ФРАНЦУЗСКИЙ ИНОСТРАННЫЙ ЛЕГИОН: РУССКИЙ СЛЕД
Одной из наиболее малоизученных сторон русской жизни в диаспоре является тема русского участия во французском Иностранном легионе. Материалов на эту тему чрезвычайно мало и то немногое, что мы имеем, принадлежит к разряду мемуарной литературы. Это можно объяснить рядом причин. Дело в том, что это специальное военное формирование строго соблюдает режим секретности, что вполне понятно. Не всегда можно разглашать сведения о тех лицах, которые служили в легионе и задачах, которые они выполняли. Но это одно. Другое состоит в том, что люди, служившие там, не были настроены на писательский лад.
Это были солдаты, которые выполняли приказ и свой долг. Но сейчас начали появляться исследования по этой проблеме. Ценной, на мой взгляд, является работа игумена Ростислава ( В. Е. Колупаева ) “Под солнцем Африки. Русские воинские традиции во французском Иностранном легионе”. Биография этого человека весьма примечательна. Опуская все подробности отметим, что он был настоятелем Воскресенского храма в Рабате (Марокко), т. е. в местах, где этот самый Легион действовал и чьи солдаты этот храм основали. Много весьма интересных документов он нашёл в архивах Рабата и Касабланки, Алжира и Туниса, в русских фондах различных библиотек. Все это положено в основу его исследования. Не меньший интерес представляет Вводная статья и комментарии С. С. Ипполитова к “Воспоминаниям о службе Иностранном легионе в Алжире, Тунисе и Сирии” Николая Матина. Да и сами воспоминания Матина являются важным источником для понимания проблемы. Эти работы, как и некоторые другие, использованы при подготовке этого материала.
С. С. Ипполитов отмечает, что многие годы эти слова были окружены в сознании людей ореолом романтики. Они будили в воображении видения жестоких битв “цивилизованных” французских солдат с “дикими” арабскими и африканскими племенами, видения бескрайних песков Марокко и Сирии, покоряемых мужественными легионерами, джунглей Нигера и Сенегала, где местным племенам французскими штыками прививались “европейские ценности”. Французский Иностранный легион – это наёмные военные формирования Франции, с 1831 года использовавшиеся для подавления восстаний в колониях и антиправительственных выступлений в самой метрополии. Сами французы, привыкшие к комфортной и спокойной жизни, служить в армии в колониях не особенно стремились. Вот ставка и была сделана на деклассированные элементы в самой Франции, наёмников со всего мира, которые искали возможности заработать деньги с оружием в руках. На службу поступали часто и откровенные уголовники, у которых на вербовочных пунктах никто не спрашивал удостоверения личности, а в контракт вносилось любое имя, названное будущим легионером. Вот эти люди и составляли основу Легиона.
Легионеры, отслужившие установленный контрактом срок, получали определённые льготы при устройстве на работу во Франции. Считалось, что эти люди побывали на государственной службе и принесли обществу пользу, а тем самым и искупили все свои прошлые грехи. Дезертирство из Иностранного легиона являлось делом распространённым. Однако подобный поступок жестоко карался французскими властями. Виновному грозило тюремное заключение на срок до пяти лет. После этого он должен был продолжить службу, получая жалование в два раза меньше положенного. Но и это не все. На получение французского гражданства он рассчитывать не мог и после службы высылался из Франции. Исключение из этого правила составляли русские, которые попадали в эти формирования по совершенно иным причинам и которые выделялись своими качествами, возможно, присущими в то время только им. Ведь в Легион попадали, как правило, опытные, бравые русские военные, имевшие за плечами долгий срок службы, участвовавшие в сражениях, отмеченные боевыми наградами.
Русские солдаты и офицеры стали наиболее дисциплинированной, боеспособной и наиболее ценимой частью французских формирований. На долю русских пала тяжесть борьбы с рифянами, кабилами, туарегами, друзами и другими восставшими племенами в период 1925 – 1927 гг. В раскалённых песках Марокко, на каменистых кряжах Сирии и Ливана, в душных ущельях Индокитая – всюду рассеяны русские кости. Иностранный легион, как когда – то Римский, выполнял, кроме всего прочего, и задачи служения цивилизации. Везде, где проходили Легионеры, прокладывались дороги, возводились дома, население обучалось обращению с современной тогда техникой. Во многом благодаря легионерам возникли новые города, а Рабат превратился в современный город, который в ту пору не уступал европейским городам. Так что Иностранный легион сыграл и немалую положительную роль в жизни тех народов, среди которых он пребывал.
В Иностранном легионе служили люди самых различных национальностей. До 1920 года были там и русские из числа политических эмигрантов, студенты, немало евреев, покинувших черту оседлости и т. д. Но массовое и активное проникновение русских в Иностранный легион произошло в результате эвакуации частей Белой армии под командованием барона П. Н. Врангеля.
