АЛЕКСЕЙ ЯШИН

Алексей Афанасьевич Яшин родом из Заполярья (Северный флот СССР, г. Полярный). Выпускник Литературного института им. А. М. Горького Союза писателей СССР. Главный редактор всероссийского литературного журнала «Приокские зори», член правления Академии российской литературы, лауреат международных, российских и белорусских литературных премий. Член Союзов писателей СССР и России, Беллитсоюза «Полоцкая ветвь». Заслуженный деятель науки РФ, доктор технических наук, доктор биологических наук, имеет два ученых звания профессора, лауреат научных премий Комсомола и им. Н. И. Пирогова.

ЖИВАЯ ПАМЯТЬ, ИЛИ У БОЛЬНОГО ЗДОРОВЬЯ НЕ ПРОСЯТ

В русском человеке дерзости его ученого языка – почти нет пределов.

Ф. М. Достоевский «Дневник писателя», 1873

Он сам создавал себе систему; она выживалась в нем годами, и в душе его мало-помалу восставал еще темный, неясный, но как-то дивно-отрадный образ идеи, воплощенный в новую, просветленную форму, и эта форма просилась из души его, терзая эту душу; он еще робко чувствовал оригинальность, истину и самобытность ее: творчество уже сказывалось силам его; оно формировалось и крепло. Но срок воплощения и создания был еще далек, может быть очень далек, может быть совсем невозможен!

Ф. М. Достоевский «Хозяйка»

Вернувшись обратным маршрутом, но не косолученского трамвая «девятки» («Шел трамвай девятый номер…» – из фольклора), а личной машиной времени в теплый майский вечер самой что ни на есть нынешней реальности с ее мировыми эпидемиями, западной толерастией и отечественной любовью к футболу, в котором даже команды, набранные из иностранцев, терпят «фиаску за фиаской». Но при всем настороженном отношении к сугубой реальности… которая с футболом из иностранцев, и малотерпимом телевидении, все же вечерними известиями Игорь Васильевич не манкировал. Чтобы не огорчать супругу, без того обиженную в недавнем происшествии с автомобильными ключами, упорно смотревшую мелодраму на специально под этот жанр отведенном телеканале, перешел он на кухню и включил старинный, еще с советских времен трансляционный громкоговоритель, но – включил на уютную малую громкость. Благо ожидание ежечасных новостей (к окончанию дня – уже «старостей»), их вдумчивое выслушивание и обдумывание можно гармонично сочетать с последним на дню чаепитием.

Вот и новости озвучили. Что характерно, даже эсмэишники щадят нервы людские: вечером стараются избегать американизмов, тем более новые не внедрять. Понимают, что за трудодень человек утомился от назойливой пестроты унылой жизни, какая-то толика душевного расслабления ему потребна. Поэтому всю «тяжесть» искажения русского языка, перевода его в рамки американо-нижегородской мовы, радиотелевизионщики переносят на утро. В том числе по рекомендации психологов, обученных в столичных и провинциальных «универах» по американским же учебникам: то есть на свежую утреннюю голову внедрение импортных жаргонных слов гораздо продуктивнее по результатам. Вот и в сегодняшних утренних передачах по радио, что невольно прослушал Игорь Васильевич – для словесного фона – за завтраком, опять ввели новый американизм: «…После хрущевских разоблачений потребовался, как бы сейчас сказали, ребрендинг советских успехов…» А вот вечером – кр-расота! Почти на добром старом языке излагают про всяческие успехи в труде и обороне… так что только усилием воли заставлял себя профессор Скородумов верить, что это не про советское время речь идет. Навьи чары, одним словом, как говорил поздний классик русской литературы.

А про успехи в чем надо Игорь Васильевич к тому внимательно в вечерних новостях-старостях прослушал, что сообщили: впервые в стране проведена линия фотонной спецсвязи между Москвой и Северной столицей, сообщения по которой в принципе не могут быть перехвачены и расшифрованы. Некоторое недоумение вызвало пояснение диктора: линию эту смонтировали и используют не какие-то специальные ведомства, но… ОАО Российские железные дороги (?!). Ни много, ни мало, то есть частная по определению компания. Может что вечные путаники эсмэишники не так поняли? Вот и сейчас в следующем сообщении диктор кнессет Израиля запросто дважды назвал ксенетом… Хотя… в тех же Штатах сейчас всю космонавтику перехватила сугубо частная компания Илона Маска. Город же на Неве Игорь Васильевич в разговорах и в мыслях всегда именовал обтекаемо, но вовсе не из-за коммунистических пережитков, а по другой, более основательной причине. Почему-то 100 %-но считается, что Петр Первый так назвал основанный им город в честь себя. Но нет, первый русский император скромнее был, а поименовал в память своего святого по святцам: Христова апостола Петра. То ли агентура римского папы хитроумно подсказала это царю, а может и он сам, не шибко грамотный – университетов он не кончал, он их основывал! – не задумался, что новую российскую столицу – самой большой православной страны в мире – называет в честь апостола Петра, являющегося основателем католицизма!* Ведь среди официальных титулов папы значится «преемник Князя Апостолов», а таковым именуется апостол Петр, и символично крупнейший католический храм мира – в Ватикане – назван собором Святого Петра. Итак, по нерегулярной образованности Петра Первого, а скорее всего по злокозненной подсказке папских агентов-иезуитов, случился великий парадокс, крайне обидный для России и злопыхательно-усмешливый для Запада: самое крупное и истинно православное государство, «Третий Рим, а четвертому не бывать!» обрело столицу, названную в честь основателя и главного святого покровителя католицизма – оно же главнейший религиозно-идейный и геополитический враг России и русского православия… Очень тонко, но в корень мыслил Игорь Васильевич.

