ХАРБИН: КОНЕЦ ДИАСПОРЫ

Из всех русских эмигрантских диаспор особняком стоит дальневосточная, а именно – маньчжурская, судьбу которой нельзя назвать типичной для Российского зарубежья, отмечает историк Я. Л. Писаревская, автор работы “Две России в Маньчжурии: социальная адаптация и реэмиграция. ( 20-е – начало 30-х гг.)”. Ниже станет понятным, почему к такому выводу подошла молодая исследовательница этой проблемы, которая по сей день остается белым пятном в российской истории. И именно российской, а не только зарубежной. Скажу больше, неординарность этой проблемы приводит к тому, что по сей день многие документы, касательно русской диаспоры в Китае, хранятся под грифом секретности не только в России, но и в КНР. Да и Японии особенно не афишируют эти материалы. Видимо, некоторыми из причин, способствующих подобной ситуации, состояли в необычном финале, приведшем к распаду сообщества, одна часть которого приняла решение вторично эмигрировать, а другая – вернуться на Родину.

В сущности, Маньчжурия была своего рода “перевалочным пунктом” на пути из Россию в эмиграцию. “Тем не менее на , на четыре десятка лет, – отмечает Писаревская, – для тысяч беженцев она стала домом, в котором было уютно жить, потому что это был не китайский, а русский дом, с характерным укладом и стилем жизни Русский Харбин к началу 30-х гг. сохранял вся атрибуты крупного российского города, даже внешне напоминающего многие провинциальные города России начала ХХ века. Как вспоминает очевидец харбинской жизни 20-х гг. “…в Харбине было такое ощущение, что мы попали обратно в дореволюционную Россию. Харбин был очень русский город, а население – фантастическое, потому что там были русские люди, которые считали в ту пору, когда мы туда приехали, что они живут в России”. И вот этот город исчез. И во многом благодаря стараниям советского руководства. Уникальное, строго говоря, явление – Россия уничтожила русский анклав на территории Китая, хотя тот ничего против его существования не имел. И происходило это в несколько этапов.

ХАРБИН – ГОРОД РУССКИЙ.

Город на Сунгари был основан в 1898 году. Русские жители Маньчжурии жили там тихой спокойной, нормальной неторопливой жизнью, жили “как у Христа за пазухой”. Важную роль этот город на Китайско – Восточной железной дороге (КВЖД) сыграл в годы русско-японской войны. Он по сути дела, был перевалочной базой снабжения и обеспечения русских войск. В те годы в Харбине побывали все известные военачальники – генералы Мищенко, Ренненкампф, Куропаткин, сменивший его Линевич, тогда ещё молодой капитан Генерального Штаба А.И. Деникин, бывал в Харбине и военный агент в Китае Л. Корнилов. После окончания войны Харбин превратился в тихий, спокойный провинциальный русский город, но на китайской территории, в так называемой “полосе отчуждения”, в котором была русская администрация, русский суд и полиция, а также русские охранные войска.

Русское население в Маньчжурии, да и вообще в Китае пользовались правами экстерриториальности, как и все подданные и граждане великих держав. Автор книги “Город на Сунгари” Виктор Петров отмечает, что переменны произошли после большевистского переворота в 1917 году. Эти политические события, “бурно захватившие всю Россию, только частично всколыхнули Маньчжурию. Довольно нерешительная попытка захватить власть в “полосе отчуждения КВЖД” и передать бразды правления советам рабочих и солдатских депутатов была в корне пресечена решительными действиями генерала Хорвата. По инициативе генерала Хорвата Харбин и вся “полоса отчуждения” была занята китайскими войсками в декабре 1917 года, советы изгнаны из Китая”. Отсюда и все вытекающие последствия.

Во – первых, русские жители, много лет жившие в Маньчжурии, неожиданно из русских подданных перешли на положение эмигрантов, во – вторых, ими были потеряны права экстерриториальности с постепенным переходом полиции, суда, городского управления в руки китайской эмиграции. Но и это не все. После 1917 года в Харбин нахлынули десятки тысяч беженцев из Сибири и Дальнего Востока, в результате крушения правительства Колчака и других режимов. Впрочем, это имело для города положительное значение: Харбин заметно вырос в культурном отношении и мог сравниться с любым губернским городом России. Бегство российских граждан через границу по Амуру, по свидетельству многих харбинцев, имело место до 1939 года. Большая часть бежала через Благовещенск, город на Амуре, где мне посчастливилось провести многие годы своей военной службы. Китай там виден через реку, да и до Харбина было недалеко. Отдельные случаи переправы через Амур были отмечены даже в 1940 году. Но затем граница была заперта намертво.

