ПРОПАГАНДА ОДНОВРЕМЕННО УСИЛИВАЕТ И ОСЛАБЛЯЕТ ГОСУДАРСТВО

Пропаганда усиливает власть, но одновременно и ослабляет ее, поскольку власть не ощущает конкуренции, когда опирается на пропаганду и спецслужбы. Бюрократический мир устроен так, что наверх рапортуют о победах, молча о поражениях. И так на каждом уровне иерархии порождаются несоответствия реальности. Можно сказать, что реальность вторична там, где главенствует “отчетность”. Сложный мир требует не менее сложных методов управления. Но советское и постсоветское время скорее идут по направлению к простой модели мира, поскольку простым методам управления там работать легче. Отсюда активность пропаганды и спецслужб в той модели мира, которая удерживается властью. В любой войне сильнее слышны рассказы о победах, чем о поражениях…

Коммуникация и пропаганда очень близки. Обе они направлены на чужие мозги, с их помощью пытаются ввести в них чью-то иную точку зрения. И это вполне естественно, человек “обогащается” за счет новой информации и даже заинтересован в этом. Пропаганда может даже встречаться в положительных контекстах типа “пропаганды здорового образа жизни”. То есть передача информации может нести как пользу, так и вред. “Круговорот информации” в природе по сути создал человека. Книга как новый способ распространения информации подняла мозги на новый уровень, поскольку чтение развивает. Это же делает образование, которое было невозможным без книги. Все вокруг нас было сделано людьми, читавшими книги.

За это время человечество постепенно перешло к индустриальным способам хранения и передачи информации, которые потом стали еще более мощными, поскольку позволяли передавать и хранить все большие объемы информации. И чем сильнее становилась эта система, тем больше возможностей для управления информационными потоками она предоставляла. И один из таких потоков породил пропаганду. Кстати, первыми это слово использовал Ватикан, именуя таким термином процесс обращения в христианскую веру неверующих. У человека практически менялось сознание, и он шел по жизни с другой моделью мира. Пропаганда здорового образа жизни является еще одним примером использования этого термина в позитивном контексте. Но двадцатый век сделал из этого термина пропаганда чисто негативное понятие. Теперь все знают, что пропаганда – это плохо.

Массовые аудитории СССР и Германии объединялись в единое целое при помощи газет, радио, кино. И поскольку они становились единым организмом, управление ими становилось все легче и легче. Разными, тем более конфликтующими мозгами управлять сложно, поэтому любые государства волей-неволей стремятся к единообразию. Мы практически смотрим одни фильмы, читаем одни книги, любим одни и те же передачи, обожаем тех же актеров…

У Оруэлла в дневнике есть такая запись, датированная 1942 годом: “Любая пропаганда — ложь, даже когда говоришь правду. Но это не так уж важно, лишь бы знать, что ты делаешь и почему”.

Соцсети перевели тенденцию”единения” разного мышления людей в одно, но правильное на еще более высокий уровень. Мы теперь не только говорим, но и мыслим “хором”… Выживание каждого отдельного индивида облегчено в такой модели. Однако, к сожалению, это плохо для креативного развития человечества, так как технологии не рождаются хором… Литература и искусство тоже строятся не на повторе, а на отклонении от него.

Опасность и вред информационных потоков может проявиться, когда сильный медиа-источник начинает отклоняться в сторону лжи или метаться между полюсами правды и лжи. Кстати, часто бывает так, что нам даже не очень хочется услышать правду, поскольку успокоительная ложь гораздо приятнее… Причем это многообразие лжи может проявляться на любом уровне. После избрания Андропова генсеком, например, стали распространяться слухи, что он любит американский джаз и пишет стихи. Вероятно, так спецслужбы решили “облагородить” образ генсека, пришедшего из КГБ, чтобы его признал Запад. Кстати, стихи он действительно писал, только матерные. Так что факт сочиняющего стихи Андропова никакого отношения к объективной картинке реальности не имеет. Но он делает другое – порождает нужную эмоцию позитивного характера.

Официальная история лишена объективности: она прячет опасные для нее факты, выпячивая только то, что системно, поскольку массовое сознание не является профессионалом, оно не может концентрироваться, поэтому для него скорее предназначена киноверсия истории, а не книга с ее сложностями. Именно на целях по упрощению ситуации акцентирует внимание П. Щедровицкий: “у вас есть две стратегии. Первая — повышать сложность системы управления так и таким образом, чтобы соответствовать сложности управляемой деятельности. И вторая — снижать сложность управляемой деятельности, чтобы управляющая деятельность могла добиться своих целей. Так вот сегодня система управления [государством] идет по второму пути. Она не усложняется, чтобы соответствовать новым вызовам. Она пытается свой «объект», то есть другую деятельность, упростить так, чтобы можно было с ней справиться. И, на мой взгляд, это бесперспективно. А какие обоснования, цели ставят действующие лица — честно говоря, истории все равно”.