А вот сообщение о фотонной спецсвязи привлекло его внимание по еще более серьезным причинам, нежели переименованный уставшим к вечеру диктором всероссийского радио в ксенет израильский кнессет; даже не поименованная Петром Первым в честь апостола католицизма новая столица.

Чтобы связать в замкнутый узел современность и живую память, благо время ночное на носу, Игорь Васильевич, укладываясь для сна грядущего, снова настроил личную машину времени на далекое прошлое, даже позже по времени только что предпринятого путешествия в косолученскую историю с найденным паспортом с вложенной в него кредитной справкой на пятьсот полновесных советских рублей. А именно: в годы студенчества, учебы в местном политехе.

Игорь Скородумов еще со школьных лет увлекся радиолюбительством, к которому тогда тянулись все ребята. В те де годы появились и транзисторные триоды и диоды размером с ноготь мизинца. Мечтой и сбывающимся желанием каждого стало собрать-спаять карманный радиоприемник. Схемы же приемников брали из журнала «Радио», за номерами которого в дни их поступления в киоски «Союзпечати» выстраивались очереди: далеко не всем доставались вкусно пахнувшие типографской краской журналы. Где-то в далеком мурманском Заполярье школьник Николай (будущий Николай Андреянович то бишь) от корки до корки, в смысле обложки, прочитывал очередной номер «Радио», а школьник же Игорь в своем среднерусском областном городе паял триоды, конденсаторы и резисторы по схемам из этого же номера…

Но уже проявлялся в старшекласснике Игоре познавательный характер, не ограничивался он паянием приемников, особенно внимательно читал в журнале статьи по особенностям распространения радиоволн различных диапазонов: от длинных волн до ультракоротких*, все более входящих в обиход – от городских радиовещательных станций и телевидения до армейских раций. Так что Игорь запросто, с физическими обоснованиями, мог объяснить сверстникам, почему радиосвязь на длинных волнах самая устойчивая, на средних – тоже устойчивая, но на несколько меньших расстояниях, на ультракоротких – в пределах лишь обычной области, но четкая. Поскольку всех интересовал диапазон коротких волн, на которых вели вещание на русском языке «вражеские голоса» навроде «Голоса Америки», «Deutsche Welle» из ФРГ, ставшие в шестидесятые годы враждебными радиостанции Китая и Албании – с непременным исполнением «Интернационала» в начале передачи, то здесь Игорь «с ученым видом знатока» все расставлял по полочкам: «…Гм-м, связь на коротких волнах может осуществляться на самые большие расстояния, даже обогнув земной шар. Потому что эти волны многократно переотражаются от земной, лучше водной, поверхности и верхних, ионосферных слоев атмосферы. Это, например, как плоский камешек вровень с поверхности воды запускаешь: раз от воды отскочил, чуть поднялся, снова воды коснулся и опять подскочил. Здесь все зависит от формы плоского камешка и умелого броска. А дальность и качество распространения переотражающихся коротких волн во многом определяются спокойствием или, наоборот, беспокойством ионосферного отражающего слоя атмосферы. Потому и называется так, что состоит из заряженных ионов, чо-то навроде распределенного электрического заряда. Потому и радиоволны от него отражаются назад в сторону земли; как физичка наша любит повторять: минус к плюсу притягиваются, а минус с минусом отталкиваются, навроде как Егоров с Митиным – оба лодыри и двоечники, но постоянно враждуют друг с другом. И чего им-то, непутевым, делить? … Так вот, ионосфера постоянно бузит, как Егоров с Митиным, все в ней ежесекундно меняется в зарядовой части: попадет на такой волнующийся участок волна «Голоса Америки» и – пропала на минуту-другую твоя Америка, замер сигнал в твоем приемнике. А зоны замирания радиоволн из-за плохого переотражения по-специальному радийному федингами называются. И не путайте эти естественные природные фединги с работой глушилки вражеских голосов, что у нас в городе на крыше заводского дома культуры «Серп и молот» установлена: фединг – это замирание передачи до нулевой слышимости, то есть неслышимости, а глушилка на частоте передачи, наоборот, мощой давит, тарахтит как мотоцикл «ижак» или макака-«ковровец», с которых косолученская и приреченская шпана специально снимают глушители и по ночам гоняют, будят целые кварталы…»

Завершив обстоятельное объяснение, Игорь с напускным равнодушием брал папиросу «Герцеговина Флор» или новомодную болгарскую сигарету из услужливо протянутого знатоку радиосвязи портсигара или пачки, если лекция случалась вдали школы или своих домов с бдительными по части воспитания подрастающего поколения доносчицами из числа дворовых старух на подъездных лавочках.

Пожилая физичка, почему-то часто сообщавшая, что она закончила университет в сибирском городе Якутске, ставила Игоря в пример всему классу, особенно рекомендуя брать с него пример «камчадалам» и Митину. А сам Игорь, тонко улавливающий всевозможные сопоставления и тщательно обдумывающий их, сразу подмечал некий потаенный смысл в речи физички: ведь Камчатка, которая настоящая, географическая, а не школьно-разговорная «камчатка» – задние парты для двоечников и лентяев, есть близкая соседка Якутии? И на что этим хотела намекнуть Елизавета Трифоновна? Но разгадать смысл этого сакрального сопоставления школьник, хотя бы и старший, Игорь Скородумов так и не смог. С тем и школу окончил.