С установлением в 1924 году дипломатических отношений между СССР и Китаем и передачей КВЖД в совместное советско – китайское управление, начался период советской экспансии в Китае. Именно в это время для привлечения сторонников была создана целая пропагандистская машина, призванная вербовать коммунистические кадры из рядов строителей КВЖД и эмигрантов. Правда, после 1927 года (усиление позиций Гоминьдана и разрыв дипотношений с СССР) сменил период нелегальной деятельности, который длился вплоть до 1935 года.

В цитируемой работе Писаревской отмечается, что процесс формирования советской части русской диаспоры Маньчжурии растянулся почти на целое десятилетие. Фундаментом её стали русские железнодорожники – строители КВЖД и Харбина, большая часть которых решила принять советское гражданство до 1925 года. Затем в их ряды влилась довольно большая группа так называемых “советских специалистов”, прибывших в Харбин с передачей КВЖД в советско – китайское управление ( 1924 – 1925 гг. ).

Наряду с интеллигенцией, решившей переждать трудные времена в спокойном Китае, здесь было немало агентов ОГПУ, занимавших различные должности в аппарате советской администрации КВЖД, Генерального консульства, торгпредства. Большой интерес об этом времени представляют воспоминания М. Л. Шапиро – русской эмигрантки, окончившей в Харбине юридический факультет, занимавшейся журналистикой и преподаванием. Она отмечает, что русская колония в Харбине составляла особую часть послереволюционной эмиграции. Здесь осело много русских, в том числе немало русской интеллигенции. Работали высшие учебные заведения, издавались русские газеты и журналы. Можно сказать , что Харбин был столько же русским городом, сколько и китайским. Особое положение эмигрантов в Харбине определялось ещё и тем, что, поддерживая связи (родственные, дружеские, культурные ) с западными эмигрантами, они не теряли связи с Россией – до 1935 года – сохранялись обширные контакты с советскими гражданами, служащими КВЖД.

В 1935 году советская часть дороги была продана японцам, а служащие – несколько десятков тысяч человек – увезены в Союз ССР. Судьба их была печальной. Это был первый исход. Следует отметить, что работа на КВЖД имела ряд преимуществ. Она была достаточно высокооплачиваемой, был и ряд других социальных льгот. Принятие советского гражданства стало той ценой, которую пришлось заплатить определённой части эмигрантов за сохранение своего социального статуса.

По данным, приводимым Я. Писаревской, к началу 30-х годов прошлого столетия в Маньчжурии проживало 150 тысяч советских граждан, около 100 тысяч эмигрантов и 15 тысяч, принявших китайское подданство. К середине 20-х годов Харбин разделился на советскую и антисоветскую части – на “красный” и “белый”. Была в городе большая советская колония. Соответственно, и школы. На протяжении 20-х вплоть до середины 30-х гг. в Маньчжурии успешно действовала подпольная комсомольская организация.

В марте 1921 года, вспоминает М. Шапиро, состоялся Первый съезд российского комсомола в Северной Маньчжурии, а к 1923 году были созданы и первые пионерские отряды. К 1921 году КВЖД имела 40 школ для детей советских граждан. И при всех были пионерские и октябрятские ячейки. Естественно, преподавание в этих школах велось по советской системе. Но все эти организации действовали нелегально. В то время, когда пропагандистская машина усиленно работала, созывая под знамена коммунизма новых приверженцев, “советская административная верхушка Северной Маньчжурии благополучно обуржуазивалась. В жизни ведущих советских работников… успешно сочетались служение “большевистским идеалам” со вполне буржуазным бытом и кругом интересов. Роскошные особняки с прислугой, яхты, рестораны стали нормой жизни для большинства начальников…”, – отмечает цитируемый мною автор М. Л. Шапиро.

В 1929 году КВЖД было захвачено китайцами и китайская администрация депортировала почти всех ответственных советских сотрудников КВЖД. Большинство активистов – подпольщиков после увольнения со службы стали узниками китайских тюрем и концлагерей. Некоторых из них удалось переправить через границу нелегально. После стабилизации обстановки и возвращения советской администрации к январю 1930 года большинство арестованных были отпущены и депортированы в СССР. Депортация 1929 – 1930 гг., а также массовые партийные чистки ослабили ряды коммунистических и комсомольских ячеек, которым до 1935 года так и не удалось восстановиться.