Наш мир невозможен без коммуникаций. По этой причине скрытая или прямая пропаганда никуда не уйдет. Пропаганда сильна массовостью своего продукта. Власть делает свою пропаганду самым доступным информационным продуктом. Вспомним шутку советского времени, в котором человек боялся включить утюг, чтобы из него тоже не понесся пропагандистский поток.

Коммуникация в принципе может пробиваться в массовое сознание и с одной идеей. Правда, потом из такой искры может разгореться пламя. Пропаганда имеет другую задачу – захватить массовое сознание. Сделать это можно путем “глушения” других мнений. В результате все будут думать одинаково. Пропаганде не интересен отдельный человек, это массовое мероприятие. Зато коммуникация может быть направлена на уши одного человека, например, командующего воюющей стороны. Например, такую операцию провели англичане, пытаясь внушить Гитлеру, что местом высадки союзников будет Греция, а не Сицилия. Сейчас об этом вышел британский фильм “Operation Mincedmeat”, раскрывающий работу сотен людей, позволивших выстроить эту информационную цепочку из британской разведки на стол к Гитлеру.

Пропаганда на свою собственную аудиторию дает власти неограниченные возможности, поскольку нет никаких помех. СССР все время строил страну с опорой на пропаганду. Это были не только газеты, но литература, песни, кино. Элементы развлекательности, присущие им, удерживали внимание масс, что позволяло вносить нужные смыслы вне их контроля. Человек, погружаясь в виртуальный мир, теряет свою критичность.

Сталин внес в убедительность своей пропаганды и поддержку спецслужб, когда думающие и говорившие иное исчезали. Так физический инструментарий управлял информационным и виртуальным. Но сильные, к примеру, кино или песня были примером настоящего искусства, где пропаганда была лишь дополняющим элементом. У сегодняшней российской пропаганды все наоборот: в фильме о Крымском мосте Симоньян – Кеосаяна пропаганда первична, а художественное – вторично.

Сталин в первые период войны лично правил сводки Совинформбюро, поэтому когда они расходились с реальностью, генералам приходилось менять реальность. Слово Сталина и было правильной реальностью.Сталин достаточно хорошо чувствовал некоторые “тонкие” вещи. Можно привести такие примеры:

– на встрече с писателями, которые говорили, зачем МХАТ ставит Булгакова, когда есть хороши партийные писатели, Сталин интересно ответил им, что в театр ходят не только члены партии,

– когда Б. Полевой написал для Комсомолки очерк о Маресьеве, Сталин предложил ему подумать литературном, а не газетном варианте, и очерк не пошел в печать.

Виртуальное не менее важно, чем информационное и физическое, поскольку человек, живя в физическом мире, управляется из мира виртуального и информационного. Пропаганда более виртуальный продукт, чем чисто информационный. Условно говоря, если астрономия рассказывает о звездах, то фантастика о путешествиях людей к звездам, а пропаганда тогда стоит между ними, смещаясь в сторону виртуальности, а не реальности. Она повествует о “наших” победах задолго до их реального прихода. И молчит о поражениях даже тогда, когда они имеют место. Это все потому, что пропаганда пишется властью.

Россия усилила эту тенденцию, создав аналог самодержавной власти. А. Ципко пишет: “Пора осознать – особенно это видно сейчас, – что если мы не преодолеем эту политику закручивания гаек, запугивания свободы мысли, если мы не преодолеем античеловеческую агрессию нашего телевидения, считающего, что единственной альтернативой уступок независимой Украине со стороны России является третья мировая война и уничтожение человечества, то мы просто выродимся как люди, как нация. Большая трагедия, что Россия, которая не по своей вине не имела ни эпохи Возрождения, ни эпохи Просвещения, которая потратила 70 лет на бессмысленный коммунистический эксперимент, сейчас, вместо того чтобы преодолевать свою культурную отсталость, убеждает себя, что отстранение от Европы, от современных институтов культуры и науки является нашим спасением”.

СССР добился превращения политического многоголосия в хор, который пел то, что можно. Сейчас мы видим вариант повторения этого в России. Но такие системы были очень хороши в прошлом веке, сегодня они тормозят развитие. Они хороши для решения краткосрочных задач, но не работают на долгосрочные. Кстати, пропаганда не работает с нюансами, поскольку ее задачей становится стать голосом масс.

Г. Голосов очень точно сформулировал то, как и когда пропаганда начинает доминировать в наших головах: “В условиях авторитаризма общедоступные источники информации подают только одну точку зрения на происходящее. Именно потому, что люди особенно политикой не интересуются, им легче усваивать информацию из этих источников. Кроме того, власти специально прилагают усилия к тому, чтобы людям было психологически более удобно черпать информацию из этих источников. Это резонирует с таким «патриотизмом», когда человек оправдывает войну тем, что она ведется за сохранение независимости или за национальную безопасность, или ради помощи братским народам. Довольствуясь этим, люди не будут искать другую информацию, так и будут относиться к происходящему”.