Постоянно, от номера к номеру ежемесячному, читая «Радио», со временем Игорь стал обращать внимание не только на содержание статей с описанием конструкций и принципов работы всевозможных радиотехнических штуковин – от приемников и передатчиков до управляемых моделей, всевозможных сигнализаций и электронных часов с будильниками, но и на фамилии авторов. Сообразил, что некоторые из них прочно «прописались» в журнале, каждый по избранной им специализации. Так по весьма занимающей его теме конструкций антенн и особенностей радиосвязи на различных длинах волн в каждом втором-третьем номере, а то и вовсе в двух подряд, печатались статьи за подписью Инженер К. П. Сухарченко, г. Ленинград. И статьи-то дельные, без излишних умствований; если конструкцию антенны описывает, то все с точностью до размера болта с гайкой объяснит; а про распространение радиоволн так убедительно и простыми словами объясняет, как будто сам эту волну с ладони в руки в полет по мировому эфиру пускает, как голубя почтового, и зоркими глазами прослеживает ее путь, поправляя мыслью где надо, чтобы не заблудилась в горных ущельях или не потонула в Атлантическом океане, направленная в сторону цитадели мирового империализма с московской радиостанции имени Коминтерна, понятно дело, с призывом советских пионеров не угнетать их чернокожих сверстников в штате Алабама…

И совсем зауважал ленинградского инженера, когда сообразил: все типы телевизионных антенн, что безлиственным лесом покрывали крыши всех домов в городе… разработаны и описаны в «Радио» тем же Сухарченкой! Поэтому когда в доме появился новый телевизор взаимен старого с экраном чуть поболее тетрадного листка, то соорудить новую антенну взамен прежней примитивной дипольной отец поручил Игорю, как почти состоявшемуся радисту. А тот выбрал входившую в массовый обиход «бубновочку» конструкции Сухарченки, подробно описанную в старом еще номере «Радио».

Игорь сходил на неохраняемую – кому железяки нужны! косолученскую свалку цветмета, где нередкость увидеть и битый истребитель, что на задворках железнодорожной станции Ряжско-Рязанской линии, проходившей по окраине их города, отыскал пук отрезков алюминиевых труб подходящей длины и диаметра, а через пару дней уже с помощью отца установил на коньке крыши их собственного дома в Косолучье новенькую антенну. Телевизор с ней показывал чисто, без «мушек» и мельканий. Кстати, варганя антенну по описанию в «Радио», Игорь усовершенствовал способ крепления труб, «рефлекторной и директорных», как их в статье называл Сухарченко, о чем не преминул, волнуясь (ведь впервые в жизни в журнал писал!), сообщить письмом на адрес редакции. … И похолодел от душевного восторга, когда через пару месяцев в свежем номере журнала в рубрике «Наши рекомендации», что на предпоследней странице, прочитал, что «Наш читатель И. В. Скородумов предлагает усовершенствовать узлы крепления в антенне К. П. Сухарченко, что показано на приводимой схеме. Конструктур широко известной антенны К. П. Сухарченко, ознакомившись с предложением И. В. Скородумова, одобрил его». И приводился чертежик крепления, вычерченный Игорем в письме в редакцию.

На первом курсе института Игорь послал в «Радио» уже самостоятельную статью, хотя и небольшую, со схемой и конструкцией переключателя елочных гирлянд «бегущая волна», не только придуманного им, но и изготовленного самолично и по своей инициативе, на которую его по-женски умело подтолкнула первая его институтская подруга Оксана. Мать ее заведовала детским садиком; то есть вопрос с инициативой спорный. Статью напечатали в предновогоднем номере «Радио», а Игорь впервые познал… нет, с Оксаной они как-то вмиг охладели друг к другу, а познал радиоизобретатель затягивающую страсть к публикациям. С одной стороны, без вина хмелит пусть крохотная, в рамках своих друзей и институтских однокашников, но известность человека, чьи статьи читает вся страна, ведь популярнейшее «Радио» выходит трехсоттысячным тиражом! Это тебе не фунт изюма… А с другой – и вовсе материально ощутимая приятность, когда почтальонша принесла на дом первый в жизни гонорар, аж пятьдесят шесть рублей – это ведь полторы студенческие стипендии! Уже и не два, но намного поболее фунтов изюма…

И еще пару его статей напечатали на разные темы. Сплошная приятность, особенно с приходом на дом почтальонши, но на втором курсе Игорь задумался: почин почином, но пора количество качеством подправлять (курс марксистско-ленинской философии с ее законами диалектики как раз на второй год институтского обучения приходится). И, вспомнив доброе к нему отношение ленинградского инженера К. П. Сухарченко, явно ответственного в редакции «Радио» за антенны и распространение радиоволн в мировом эфире, главное – имя и фамилия Игоря уже знакома редакции, решился исполнить давно лелеемое желание: написать и послать в журнал основательную статью об особенностях распространения ультракоротких волн, их связных достоинствах и явны, увы, недостатках. К делу подошел основательно, уже имея за плечами изученные по институтской программе математику, физику, теоретические основы электротехники и много чего другого – все из ближнего к радиотехнике ареала.

