Дух Индии

Несколько слов об империи моголов (1526 – 1858)

Современники называли империю, основанную Бабуром, империей Тимуридов, что отражало происхождение его династии, и этот термин предпочитали сами Моголы.Моголы называли свою собственную династию Гурканы (перс. گورکانیان‎, Gūrkāniyān, дословно «зятья»).

Термин «могол» применялся индусским населением для обозначения всех мусульман Северной Индии и Центральной Азии..

Согласно ряду исследователей, термин могол восходит к персидскому, индийскому, а также арабскому названию монголов, и в нём подчёркивалось монгольское происхождение династии Тимуридов. Основатель династии моголов Бабур использовал название могул, т.е. монгол применительно к нецивилизованным, негородским, кочевым жителям степей. Монгол стало в Индии названием части мусульманской военно-феодальной элиты, а за пределами Индии — названием утвердившейся на делийском престоле династии. Бабур был скорее тюрком. Он называет его отца наполовину тимуридом-тюрком и наполовину чагатаидом (потомки второго сына Чингизхана, монгольского царевича Чагатая, главу Чагатайского ханства), а мать — наполовину чагатаидкой и наполовину монголкой; при этом все чагатаиды к тому времени уже были тюркизированы. Бабура и его потомков можно рассматривать как «узбекскую династию, правившую в Индии на протяжении более 300 лет». То есть, ни этнически, ни религиозно, ни по традициям империю моголов нельзя считать индуисткой. Это скорее нечто вроде иноземного правления. Похоже на владычество монгольских ханов Золотой Орды в русских княжествах. От индийских моголов остался шедевр архитектуры – Тадж Махал, мечеть, попавшая в список ЮНЕСКо лучших достижений человечества. О владычестве монголов на Руси не осталось ничего, кроме батыевых замашек по расширению территории для грабежа.

Индия – это индуизм и некоторая его производная – буддизм. Именно их, особенно буддизм (как первую мировую религию), мы и рассмотрим.

Буддизм – это настоящий Восток

Буддизм – самая первая по времени возникновения мировая религия. Его родиной является Индия, хотя сам основатель Будда родился в царском роду в предгориях Гималаев, на территории современного Непала. Его настоящее имя было Сиддхартха Гаутама. А прозвищ, так сказать, псевдонимов – много. Одно, прозвище, например, Шакья-Муни (мудрец из рода Шакьев), другое – Джина (Победитель), третье – Бхагават (Божественный), потом – Татха́гата («Так пришедший / ушедший»), Бхагаван («Благословенный», «господин»), Сугата («идущий во благе»), еще одно – Будда (Просветленный). Вот это последнее и стало самым известным именем основателя течения, получившего название буддизм.

Немного из истории индийской религии

Древние арии (в переводе – благородные, а еще ранее это слово, видимо, означало “земледельцы”) вторглись около 4 тысяч лет назад через Иран на Индостанский полуостров и покорили коренное население – дравидов, имеющих темный цвет кожи. И до сих пор среди индусов легко увидеть европеидные лица – потомков “чистых” линий ариев и очень смуглых людей – потомков дравидов. И, конечно, всю промежуточную гамму. Так вот, арии, пришедшие в Индию, были также предками и всех индоевропейских народов, в том числе славян- другая часть ариев двинулась на Европу, это было первое великое переселение народов. Поэтому язык, на котором они говорили и который с течением времени (примерно тысяча лет) стал санскритом, имеет столь много общих с русским языком слов. Например, мы без перевода поймем многие числительные – дви, три, чатур, панч…, сакхара – сахар, бог огня – Агни, бог смерти Яма (яма для могилы), Бог ветра Ваю (русское веять -веет ветер). Эти воинственные племена и были создателями индуистской философии и религии. И даже не философии и религии, а своего рода мироощущения, которое сделало Индию тем, чем она стала в истории цивилизации.

