильм снимается по моей книге (подчёркнуто в оригинале), он остался ей идейно и художественно верным. Существует же достаточное количество сведущих товарищей, знатоков научной фантастики, в Москве, а такие люди, если надо, могут проверит, действительно ли сценарий передает суть романа. Может быть, известья, которые я получил, ложны: но и тогда следует подумать об сохранности условий договора и дать автору романа возможность ознакомления с окончательным вариантом сценария.

C уважением, St Lem

Еще через десять лет мнение о возможной уникальности нашей цивилизации и почти нулевой вероятности встретить братьев по разуму и вступить с ними в контакт я услышал от другого выдающегося ученого.

Иосиф Самуилович Шкловский написал предисловие к моей книжке «Научные принципы и околонаучные мифы», я с ним не раз встречался. Он к 5-му изданию своей «Вселенная. Жизнь. Разум» полностью отказался от идеи множественности миров и встал на сторону уникальности цивилизации — только на Земле.

Эта его книга как раз только вышла, и я во время одной из встреч спросил его: «Как же так, Иосиф Самуилович, вы ведь сами в 4-х изданиях с таким оптимизмом писали о множественности миров и человечеств, а сейчас, в 1980 , вдруг отступились и похоронили одним махом столько разумных миров?!».

— В моем возрасте, Валерий, отвечал великий астроном, неприлично быть оптимистом. — А что люди – единственные разумные существа во всей Вселенной, так это, может, и к лучшему, — продолжал он. Начнут больше ценить свою жизнь. Не доведут до греха. К тому же, совсем неизвестно, чего можно было бы ждать от инопланетчиков, которые обогнали нас на тысячи лет развития. Может быть, мы стали бы для них только сырьем. Лучше уж прилично жить в одиночестве.

По позднему Шкловскому, наше одиночество наполнено пессимизмом, ибо объясняется самоубийством всякого разума еще до того, как он мог бы вступить в контакт.

Как дальние следствия этих разговоров были несколько моих статей на тему контактов с внеземными цивилизациями, которые тоже носили пессимистический оттенок.

Я вовсе не скептик в отношении наличия разума в иных мирах. Более того, они, наверняка, есть. Из общих умозрительных рассуждений, каковыми пользовался еще Джордано Бруно. Или были. Или еще будут.
Но суть в том, что связи с ними не будет. И главная причина этого — большая редкость и, стало быть, большие расстояния между ними. И еще — сравнительная краткость технологической эры их жизни. Если бы это было не так, мы бы наблюдали так называемые космические чудеса, то есть явления, которые можно объяснить только астроинженерной деятельностью неких цивилизаций.

Конечно, в порядке дискуссии можно делать разные допущения. Например, что до нас еще не дошла очередь получить сигналы инопланетчиков, или что мы еще не дозрели, или не успели, или у них такие способы сигнализировать, которые нам не известны. И вообще мало времени прошло. Любое такое предположение звучит как бы здраво и всегда можно сказать: ну, можно допустить. Однако мы имеем твердо установленный факт: мы нигде не наблюдаем так называемого «космического чуда». То есть, таких явлений, которые не могли бы быть объяснены естественными законами природы и требовали бы для своего объяснения апелляции к действию чужого разума.

А откуда следует, что космическое чудо должно быть, если существуют разумные иные цивилизации научно-технологического типа? Это следует даже из недлинной истории землян. С момента открытия радиоволн прошло каких-то около 150 лет, но за то время возникла сеть радио и теле станций, так что радиоизлучение Земли (а, стало быть и солнечной системы в целом) выросло во много тысяч раз. И это вполне космический эффект. Иная цивилизация, наблюдающая наше светило с расстояния десятка и более световых лет, заметила бы этот рост радиоизлучения, а при нужной точности (которая уже есть и у нас) даже локализовала бы источник — Землю. И это нельзя было бы объяснить ничем иным, как эффектом и проявлением достигшей нужного уровня цивилизации.

Теперь представьте себе, как далеко могут уйти цивилизации, старше нашей на многие миллионы лет. По академику Кардашеву, то были бы цивилизации второго и третьего типа, то есть, те, которые овладели энергией своей звезды (2) и далее, энергией своей галактики (3). Стало быть, и эффекты такой цивилизации были бы для нас более, чем заметны. А их нет. Нет космических чудес.