В институтской же библиотеке пару дней не отходил от предметного и именного каталогов, пересматривая сотни карточек библиографических описаний. Нужные названия переписывал, а на третий день явился домой с двумя авоськами (мать утром любопытствовала: зачем они ему понадобились?), в каждой из них по десятку солидной толщины книг. Через месяц чтения – все вечера ему отдавал – мысли в голове приобрели дисциплинированную стройность. Особо ценные сведения Игорь почерпнул из книги пятьдесят второго года издания, принадлежащей перу знаменитого академика давних лет Михаила Васильевича Шулейкина, автора трудов по теории и практике распространения радиоволн вдоль земной поверхности и в ионосфере (без упоминания о «вражеских голосах»…) с учетом воздействия магнитного поля Земли. И об антеннах академик обстоятельно все написал.

Статья получилась основательной, но определенная ее поучительность, явно от чтения академических книг, несколько смущала автора: ведь «Радио», хотя и серьезный журнал, но все же на широкий круг читателей рассчитан, значит популярный? С сомнением отправил, а через некоторое время и вовсе возгордился: из редакции пришло письмо-уведомление, что-де статья одобрена редакцией, признана «полезной и информативной», будет напечатана в ближайшем номере. Втихомолку гордясь собой – не говори гоп, пока не перепрыгнул! – Игорь меркантильно, даже несколько стыдясь своих мыслей, прикидывал, по аналогии с размером и оплатой предыдущих небольших статей, но умножая их на повышающий коэффициент, грядущий гонорар. Солидно выходило!

…Но следующий номер «Радио» вышел без его Ф.И.О., зато через пару недель из редакции пришло письмо, в котором сообщалось, что при повторном рассмотрении его статьи, рецензент Кирилл Петрович Сухарченко печатать не рекомендовал по причине «наукообразности стиля написания и приведения в статье давно известных фактов и положений».

Совместив положенные человеку законодательно восемь часов сна с путешествием в школьные и студенческие времена, Игорь Васильевич с ностальгическим всепрощенством вспомнил, что после того огорчительного письма из редакции «Радио» печататься там, конечно, продолжил. Но темы статей нарочито подбирал не касающиеся антенн и распространения радиоволн, а фамилию именитого инженера-изобретателя усилием и тренировкой мышления начисто выкинул из головы – своего рода предание личной анафеме. Даже когда по жизни пару раз пришлось общаться с людьми по имени Кирилл Петрович, кстати, оказавшимися вполне добропорядочными, ему приходилось сдерживать раздражение… Дескать, попа и в рогожке видно, как бы по этому поводу сказала покойная бабуся…

Спросонья, да еще вспомнив немыслимой давности историю с отвергнутой статьей, Игорь Васильевич пошел на кухню ставить чайник, по еще большей давности привычке включил кухонный динамик, с первых же слов диктора передразнил его ядовито: «Ишь, мастер цифрового доения коров про улучшайтинг всего на свете с утра пораньше забормотал… Пелевина с Сорокиным на тебя нет! Обули бы в свои фэнтази, как балтийские братишки, перепоясанные пулеметными лентами, в семнадцатом буржуев питерских в деревянные бушлаты переодели». Сбившись со стройности мысли, Игорь Васильевич перестал обращать свой слух в сторону динамика.

Предвкушая первый стакан крепко заваренного, почти настоящего, по крайней мере не явно из подмосковной березы выделанного, цейлонского под первую же, самую вкусную за грядущий день, сигарету, профессор Скородумов протянул ру… Но здесь пугающе, как это воспринимается тишайшим ранним утром, зазвонил городской телефон. Недоумевая диссонирующему, неуместному в половине седьмого часа звонку, взял трубку и услышал голос, который сразу успокоил:

– Игорь Васильевич! Звиняй за раннюю побудку, но к тебе сегодня нагрянет из Москвы Кирилла Петрович Сухарченко, мой однокашник по военной инженерной академии связи, что в Питере и имени Буденного. Мы с ним ее окончили, когда ты, скорее всего, в первом классе чистописание осваивал. Да наверняка слышал эту фамилию: все гражданские и военные антенны в стране и в трети стран мира за последние пятьдесят лет его рук, в смысле головы, дело…

От такого совпадения ночного путешествия на машине времени и упоминания фамилии-табу его давнишним знакомым, даже другом и приятелем, отчасти и учителем в научной части, всероссийски известным ученым-радиотехником Георгием Ивановичем Никоновым из подмосковного Фрязино, спину Игоря Васильевича укололо мелкоточечными мурашками.

– Как же, дорогой Георгий Иванович, имею честь быть знакомым, но – заочно и в предальных временах, когда чистописанием уже овладел, но институт еще не закончил. А какая судьба его к нам в город направила – и именно ко мне?