Памятной для десятков тысяч русских людей осенью 1920 года, когда после падения последнего оплота организованного Белого движения на юге России – Крыма – флотилия российских кораблей, катеров и барж встала на якорь в бухте Константинополя, доставив на своих бортах 150 тысяч военных и штатских, обречённых с того момента на многие годы вперед на горькую эмигрантскую долю. Французское правительство нуждалось в регулярном пополнении Иностранного легиона, которое происходило как раз за счёт людей, имевших военный опыт, но не имевших средств к существованию. Не успела русская эскадра с войсками генерала Врангеля войти в Константинополь и стать на якорь в бухте Мод, на кораблях появились вербовщики в Легион. Наибольшую активность вербовщики проявили на островах, где в беженских лагерях русские солдаты и офицеры подчас доходили до отчаяния. Для того, чтобы вырваться из лагеря, многие соглашались на вступление в Легион. Его агенты пожали “добрую жатву” на острове Лемнос. Только из одного Донского корпуса поступило на французскую службу более 1000 человек. Происходила вербовка не только в Турции, но и во Франции среди русских эмигрантов. Для многих русских офицеров служба в Иностранном легионе становилась альтернативой голодной смерти или самоубийству.
“Социальная адаптация, – отмечает В. Колупаев, – этой категории эмигрантов, выходцев из среды кадровых военных, да и просто людей, многие годы проведших в состоянии войны, было крайне затруднено. С одной стороны, мало кому из них удавалось сохранить гражданские “прикладные” специальности, которые могли оказаться востребованными в условиях эмиграции. Но эта причина не являлась основной: наибольшие трудности представляла психологическая адаптация. Целый комплекс…проблем вызывал состояние стресса, ставил человека на грань срыва, зачастую приводя к распаду личности или самоубийству. Среди психологических факторов , оказывавших наиболее разрушительное воздействие на сознание и духовный мир русских эмигрантов, были чувства утраты и тоски по Родине, понижение социального статуса, языковый барьер, разрыв родственных связей, социальная невостребованность личности в чужом обществе, невозможность интеллектуальной и профессиональной самореализации”.
Другие возможные выходы из константинопольского изгнания для русских солдат и офицеров очень часто были недоступны. Репатриация, начавшаяся уже через несколько месяцев после прибытия российских беженцев на Босфор, сулила многим из них заключение или быструю смерть сразу после прибытия в советские порты. Некоторые, правда, рассчитывали на снисхождение в силу не очень активного участия в борьбе с советами. Но и они просчитались . Чуть позже и их репрессировали. Но не только и не столько материальные тяготы беженского статуса толкали русских солдат и офицеров на службу в Легион, сколь боязнь оказаться вне воинского коллектива, столь понятного, спаянного долгими годами войны, победами и поражениями, с его простой логикой приказа и подчинения, а также гарантированным материальным обеспечением, – вот в чём состояла истинная причина нежелания беженцев снимать военную форму.
Предложенная французами альтернатива казалась в тот момент наиболее приемлемой: военная служба, – да, не в России, да, не на благо своего Отечества, но зато по привычным и понятным законам воинского коллектива, вдали от унизительных беженских лагерей Турции привлекала к себе многих солдат и офицеров. Положение российских беженцев на берегах Босфора было катастрофическим. Голод, осенняя сырость и холод, болезни и тоска по Родине были неизменными спутниками изгнанников. Осложнял положение беженцев и острый жилищный кризис. Многим приходилось ночевать прямо на улице из – за непосильных цен на жилье. В лагерях вспыхнули эпидемии холеры, тифа, уносившие жизни многих тысяч людей. Естественно, что люди пытались всеми возможными способами вырваться из этого ада. Положение гражданских беженцев было несколько лучше: им помогали русские общественные организации, международные и иностранные благотворительные фонды, военное командование союзников. Ситуация в русских военных лагерях была намного драматичнее. В этом положении подписание контракта с французским командованием на пятилетнюю службу в Иностранном легионе становилось для многих едва ли не единственным способом разорвать тот порочный круг нищеты и бесправия, который сомкнулся вокруг русской армии в эмиграции.
Ещё раз необходимо подчеркнуть, что русские военные были особой, наиболее квалифицированной частью Иностранного легиона. И это признавало французское командование. В связи с этим игумен Ростислав отмечает, что “Несмотря на все трудности и беды, русский человек в силу своего национального характера и природных качеств, и в Иностранном легионе добивался успехов и нам есть чем гордиться за соотечественников….многие русские, служившие в Иностранном легионе в Северной Африке, достигли достаточных успехов по службе. Пятеро из них дослужились до высших чинов, среди них З. Пешков, Нольде, Фавицкий, Румянцев и Андоленко…”. Особое место среди них занимает Зиновий Пешков – старший брат Якова Свердлова, приемный сын и крестник Максима Горького. Он дослужился до командира Иностранного легиона в Марокко, принимал активнейшее участие во всех событиях Второй мировой войны на стороне Де Голля, был послом в Китае, Японии. Большой Крест Почетного Легиона, Военная медаль, Военный Крест – вот далеко неполный перечень наград генерала, потерявшего в войне руку, но остававшегося на службе. С главой Советской России, своим братом Яковом, он отношений не поддерживал после того, как с помощью Горького стал обретаться за границей.