В 1932 году японская армия вступила в Харбин. И если большинство белоэмигрантов восприняла установление оккупационной власти японцев с надеждой на “законность и порядок, возможность мирного труда и нормальной жизни”, то для советской колонии это было началом конца харбинского благополучия. И тем не менее в целом японцы относились к гражданам СССР лояльно, а представители Советского Союза отвечали тем же. С началом советско – германской войны, по данным М. Л. Шапиро, настроения приблизительно 80% эмиграции изменилось. “Нашествие Гитлера на Россию, – отмечала она, – тяжёлые дни первого периода войны, блокада Ленинграда, бои под Сталинградом – всё это всколыхнуло русские сердца. Воевала Россия, – пусть отделённая от нас другим мировоззрением, – но это была наша Родина, любимая, по которой мы тосковали столько лет в изгнании, землю которой попирал враг. Многие из нас забыли старую боль и старые обиды и всей душой сочувствовали победе Родины….”. Но вместе с подобными настроениями, естественно, были и другие. В работе Сергея Чуева “Проклятые солдаты. Предатели на стороне Ш рейха” сообщается в связи с этим ряд интересных фактов.

В 1925 году в Харбине была образована “Российская Фашистская организация”, к 1931 году разросшаяся в партию. Возглавлялась она опять – таки жителем города Благовещенская на Амуре, бывшим советским студентом из этого города Константином Родзаевским. К концу 1930 года партия насчитывала 23 тысячи человек и имела 48 отделов на территории 18 стран. На территории Маньчжурии имелись значительные вооруженные силы белой эмиграции, которыми командовал атаман Семенов и некоторые другие генералы. Забегая вперед, отметим, что в 1945 году Семенов заявил о своем присоединении к генералу Власову и его организациям.

В 1934 году японцами было создано Бюро по делам русской эмиграции ( БРЭМ). Вот это бюро и руководило действиями враждебной Советскому Союзу частью русской диаспоры. Мало того, японцы приняли закон о воинской повинности для эмигрантов как одной из народностей коренного населения Маньчжоу – Го. По данным Чуева, русская бригада принимала участие в Номонханском сражении (в СССР это сражение было более известно по названию реки Халхин – Гол ) в 1939 году. Однако личный состав бригады, пехотинцы, стали лёгкой добычей советских огнемётных танков. Подавляющее большинство солдат и офицеров погибли. Кстати, офицеров для многих и многих русских формирований готовили несколько военных училищ, функционировавших на территории Маньчжурии. Эти войска должны были стать основой новой русской армии после свержения власти большевиков. Русская бригада имела и своего героя. Им стал погибший под советской бомбёжкой Михаил Натаров, радист.

В Харбине на Соборной площади был воздвигнут 50 метровый обелиск с замурованной в него урной с прахом героя. Впоследствии оказалось, что командир этой бригады полковник Гурген Наголян являлся много лет агентом советской разведки. После вступления советских войск в Харбин в 1945 году четырехтысячная бригада самораспустилась без единого выстрела. Кстати, японское командование также создавало отряды из нанайцев и орочен – прирождённых охотников – промысловиков, которые использовались для подрывной деятельности против СССР. В ответ на эти действия, советские органы Госбезопасности стали создавать на советской сопредельной территории свои “добровольческие” отряды из местных жителей , имевших огнестрельное оружие – охотников, работников лесоохраны, пасечников, рыбаков и т. п. контингента. На службе у японских военных властей состояло много эмигрантов – украинцев, татар, армян, грузин, евреев, бурят, нанайцев, якутов. Конец всем этим формированиям положили победы над Германией и Японией. Но российская диаспора оказалась расколотой. Хотя значительная её часть сочувствовала Советскому Союзу, участь и тех и других оказалась печальной.

ИСХОД.

В марте 1935 года КВЖД была продана японцам и всем советским железнодорожникам была выплачена компенсация за многолетний труд на железной дороге. Одним из условий “переуступки” КВЖД было выделение японцами 30 млн. иен пенсионных денег для выплаты советским железнодорожникам. С этим событием был связан первый исход десятков тысяч работников КВЖД, которые к тому моменту были советскими гражданами. Им обещали работу, возможности получения образования и всякие иные блага по возвращению на родину. Естественно, что было известно о трудностях со снабжением в Советском Союзе. Поэтому каждый отъезжающий стремился взять с собой побольше самых различных вещей и товаров, тем более, что деньги у многих были заработаны. Провожали и встречали их торжественно. Затем стали отправлять в дальние захолустные города. Вместо благоустроенных квартир в Харбине, их селили в коммуналки, в домики без всяких удобств. Но все страшное было было ещё впереди.