– А ты разве не получал от меня бандероль с его книжкой? Я ее недели две-три назад отправлял. Там же еще пару номеров своего журнала, кстати, где ты замом главного редактора, то есть меня, значишься…

Здесь Игорь Васильевич мигом вспомнил про свою оплошность: да, в начале прошлой недели получил он бандероль от профессора и академика Никонова. У себя в кабинете распаковал ее, увидел свежие номера журнала, под ними угадывалась брошюра небольшой толщины… в этот момент зазвонил телефон: на проводе председатель их диссертационного совета – срочный сбор, назревает скандальчик с одной неудачной зашитой, давайте, Игорь Васильевич, немедля прибывайте в главный корпус! Прибыл, но перед выходом дисциплинированно положил присланную стопочку на свободное место одной из книжных полок. Как правило, принцип «подальше положишь, поближе возьмешь» у людей аккуратных часто срабатывает наоборот. Словом, руки до присланного так и не дошли. Однако марку надо держать:

– Да-да, Георгий Иванович, получил в исправности. С брошюрой, то есть книгой, Сухорученки ознакомился. И что он от меня сейчас хочет?

– Гм-м, вот память на склоне лет начала подводить… а разве я не приложил к книжке его записку: просит наш антеннщик дать отзыв. Книга-то скандальная, вот он и собирает авторитетные рецензии. Я тебя ему и рекомендовал. Так как? Конечно, зафантазировался он слишком, но – у больного здоровья не просят, приободри старинушку!

Ложь во спасение – это по-христиански:

– Конечно, Георгий Иванович, и книжку и записку вашу прочитал… только вот отзыв еще не успел оформить…
– А и не надо, на словах с ним и побеседуете. Как узнал, где проживаешь, так и обрадовался… словом, он из кубанских казачков, а они, стервецы по женской части: до девяносто лет с этим полом хороводятся. Так он пару раз в месяц на своем джипе, даром что полковник в отставке, гоняет из Москвы к вам играть в лаут-теннис со знакомой дамой лет на тридцать его помлаже. Вот и совместит сегодня приятное с полезным: ракеткой помашет на корте, а прежде к тебе заедет. Твой номер он знает, а ты запиши его мобильник: созвонитесь с ним, будешь в городе указывать дорогу к твоему университету. Потом мне расскажешь. Будьмо! – распрощался он с Игорем Васильевичем на своем таганрогском (родом оттуда был) диалекте.

Сократив утреннюю чайную церемонию до минимума, профессор Скородумов заспешил из дома в свой университетский корпус. Сложные чувства владели им на недолгом пути.

Конечно, сам факт развертывающейся живой памяти поразил обычно внешне спокойного и внутренне воздержанного профессора Скородумова. Все в жизни зацикливается, думал он, прошлое замыкается на настоящее, а оно вытягивает все знаемое из прошлого. Как в бессюжетном сне. И рассмеялся, спугнув невольным смехом парочку шедших навстречу студенток-первокурсниц (шел он для скорости напрямки, через студгородок); те приняли смех солидного явно «препода» на свой счет и испуганно забегали глазенками по своей одежке: все ли в порядке? А Игорь Васильевич еще вдобавок и легонько хлопнул себя по лбу тыльной стороной ладони: так ведь жизнь и есть такой вот замысловатый, сложно переплетенный из картинок прошлого, настоящего и мыслительного будущего сон! Тоже мне эврику открыл… Вроде как до старческого маразма еще далеко, да и не собирается он встраиваться в ряды этой почетной когорты…

Вот встречные студентки, что засуетились от его смешка, явно полагают его за солидного и почтенного годами препода – с начала взгорья годов жизни даже не очень высокая вершина кажется Эльбрусом! – а ведь достопамятный, вдруг выплывший из глубин прошлого века столь достопамятный ему Кирилл Петрович Сухарченко никак не менее чем на полтора десятка лет постарше будет, а вишь – ездит из Москвы с завидной регулярностью в теннис играть с молодкой молочно-восковой спелости; небось познакомился где-нибудь на черноморском курорте! Ведь полковник в отставке, значит положен ему ежегодный ордер на отдых по военно-медицинскому ведомству.

…О чудачествах же умеренно зажравшихся москвичей, навроде теннисных поездок в соседний областной город, Игорь Васильевич не по наслышке знает, не по единичному примеру со знатным антеншиком. Так прошедшей зимой встретился он на улице, а сам только что вышел после прогулки по освежающему морозцу из центрального городского парка, с Жоркой Дрогачевым, с которым в бесконечно давние времена начинал трудовую деятельность после окончания (тем и другим в один год выпуска) политеха в конструкторском бюро при оборонном заводе (других в городе тогда и не водилось, а сейчас и те заглохли…). После трехлетней обязаловки-отработки молодым специалистом Жорка, также и музыкант, тотчас покинул оборонпром и ушел в лабухи, сначала ресторанные, а затем и вовсе стал коммерческим директором вокально-инструментального ансамбля, приписанного к местной филармонии. Пару-тройку раз в последующие годы Игорь, еще не Васильевич, встречал Жорку в Крыму и на кавказском побережье: он отдыхал дикарем, а Жорка со своим ансамблем концертировал, рубил деньгу с благодарной и расслабленной курортной публики.