Термин “индуизм” имеет как минимум два значения: в широком смысле он охватывает все разновидности религиозных школ и течений, а в узком – только этап, связанный с появлением великих эпосов – Махабхараты и Рамаяны. Очень кратко эволюция индуизма включает в себя такие этапы. Ранние арии создали религиозные гимны – веды (отсюда русское ведать – знать, Веды – знание). Главное произведение – Ригведа. Этот этап называется ведическим. В нем главная философская идея – существование некоего общего для всей Вселенной и для людей закона – Риты. Миром правят боги, и главный среди них – Индра. Он, по обычаям того времени, обжора, выпивоха, забияка, женолюб, любитель повоевать. Главное средство войти к нему в доверие – жертвоприношения, на ранних этапах даже человеческие. Как видите, ничего общего с тем мягким мировоззрением, по которому и муху обидеть – великий грех, здесь еще нет. Но зато есть очень важный вопрос о сотворении мира. Ясности в его решении древние арии не нашли, но сам вопрос – задан! А предпочтительный ответ таков: мир был создан то ли из некоего космического яйца, то ли из первичного тепла, то ли из жертвы первочеловека Пуруши самому себе (из частей его тела), но в любом случае этому предшествовал некий космический половой акт, хотя и совершенно не ясно, кого с кем. Как написал автор “Гимна о сотворении мира” (часть Ригведы):

Не было ни смерти, ни бессмертия тогда.
Не было признака дня или ночи.
Дышало, не колебля воздуха, по своему закону
Нечто Одно, И не было ничего другого, кроме него.

Оплодотворители были. Силы растяжения были.
Порыв внизу. Удовлетворение наверху.

Откуда это творение появилось:
Может, само создало себя, может, нет –
Тот, кто надзирает над этим миром на высшем небе,
Только он знает. А может быть, и он не знает?

Концовка – совершенно замечательный образец древнейшего философского скепсиса. Предположить, что даже сам верховный Бог может не знать о причинах и механизме появления мира, – для этого нужна была в то время смелость и мощь аналитического мышления.

Ригведа была составлена в промежутке от 3500 до 3000 лет назад (записана позднее). И после этого начали составлять письменные комментарии к ней – упанишады и брахманы. Этот второй период в развитии индуистского мироощущения так и называется – брахманизмом или эпохой упанишад. В этих комментариях впервые как раз и появились те черты, которые стали характеризовать дух Индии. Идея жертвоприношения сменяется идеей любви к Богу (точнее – богам). Видимо, переход от воинственности ариев к терпимости индуистской культуры был связан с тем, что завоевания закончились, началась ассимиляция с дравидийским аборигенным населением, с севера Индия была защищена от врагов горами, со всех остальных сторон- океаном, климат был мягкий. Так что воинственность оказывалась как бы необязательной.

В упанишадах и брахманах впервые появляется идея кармы как воздаяния за все совершенные в жизни поступки и идея сансары как бесконечной цепи перерождений. Сансара и карма тесно связаны: если человек набедокурил в нынешней жизни, то через сансару он возродится в следующей своей жизни с худшей кармой, то есть в худшем качестве. Например, был кшатрием (каста воинов) или брахманом (в данном контексте – жрецом), а родится в следующий раз шудром (низшая каста слуг) или еще хуже – чандала (то есть за пределами каст – неприкасаемый, ими были уборщики мусора, те, кто хоронил, кремировал тела, мясники и пр.). Если очень не повезет, то родиться в следующей жизни можно и животным и даже растением. Да, правильно пел Высоцкий: “Хорошую религию придумали индусы, что мы отдав концы, не умираем насовсем”. Он верно отметил, “что если, туп как дерево, родишься баобабом и будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь”, ибо идея кармы и сансары предусматривала и такую возможность.

Там же была изобретена идея аватары и реинкарнации. Она означает, что, например, Бог Индра может представать и в образе других богов – если он возжигает огонь, то становится Агни, если договаривается с людьми – Митрой, если низвергает дождь – Варуной. Так что огромное количество богов индуистcкого пантеона (от 33 до 3333, по разным источникам) не должно затруднять. Один бог за счет аватары может стать другим (применительно к богам перевоплощение именуют аватарой, а если в этот процесс задействованы люди и прочая живность – реинкарнацией). Все они суть нечто единое. Тем более что на первое место в брахманизме выходит новый Бог – Брахма (он мельком упоминался и в ведах), который персонифицирует новое понятие – Брахман (это уже третий смысл того же термина, который обозначается написанием с большой буквы и означает он некий космический абсолют, который следует постигнуть). Постигается Брахман единственным образом – душа человека (его “Я”), именуемая Атман, должна слиться с Брахманом. То есть субъективное вселенское начало человека должно стать неотличимым от объективного начала. И достигается это не рассуждениями и словами, а определенным образом жизни и усиленной медитацией.