И ещё на одну особенность, свойственную только русским легионерам следует обратить внимание. Там, где они служили и воевали в Северной Африке на французских территориях, создавались очаги русской жизни. Цитируемый мною автор сообщает, что эмигранты, пришедшие в Бизерту. с Черноморским флотом и прибывшие в результате единичных переездов из европейских стран, формировали русские общины в различных городах Алжира, Марокко и Туниса. Их соотечественники, продолжавшие военную карьеру в Иностранном легионе, становились частью русского присутствия в регионе. Иногда первыми прибывшими были отслужившие свой срок в этих формированиях. Первый православный приход в Марокко возник именно в 1925 году, после окончания первого контрактного срока, начавшегося в 1920 году.
В знаменитом французском военном музее во дворце Инвалидов в Париже есть специально русский отдел, где хранится память о храбрых русских воинах, которые, находясь по известным причинам на французской службе, не уронили чести и достоинства своей родины. Вот только жаль, что в российских военных музеях об этих страницах истории русского воинства ничего почти нет. И ещё один интереснейший, если не интригующий факт сообщает иегумен Ростислав. Он тоже связан с русскими военными, служившими в Иностранном легионе в Марокко. Это относится к известной войне в Испании в 1936 – 1939 гг.
“1 августа 1936 года, – пишет он, – харбинская газета “Наш путь” опубликовала интервью испанского профессора Е. Афенисио под заголовком “Испанское восстание подняли русские эмигранты, чины Иностранного легиона в Марокко” Как известно, север Марокко находился под особым оккупационным режимом в силу беспокойного характера местных племен. Контролировал ситуацию в этих местах Иностранный легион, “где русские составляют наибольший процент солдат и офицеров…первые события начались в Мелилье и Сеуте, гарнизонах…, где как раз стояли части, исключительно состоящие из русских эмигрантов…Поэтому я убежден, что восстание в Марокко, которое перекинулось сейчас на континент, дело рук ваших соотечественников, которые первые предоставили в распоряжение восстания свою реальную силу в лице полков… Иностранного легиона”, – писал испанский профессор”. Вариант вполне вероятный, особенно если учесть тот момент, что белые эмигранты из Франции и других стран поступали на службу к генералу Франко и храбро сражались против коммунистов в рядах его армии.
И ещё один интересный момент. Как известно, Франция вступила в войну с Германией 3 сентября 1939 года Военные действия, затронули затем и территорию Северной Африки. Иностранный легион участвовал в боях против гитлеровцев на территории Марокко. Кстати, бои здесь продолжались ещё два месяца после капитуляции Франции, которая состоялась 22 июня 1940 года. Некоторые командиры Легиона, в том числе и Зиновий Пешков отказались признать позорное для Франции перемирие. После поражения 1940 года он бежал ночью на пароходе и прибыл в Лондон один из первых. Он откликнулся на призыв Шарля де Голля и стал одним его ближайшим соратником и в этом качестве возвратился опять в Северную Африку. Иностранный легион вновь начал принимать участие в боевых действиях против германской армии на этот раз как составная часть формирований генерала де Голля.
Многие русские легионеры были награждены за заслуги в боях против гитлеровцев боевыми наградами. “Крестом Освобождения” были награждены подполковник Д. Амилахвари, погибший в 1942 году в Египте; Н. Румянцев, командир 1-го марокканского кавалерийского полка; капитан А. Тер – Саркисов.. В исследовании В. Колупаева сообщаются имена и ряда других русских офицеров и солдат, погибших в боях: А. Ващенко, Гомберг, Золотарев, Попов, Регема, Ротштейн, князь Сергей Урусов; Земцов, награждённый двумя Воинскими Крестами, вторым Крестом он награжден посмертно. Хочу сообщить читателям, что сам Владимир Евгеньевич Колупаев ( игумен Ростислав ) в 1997 назначен был настоятелем Воскресенского храма в городе Рабат, Марокко. Вот там, в Северной Африке, он занялся научно – исследовательской работой по теме истории русского присутствия в государствах арабского Магриба и Египте. По этой проблеме успешно защитил диссертацию и стал кандидатом исторических наук. Именно он сумел восстановить многие события из жизни русской диаспоры в том регионе. И только после этого вернулся в Россию.
Во всяком случае теперь можно с уверенностью сказать, что дело русских легионеров не кануло в Лету. Примером тому, приведённые факты.
Вилен ЛЮЛЕЧНИК,
кандидат исторических наук, доцент, полковник в отставке.
Нью-Йорк, США.
Для “РА NY“