С тех пор не встречались. Слышал Скородумов от некогда общих знакомцев, что Жорка высоко взлетел: сначала в родном городе при авторитете-кавказце, знатном смотрящем, состоял, затем перебрался в столицу, быстро занял серьезные позиции в «Газпроме»… понятно дело, не олигархические, но в управленческом плане, что тоже не понюшка табаку, но на ящик с гаванами тянет! Это, конечно, сравнение Игоря Васильевича; Жорка не курил. И вот случайная встреча через годы и десятилетия. Бывший газпромовец теперь, по пенсионному возрасту, проживает в подмосковном санатории для элиты этого славного ОАО, имеет при нем квартиру, числится в заместителях директора и передает свой благоприобретенный опыт продвинутой газовой молодежи в форме ненавязчивых наставлений на проводимых семинарах. «Все по американскому опыту», – усмехнулся Жорка. На предложение обрадованного неожиданной встречей профессора пройти чуть подальше в сторону гостеприимного заведения «Наливай-ка!» Жорка отказался: «Мне к вечеру нужно в свой санаторий вернуться. Только здесь и остается времени постричься». Из пояснений следовало: раз в два-три месяца знатный газпромовец приезжает одним-двумя днями в родной город стричься у знакомой почтенной парикмахерши, которой единственной и доверяет свою неседеющую курчавую голову еще с советских времен… На том и расстались, обменявшись визитками с номерами телефонов. Истинно, чудны дела твои господни!

Удивив вахтершу столь ранним приходом заслуженного профессора, Игорь Васильевич вошел в свой кабинет, отыскал книжку Сухарченко и, не отвлекаясь ни на что иное, за пару часов с небольшим прочитал внимательно все ее сто двадцать страниц. Читал быстро, не задумываясь, но вникал в суть. Суть же прочитанного привела его в полный восторг. На что он в девяностые годы, когда печатать разрешали все: от гадательных сонников и полусонников до описания конструкций аппаратов для воскрешения египетский мумий («использованы материалы и технологии американского и бывшего советского космического приборостроения», – значилось в аннотации к книге объемом в 980 страниц…), – ознакомился с уймой книг, испещренных десятиэтажными формулами и сложнейшими иллюстрациями-чертежами, в которых запросто решались все научные загадки, накопленные человечеством, та же теорема Ферма, гипотеза Гольдбаха*, единая и общая теория поля и так далее до доказательства существования параллельных миров и множественности вселенных, но предложенная Кириллом Петровичем Сухарченко новая теория электромагнитных волн отметала напрочь в анналы «мировых научных заблуждений» все доселе имевшие место труды классиков электромагнетизма. Без ложной скромности Кирилл Петрович (и даже зауважал от такой смелости профессор Скородумов своего давнего обидчика!) поставил в начале аннотации к книге: «Ошибки в понимании природы радиоволн, инициированные Д. Максвеллом, Д. Пойнтингом, Г. Герцем, не могли существовать вечно. По мере накопления экспериментальных фактов они должны были быть обнаружены. 50 лет профессиональной работы над антеннами (генерацией и поглощением радиоволн) предоставили такую возможность – натолкнуться на несоответствие теории вопроса его экспериментальному проявлению».

…Читая книжку Сухарченко, Игорь Васильевич порой терял чувство реальности: во сне ли он находится, наяву ли читает? Ему, не только профессору и двойному доктору наук, но в инженерные годы разрабатывавшему аппаратуру, работающую с электромагнитными полями, было дико читать, что, согласно доводам реформатора в области фундаментальной наука, вся эта компания светил науки, как-то Пуанкаре, Минковский, Эйнштейн (еще с полутора десятка имен мигом всплыли в памяти Скородумова), глубоко заблуждалась, ибо скорость электромагнитной волны в ее фронте не равняется константе скорости света. Но совершенно потрясло Игоря Васильевича безапелляционное утверждение Кирилла Петровича, что распространение радиоволны не есть колебательный процесс, как тому в школе учат, но есть процесс наступательный! Особо Сухарченко обидел (посмертно) иностранца Пойнтинга и русского профессора Умова, заявив, что энергии в виде вектора Умова – Пойнтинга в природе нет и быть не может, дескать, баста! В завершении своей стадвадцатистраничной книги автор резюмировал: в природе нет электромагнитной энергии, существующей самостоятельно, постоянной Планка не существует; фотон в понимании Эйнштейна и Фейнмана суть бред, а есть введенный им, Сухарченко, поток фотонов в виде лучистой энергии. И все – возражения не принимаются. Еще в книжке содержалось обращение Кирилла Петровича министру образования и науки страны, требующее законодательно отменить всю прежнюю физику электромагнетизма и ввести новую, которая в его, Сухарченко К.П., трактовке. Понятно, почему в утреннем телефонном разговоре Георгий Иванович из Фрязино употребил народную присказку: у больного здоровья не просят.

Хотя молодцеватый для своих без малого восемьдесят лет гипермодернист радиотехнической науки Сухарченко явно уступал в водительском мастерстве иноземцу Шумахеру, или как там его? что плохо кончил, а его джип все же не гоночный болид итальянской ручной сборки, но двести километров от Белокаменной до нашего города он прогнал за пару часов. И буквально в ту минуту, когда Игорь Васильевич, дочитав последнюю страницу книжки, в полном изумлении вымолвил: «Б-а-а! Ну, батенька, и силен ты!» – мобильник его подал голос новатора науки, уверенный в себе баритон: «Профессор Скородумов? Это Сухарченко. Вас Георгий Иванович должен был предупредить. Я уже в центре вашего города. Как мне до вас добраться? Сообщите улицу и номер дома, я город знаю, не раз здесь бывал, по адресу и доеду». Игорь Васильевич пояснил, сообщил и номер комнаты своего кабинета, дескать, вахтершу предупрежу, она вас в корпус пропустит.