Наконец, в третьем своем этапе (это как раз и будет индуизм в узком смысле), который ведет свой отсчет от великих эпосов Махабхарата (повествует о вражде двух родов – Пандавов и Кауравов, туда включена философская часть – знаменитая Бхагаватгита) и Рамаяна (о том, как Рама искал свою жену Ситу, похищенную демоном Раваной), на первое место выходят два бога, лишь упоминаемые в упанишадах: Вишну – бог созидания, и четверорукий Шива – тоже созидания, но чаще все-таки разрушения. Какое-то время сторонники Вишну (вишнуиты) и Шивы (шиваиты) враждовали, но потом пришли к согласию, что для вражды нет оснований, ибо и Вишну, и Шива есть лишь две самые крупные грани одного алмаза – Брахмы и за счет аватары легко становятся один другим (так называемая тримурти – индуистская троица). В этом же периоде (в основном – в начале нашей эры) возникают многочисленные школы йоги, которые за счет психологических и физических упражнений (физические упражнения особенно разработаны в хатха-йога) позволяли достичь высших степеней медитации вплоть до погружения в мокшу (то есть достичь полного слияния атмана с Брахманом). Наверняка известный многим по имени Кришна – (персонаж из Махабхараты) – это бог, который за счет реинкарнации может представать и как человек, а за счет аватары – как бог Вишну, который есть сам Брахма. Так что нынешние кришнаиты как бы автоматически верят и в Вишну, и в Шиву, и в Брахму. Равным образом и Рама есть реинкарнация этих богов. Потому кришнаиты и поют в своем гимне-мантре “Кришна Кришна, Рама, Рама”. Есть и объединяющее имя – Рамакришна.

Рождение Будды

Буддизм возник в эпоху полного расцвета брахманизма, еще до собственно индуизма. И выглядел сначала как еретическое учение в недрах брахманизма.

Дело в том, что многие брахманы (в смысле – жрецы) к YI веку до нашей эры стали слишком увлекаться подношениями мирян, и это вызывало отрицательную реакцию верующих. Стало заметно, что они, вопреки всем проповедям о воздержании и пользе созерцания, очень даже не прочь хорошо пожить. Буддизм можно рассматривать как своего рода протест против этих сторон жизни брахманов, как своеобразное протестанство в недрах брахманизма. Но как протестанство осталось христианством, так и буддизм остался в кругу традиционных индуистских (в широком смысле) представлений.

В качестве еретической (поначалу) секты буддизм выступил против некоторых установлений брахманизма – например, слишком строгого деления по кастовому признаку или недопущения женщин в круг посвященных. Однако ниже мы увидим, что все основные религиозно-философские принципы брахманизма остались и в буддизме.

Буддизм внес одно, но очень важное нововведение: он устранил бесконечную цепь перерождений. В брахманизме и вообще в индуизме смутно говорится о состоянии слияния атмана с Брахманом, но нигде точно не сказано, является ли это слияние окончательным или все-таки владелец души (атмана) затем возродится с еще лучшей кармой за счет такого подвига. Из общих принципов брахманизма вроде бы следует, что возродится. Хотя есть и такие суждения, что раз уж слился атман (то есть “я” человека) с Брахманом (с космическим абсолютом), то так и будет в этом растворении пребывать до конца времен этого мира.

Будда четко поставил на бесконечной цепи перерождений точку.

Легенда гласит, что как только Ситтхартха Гаутама (будущий Будда) родился (в YI веке до н.э.), то сразу встал на ножки, сделал семь шагов и произнес: “Это мое последнее рождение, более у меня рождений не будет”. Присутствующий прорицатель сообщил, что после четырех знамений, в которых Гаутаме явится зримый образ жизни как страдания, он станет великим мудрецом. Между прочим, Гаутама был вполне исторической личностью, чье существование не оспаривалось даже марксистскими историками. До него жили трое мифических будд, а после него, учит буддизм, придет пятый будда будущего Майтрейя.