Сложный мир требует усложнения мозгов. И современные мозги готовы под такие задачи, поскольку они воспитаны в условиях многоголосия, пришедшего в том числе и с Интернетом. Множество мнений, а не одно является отличительным признаком соцсетей. СССР четко делил мнения на правильные и неправильные, распространяя миллионными тиражами единственно верные взгляды.

В советское время только анекдот мог бороться с пропагандой. Но когда нельзя понять, что происходит, нельзя и говорить. Однако анекдот может нести иную картину мира, по этой причине представляя настоящую опасность для власти.

Известная исследовательница анекдотов А. Архипова говорит о возрождении политического анекдота в России. Это является естественной реакцией массового сознания на давление власти. Этот феномен нам хорошо известен с советских времен. Архипова пишет: “С начала войны в Украине анекдоты переживают второе рождение, они часто отсылают к новостной повестке. С одной стороны, россияне, публикуя анекдоты в социальных сетях, выражают свое несогласие с войной и ее последствиями. С другой — у них появляется ложное чувство активного вовлечения в протест”.

В анекдоте последняя фраза дает новое прочтение ситуации, например:
– мама, я в плену,
– сынок, купи доллары

В своем подкасте А. Архипова приводит серию того, что, наверное, можно назвать анекдотической трансформацией жизни современного человека. Вот некоторые примеры:
– Дорогие россияне, туристическое агентство “Нефиг шастать” приглашает вас в интересные увлекательные туры “Увидеть Киев и умереть”;
– “Жена влюбленными глазами смотрит на Арестовича. Но я не ревную. Потому что я сам смотрю на Арестовича влюбленными глазами”;
– Z – это половина свастики, остальное украли;
– мой дед сидел за анекдот, а я за репост

Анекдот по сути это всегда ответ на давление власти. Массовое сознание не может выйти в эфир, но у него есть свои методы реагирования. Анекдот становится таким инструментом, поскольку у него есть свойство самотрансляции. Это такая вербальная форма, которую хочется пересказать другому. И этим анекдот обходит любые преграды. Он жил и расцветал в советское время, когда за него можно было получить реальный срок.

Есть, правда, еще один вариант негативной реакции массового сознания – язык визуальной картинки, иллюстрирующий протестность вообще без слов. И он получил широкое распространение: “Вот уже полгода множество россиян, которым публичный уличный протест грозит арестом, находят новый язык для антивоенных заявлений — язык рисунка, картинки, бумажной птицы…Кому-то этот язык покажется инфантильным — дескать, нет бы на площади вышли. Тому, кто последние годы живет в России, он более понятен: репрессии давно вошли в повседневную жизнь, уличные протесты встречают жесткое подавление, лидеры оппозиции — кто в тюрьме, кто на том свете, кто в эмиграции. К тому же визуальный протест зачастую генерируется теми, кто никогда прежде не причислял себя к протестному меньшинству, это люди, не привыкшие к митингам и пикетам. Многие из них живут в маленьких городах — совсем не там, где делаются революции. Некоторые впервые сделали шаг в конфронтацию с государством — просто не смогли не сделать хотя бы этого. Государство, кстати, оценило: за граффити, рисунки и даже «идеологически неверную» музыку из окна тут же начали штрафовать”.
Официальная версия событий вступает в противоречие с тем, что люди видят и слышат вокруг. Это создает новый тип вакуума информации, с которым и работает официальное телевидение, пытаясь изобразить возможность ответа на этот запрос. Это телевидение эпохи интернета, поэтому оно не может победить другого информацией, а только криком.

Советская пропаганда была сильной, но повторить этот опыт сегодня невозможно. Это была пропаганда индустриальной эпохи, когда можно было удерживать один источник информации для всех. В постиндустриальную эпоху с неизбежностью возникает множественность источников. И они часто будут настроены против власти.

Советская пропаганда также имела другой объект для воздействия, поскольку другим был средний уровень образования людей. Это делало уровень доверия к ней намного более высоким. Современная аудитория другая. И у нее другой запрос. Раньше был запрос на информацию, сегодня запрос на понимание этой информации.

Дополнительно Соловьев и др. пытаются удерживать внимание аудитории не только словом, но и криком. Кто-то может говорить об этом как о риторике подворотни, но такая модель несомненно работает, поскольку в студия пришла улица, точнее ее модель. В критической ситуации у нас всегда возрождались митинги на площадях. Сегодня телевидение научилось работать с митингом в студии. Оно эффективно моделирует свободу информации, не будучи таковой. Теперь перед нами на экране информационные актеры с заранее расписанными ролями.

Люди в системной нехватке информации, которая создана властью, начинают смотреть то, что им кажется естественным информационным потоком, хотя на самом деле перед ними информационный театр с четко расписанными ролями.

Правда теперь может успешно работать ложью, а ложь правдой… Туман в мире и туман в понимании мира привели к тому, что все традиционные информационные потоки стали претерпевать изменения. И нехватка информации, которую ощущает каждый, ведет нас к поиску все новых и новых источников ее.

---

Георгий ПОЧЕПЦОВ.
Доктор филологических наук, профессор.
Киев, Украина.
Печатается с любезного разрешения автора