Через полчаса в дверь его кабинета вошел Кирилл Петрович. Для своего возраста гляделся он великолепно: осанистый, плотный, высокий безо всякой сутулости и кособокости. Лицом и прической – никаких лысин и залысин! – он явственно напомнил Скородумову голливудского актера, не конкретно кого, но именно типичного тамошнего на амплуа улыбчивого крестного отца или миллионера на покое в окружении счастливых внуков. Игорь Васильевич мысленно присвистнул. Да-а, такому молодцу не долго партнерш для тенниса искать! Истинно полковник.

Представились друг другу, оба сославшись на профессора Никонова. От чайка гость не отказался, а что покрепче Скородумов, конечно, не предложил: за рулем ведь. Опять же теннис через часок-другой. Перешли к делу; правда, завязывая разговор, Игорь Васильевич шутливо напомнил о некогда, немыслимо давно по времени, отвергнутой Сухарченко статье о распространении ультракоротких волн. «Значит, не все в ней верно было», – серьезно ответил тот. И Игорь Васильевич подстать гостю посерьезнел. В беседе он корректно указывал на определенную категоричность суждений «уважаемого автора весьма интересной трактовки сущности электромагнетизма, который, несмотря на такой мощный ареопаг выдающихся физиков…» и так далее. Сухарченко же напирал на свой полувековой опыт разработки антенн, «которые уже десятки лет используются едва ли не в половине стран мира и нареканий не вызывают!» Опять же Игорь Васильевич, осторожничая в подборе слов, заметил, что той же телевизионной антенне, что виднеется в окно его кабинета с крыши соседнего дома, вроде как безразлично кто прав в теории: Кирилл Петрович Сухарченко или Максвелл с Герцем… с Аликом Эйнштейном тож. Главное, ее трубчатый вибратор, рефлектор и директоры рассчитаны строго по длине волны работы телецентра, потому антенна и принимает сигнал. И нет ей никакого дела до структуры фотона. «Разве Александр Степанович Попов и его конкурент Гульельмо Маркони ломали стулья по части правоты или ошибочности теорий Герца и Максвелла? А радиосвязь опытным путем открыли и ввели в обиход человечества…»

Игорь Васильевич, учитывая военную косточку гостя, правильно выбрал манеру изложения, так что Кирилле Петровичу очень понравилось образное мышление провинциального профессора, в речи которого вроде как на равных звучали имена Сухарченко и основоположников теории и практики электромагнетизма. Прощаясь после почти часовой беседы («Извиняюсь, интересно с вами было говорить, однако Катерина Львовна уже заждалась меня на кортах»), Кирилл Петрович охотно согласился довезти до профессора Никонова десяток экземпляров свежего номера журнала «Феномены разума. XXI век», редактируемого Скородумовым, крепко, по-военному пожал ему руку, сказав на прощанье: «Вы, Игорь Васильевич, приятный и квалифицированный собеседник. Некоторые ваши слова и мысли мне пригодятся для дальнейшего обтачивания моей теории, а в остальном… время покажет: кто прав и прав более, а чьи ошибки вошли в классическую физику и подлежат исправлению». С тем и ушел. С полминуты через оставленную гостем полуоткрытую дверь Игорь Васильевич слышал гвардейски четкие, маршевые шаги ниспровергателя авторитетов. Тем более, что здание корпуса еще «сталинской» постройки, с деревянными балками-перекрытиями полов: и в балетных туфельках пройдешь – шаги отпечатываются звуковыми волнами… не электромагнитными.

ЯКОВ ШАФРАН

Шафран Яков Наумович родился в 1950-м году. Два высших образования: в 1973-м г. окончил Тульский политехнический институт (ныне Тульский государственный университет) по специальности «Двигатели летательных аппаратов» и в 1998-м Высший психологический колледж (ныне Высшая школа психологии) по специальности «Практический психолог». Литературный стаж с 1986-го г. Автор восьми книг прозы и поэзии. Публикуется во многих литературных журналах и альманахах. Лауреат нескольких литературных премий. Заместитель главного редактора — ответственный секретарь литературно-художественного и публицистического журнала «Приокские зори», главный редактор альманаха «Ковчег», член редакционных советов ряда изданий. Член Академии российской литературы, Российского Союза писателей, Союза писателей и переводчиков при МГО СПР. Его имя внесено в «Тульский биографический словарь. Новая реальность» и в биографический словарь «Писатели земли тульской». Живёт в г. Туле.

***

Городок небольшой, зелёный.
Деревянные наши дома.
Я годами в тебя влюблённый,
И никак не пошлю письма.
Городок мой в Полесском крае,
Поросло уж былое быльём,
Но я помню тебя, как о рае,—
Ты на сердце лежишь моём.
Твои улочки в липах проходят
Через душу мою до сих пор.
И в пыли там ребячья пехота
Бесконечно ведёт давний спор.
Там машины, телеги камнями
Мостовой пролетая гремят.
А жасмин и сирень сторонами
Бескорыстно дарят аромат.
Я прожил в городах разных странником,
Но родного тебя, городка,
С достопамятным запахом драников,
Не забуду вовек, никогда!