19 сентября 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) одобрило приказ НКВД, подписанный Ежовым, “О мероприятиях в связи с террористической диверсионной и шпионской деятельностью японской агентуры из так называемых харбинцев”. В результате по “харбинскому делу” было репрессировано около 50 тысяч человек, из них 31 226 – расстреляны. Судьбу харбинцев можно проследить на примере одной семьи. Описывает это бывшая заключенная М. Штейнберг в своих воспоминаниях “Этап во время войны” Вот что она сообщила.

В тюрьме, в Кировограде, она сидела в камере с одной женщиной, которая отличалась от всех других. Она была значительно лучше одета, чем все остальные заключенные. Были на ней ювелирные изделия. Муж её работал на КВЖД. Было двое сыновей – 19 и 15-ти лет. Когда они вернулись в СССР, их встречали с духовым оркестром, торжественно. Привезли они много вещей – 12 китайских плетённых корзин, мебель, столовое серебро, посуду и т. п. Прошло немного времени, был арестован и расстрелян её муж. Потом арестовали старшего сына и тоже расстреляли. Потом арестовали младшего, которому исполнилось к тому времени 16. “Этот мальчик оторвал лоскут от своей рубашки и написал кровью …на этом лоскуте записку. Эту записку…передал другой заключённый, который вышёл из тюрьмы. Сын писал…как его терзают, мучают, заставляют потвердить, что расстрелянные отец и брат были шпионами, а он – связным. Мать не додумалась ни до чего другого, как поехать в Москву, и там написала письмо Вышинскому и вложила в конверт записку мальчика. В результате был арестован тот, кто принёс матери эту записку, и – расстрелян. Расстреляли и самого мальчика”. Естественно, арестовали и мать. И она тоже погибла во время перегона заключенных в начале войны. Вот такова была судьба десятков тысяч репатриированных из Китая.

Отметим, что среди этих харбинцев было много из Благовещенска. И тем не менее никого из них не пустили на родину. И сегодня, мне это точно известно, в архивах этого города хранится немало материалов, которые могли бы пролить свет на судьбу многих амурцев. И вообще проблема “Благовещенск – Харбин” ещё ожидает своего исследователя.

Второй исход был связан с приходом советских войск в 1945 году. Японская оккупация, которая была далеко не раем, тем не менее оказалась значительно мягче по сравнению с режимом, который был установлен Красной Армией.

В 1945 году харбинцев постигла ещё более страшная участь, чем в 1935 году. Тогда уже не церемонились, ничего не обещали, не спрашивали, являешься ли ты гражданином СССР. Начались массовые аресты. А из Харбина непрерывным потоком, в бесчисленных эшелонах стало вывозиться русское население. И уже прямо в концлагеря. Никто их не встречал, никто в другие города не отправлял. И там большая часть этого исхода и сгинула. И тоже никто не знал: за что? Как сообщает Виктор Петров в книге “Город на Сунгари”, “Русский Харбин опустел. Было вывезено взрослое мужское население, но всё же остались ещё тысячи русских.

Прежнему русскому Харбину пришёл конец. Опустели и русские поселки вдоль железной дороги, а также и Трехречье, точно через Маньчжурию прошли страшные орды Чингизхана или Тамерлана. Все же ещё тысячи, главным образом женщин и детей, которых не тронула рука советской Немезеды, как – то продолжала жить, молодежь училась и даже получила образование во вновь функционирующем Политехническом институте. Постепенно оставшаяся молодежь выросла, возмужала и стала стремиться куда – то выбираться. Ехать в СССР было мало желающих. Выбирали заграницу. Особенно Австралию.

От русского Харбина теперь почти ничего не осталось. Из былого двухсоттысячного русского населения осталось не больше сорока человек (по сведениям 1982 года). Русскому Харбину пришёл конец. Харбинцы разбросаны теперь по всему свету. Есть они и в Сан – Франциско, Лос – Анжелесе и других городах. Последняя встреча выпускников упомянутого Политеха была пару лет тому назад в Австралии. Были на ней и мои дальние родственники – харбинцы, выпускники этого вуза. Вот только жаль, что нет почти бывших жителей Харбина в Благовещенске, откуда значительная часть их была родом. За всю свою жизнь я встретил там одного китайского еврея, который заведовал в городе на Амуре кукольным театром. И больше никого…

А от русского города осталась одна церковь, которую посещают несколько оставшихся ещё в живых русских, да китайцы, принявшие в своё время православие. И сам батюшка тоже крещённый китаец. Вот так закончилась одна из страниц русской общины в Китае…

---

Вилен ЛЮЛЕЧНИК,
кандидат исторических наук, доцент, полковник в отставке.
Нью-Йорк, США.
Для “РА NY“