Можно возразить, сказав, что иные цивилизации идут другим путем. Не технологическим. Нечто вроде полинезийского рая. Живут в свое удовольствие и никуда не стремятся. Да, такое вполне может быть. Но это и означает, что они не хотят никаких контактов, и лишний раз подтверждает главный тезис: мы одиноки. Если и есть где-то сходные с нами цивилизации, то они на таком большом расстоянии, что нет никакого смысла в общении и контактах. Ну, а если технологические цивилизации имеют короткий срок жизни и быстро самоуничтожаются, то в этом случае и говорить не о чем.

По самым оптимистическим прикидкам расстояние между цивилизациями в среднем составило бы 1000 световых лет и это навевает сильную тоску. Это означало бы не только бессмысленность каких-то полетов на «другие миры», но даже просто всякий обмен информацией. Да, сие означало бы, что ответ на наш вопрос придет через 2000 лет.

Предположим, в 1500 году был актуален вопрос, сколько ангелов помещается на кончике иглы. Так ли уж важен будет ответ на этот запрос эпохи, полученный через 2000 лет, в 3500 году? Вполне вероятно, что наш нынешний интерес, сколько в Галактике имеется цивилизаций, готовых к общению с нами, имеет такой же смысл, как и число ангелов. Никакого интереса такой разговор иметь не будет. Стало быть, его и вести незачем.

Еще раз повторю свою формулу: не имеет значения, есть или нет иные цивилизации. Их существование равно их несуществованию.

Чем больше проходит времени, тем яснее становится, что жизнь во Вселенной – очень редкий цветок. Разумная – сверхредкий. А ведь мы ведь по большому счету ищем не просто иную жизнь, мы ищем разумную жизнь и втайне надеемся, что ее носитель будет чем-то похож на нас.

В одном рассказе известного палеонтолога и фантаста Ивана Ефремова обосновывается мысль, что разумное инопланетное существо будет похоже на человека. Тоже двуногое, двурукое, с головой наверху, с двумя глазами. Ну, может быть у него будет не пять пальцев, а, скажем, шесть. И цвет кожи синеватый. Рост больше или меньше. Возможен даже хвост — как в «Аватаре». Но в общем — наш брат, землянин. Но вот как раз своего собрата мы уж точно поблизости не встретим. Если он где и есть, то за тридевять земель, в других галактиках, что для общения совершенно бессмысленно.

Если бы человек был создан Всевышним как совершенное существо, тогда от него можно было бы ожидать благости и вселенской миротворческой деятельности. Но он эволюционно возник из предыдущих форм жизни, где главным было кого-то сожрать, себя спасти и оставить потомство. Весь мозг был заточен на это. Человеческий неокортекс, отвечающий за мышление — очень позднее приобретение. Вот в нем и сидят идеи всяческого благородства и гуманизма.

Но неокортекс занимает всего 2 проц. от деятельности всего мозга с его древними инстиктами. Да и в нем еще все равно есть центры доминирования, подавления иного, самореализации и даже самообожествления. Там же сидит и его «свободная воля».

Это же можно предположить и в отношении других инопланетных разумов, возникших естественным путем из предшествующего состояния. Каждый – сам за себя. А если и есть некий сверхразум, божественный, можно сказать, то нам его не понять.

Если Бог создал механизм эволюции, то на уровне ее венца — вот этого хомо сапиенс, человек получил божественное право поступать по своему хотению. И если он в лице своих правителей выберет самоуничтожение, то тем самым проявит свою свободную волю. То есть, осуществит высшую мудрость Господа и Вседержителя.

Ну и последнее соображение, как бы оптимистическое, это о бессмертии человека.

Взыскуемого телесного, да и ментального бессмертия в земном и вообще материальном мире нет. Оно в принципе невозможно, хотя бы в силу конечности объема памяти индивида. Если он заживется на свете, то старые следы памяти придется стирать и освобождать место для новых запасов «впечатлений и мыслей». Таким образом, индивид потеряет свою самоидентификацию, то есть станет другой личностью. И вот так и будет все время меняться по ходу тысяч и миллионов лет, что вполне эквивалентно его смерти и рождению других поколений.

Что ж, освободим место для других. Им тоже хочется жить. Не меньше, чем жареному цыпленку.

---

Валерий ЛЕБЕДЕВ,
Бостон, США
Для “RA NY”