***

Улица. Ночь. Фонари, точно свечки.
В воздухе сонном так пахнет дождём.
Нить серебра в тёмном зеркале речки.
Берегом с другом неспешно идём…
В памяти давнее это виденье —
Звёздным сиянием жизнь впереди.
Ну, а теперь это лишь сновиденье —
Только мне душу всегда бередит.
Тропки-дорожки, дружище мой, наши
В разные стороны поразбрелись.
Мы по отдельности выпили чаши
Судеб, что нам приготовила Высь.
Встретимся снова — и памяти крохи:
Это вот помню, а то — ну, никак.
Встретимся — и стариковские вздохи,
И разговор на полслове иссяк.
Лучше пусть — ночь, фонари, точно свечки
В сердце, и не уплывёт в забытьё,
Как к серебру в тёмном зеркале речки
Берегом с другом неспешно идём.

***

Жёлтый плывёт трамвай,
Синие сыплются искры.
К лету добрался май —
Путь его был не близкий.
Ласточки пишут узор.
Кружево листьев в небе.
Птиц неустанный хор
Сердцу всегда целебен.
Хочется сесть на газон,
Лечь на сухое сено,
Старый увидеть сон,
В юность умчатся мгновенно…
Лето лежит предо мной —
Слышатся вздохи ветра,
Кроя любви волной,
Радость мне дарит щедро.

В преддверии грозы

***

Этот день был на ощупь, на вкус и на запах
Заурядным июльским днём.
Только слышался вдождичка тихих накрапах
Отдалённый раскатистый гром.
Ветерок в изумрудно-зелёном море
Мирно плыл, шевеля листвой.
Только тучи на западе нам о напоре
Говорили своей суетой.
Серебро паутины, травы мерный шёпот
И осколками солнца цветы
Не вещали, что силы неистовой клокот
Тут нарушит покой красоты.
Но гроза накопилась и грянуть готова
Ярой молнией, громом, дождём,
Шквальным ветром — очистить, омыть. Чтобы снова
Мир явился нам в блеске своём.

***

Одуванчики — золото лета,
Наводняете землю вокруг.
Лучезарные солнышки света.
Все дворы — восхитительный луг.
Ведь для счастья так нужно немного:
Капля солнца, чуть неба, цветы.
Одуванчик — цветок тонконогий,
Вдохновенье рождаешь мне ты.
Стихотворец природы суровой
И носитель творения тайн,
В пору жаркую шарик пуховый
Так не вхож в европейский дизайн.
И цветы твои — жёлтые искры
От газонокосилки летят,
Травореза движения быстры,
И уже невозможен возврат.
Наше лето сегодня в зените —
Появились другие цветы.
Не найдётся лишь, сколь ни ищите,
Одуванчиковой красоты.

***

Объяла внезапно природу
Жара. И днями, и в ночь
Земля задыхаясь про воду
Взывает и просит помочь.
Но дождь не пойдёт, пока небо
Дождинка его не вберёт,
Пока ветерок, что не крепок,
Накопит силёнок на взлёт,
И речка с ручьями влагой
Довольно насытят его.
Тогда-то и он с отвагой
Проявит своё мастерство.
Тогда он прольётся стосильный —
Прозрачная тонкая ткань.
Земля, принимая обильно,
Всё тянет берущую длань.

***

Как бережно в душе храним
Былые дела, эпизоды.
Погас уж огонь, даже дым
Исчез, и умчались воды.
Но снова и снова мы там,
Где нет уже жизни и смерти,
И к прежним поступкам, словам
Стремимся мы вновь в круговерти.
Однако хранить бесполезно,
Что с жизнью уже несовместно,
Как старый покинутый кокон.
Сегодняшний я — настоящий
И будущий я — восходящий
Из мыслей своих буду соткан.

***

Как жить привыкают люди,
При том, что живые, забыв,
Считая к блаженству прелюдией
Свой каждый душевный порыв.
Забыв, что им в детстве далёком
Дарил благодать каждый миг,
Что кличкой, намёком, упрёком
Нарушить не мог озорник.
Забыли… Болтают без отдыха,
Назавтра забудут о чём.
Болтают, пока хватит пороха,
Разя языком, как мечом…
Пройду, окунувшись в молчанье,
Тотчас замечая красу —
И сердца с душою венчанье,
И неба без дна бирюзу.
Обманно поддельное счастье,
Естественна только лишь жизнь
И радость живого участья,
И духа подъём от крутизн.

***

Утра небесное лоно,
Первые светы зари.
Листья колышутся, словно
Ветер легко и любовно,
Ласково им говорит.
Улица в вязах застыла.
Царствует нега, покой.
Лета творящая сила
Землю цветами покрыла
Доброй творящей рукой.
День будет сонным, но ярким,
Ясным, подобно свече.
Роща, уж ставшая парком,
В августе душном и жарком
Дарит прохладу пещер.
Чаща прозрачная неба,
Солнца бокал голубой.
Я выбираюсь из склепа,
Где пребывал ночью слепо,
Падая в самость душой.
Утра небесное лоно…
Час воскрешенья души.
Сердце в добре непреклонно.
Солнце к Земле благосклонно.
Чувствуй, люби и дыши!

***

Кто не мечтал о машине времени —
В прошлое мчаться на всех парах?
Память очистить от ребусов бремени,
Что накопились горами в годах.
Жаль, путешествий таких не бывает,
Как не бывает подобных машин.
Есть только старые люди, кто знает
Тайн стародавних, загадок кувшин.
Нужно общаться, пока они живы,
Слушать внимательно и терпеливо,
Слушать, а вовсе не говорить!
Время в них живо, а значит,
Нужно любить их, ценить, а иначе
С прошлым порвём очень тонкую нить!