Отец Гаутамы Шуддходана, вождь племени Шакьев, вовсе не собирался делать сына мудрецом (в то время – синоним нищего отшельника). Он поместил его в роскошные условия, женил на красавице – его двоюродной сестре и делал все, чтобы сын никогда не узнал о темных сторонах жизни. Тем не менее юноша Гаутама сначала увидел дряхлого старика и был изумлен: что это за отвратительное существо? Слуга царевича Чханна пояснил, что такова участь всех людей, да и то если повезет дожить до старости. Второй раз Гаутама увидел больного в лихорадке и в струпьях и был поражен еще больше. Слуга и тут пояснил, что все люди когда-то и чем-то болеют. Наконец, Гаутама случайно увидел похороны и был поражен сверх меры. Слуга и тут его утешил, сказав, что смерть – участь всех людей, без всяких исключений. Наконец, явилось четвертое знамение – Гаутама увидел отшельника с печатью радости и умиротворения на лице. Он понял, что быть отшельником – это и есть его предназначение.

В это время у Гаутамы родился сын, но в ту же ночь молодой отец тайно бежал из дома и стал бродячим нищим отшельником (бхикшу, или шрамана, что буквальном переводе и означает “нищий”). Сначала он вместе с пятью своими сотоварищами изнурял плоть в поисках истины, но истина никак ему не давалась. Тогда он ушел от них, сел под смоковницу (потом она получила название дерева бодхи, то есть просветления) и сказал себе, что не встанет с места, пока его не посетит откровение и просветление. Через 49 дней без еды (по странному совпадению, столько же болтались на барже советские солдаты Зиганшин, Федотов, Поплавский и еще один – забыл фамилию, но буддистами не стали), превозмогая интриги и соблазны демона Мары, он вдруг понял главную истину: жизнь есть страдание. Он стал Буддой (просветленным). Он стал татхагатой (в переводе – тот, который так достиг). Будда вернулся в Варанаси и произнес (по настоянию Брахмы) свою первую проповедь перед своими бывшими товарищами по умерщвлению плоти, после чего они немедленно стали его преданнейшими учениками.

И вот еще характерное отличие буддизма от брахманизма. В буддизме человек, особенно ставший буддой, (поясню здесь, что любой человек может стать буддой – с маленькой буквы, если же речь идет о Гаутаме, то Будда воспринимается как его имя), выше всех существ, в том числе богов (буддизм воспринял из брахманизма пантеон богов – там есть и Индра, и Брахма и множество других). Выше, потому что будда способен избегнуть сансары, бесконечной цепи перерождений и, таким образом, избегнуть страдания, связанного с жизнью. А боги этого не могут. Ведь боги в брахманизме и буддизме смертны и даже сам Брахма имеет свой век, после чего рождается вместе с новой Вселенной заново. Для того, чтобы спастись от перерождений, Бог должен был бы родиться человеком, а затем стать буддой. Но Богу, увы, это не дано.

Да, то было великое знание. Будда стал проповедовать свое знание, которое затем получило название буддизм. Как-то в одном селении к нему подошла женщина, умоляя воскресить только что умершего маленького сына. Будда согласился, но послал ее для успешного сеанса оживления в город, чтобы она принесла оттуда горчичных зерен из семьи, в которой никто не умер. Долго женщина ходила из дома в дом, но, естественно, не нашла такого, чтобы там никто никогда не умер – дед, бабка или любой другой родственник. И тогда она уразумела истину, которую проповедовал Будда: смерть и вообще страдание – вечные спутники жизни. Бороться с этим – бессмысленно и бесполезно, такая борьба только увеличит страдание. И если человек хочет избегнуть страдания, то… Умирая в возрасте 80 лет под саловым деревом в окрестностях города Кушинагару (где- то между 486 и 473 годом до нашей эры), он сказал ученикам: “Все составленное из частей разрушается. Неустанно стремитесь к освобождению”.

Запад есть Запад, Восток есть Восток

Ниже мы и остановимся на том, что же должен делать человек для избавления от страдания. Но сразу же могу сказать: для этого человек должен овладеть знанием. Нам, в силу европейской традиции, кажется, что знание в буддизме используется примерно в том же смысле, что и у нас, людей европейской культуры. Увы…

Буддизм принципиально отличается от европейского мышления, хотя он применяет (в переводе) те же самые понятия, что и мы – например, там есть знание, истина, причинность, закон, изменение, объект или вещь, Вселенная, есть даже атомы. Но все эти понятия имеют совершенно не принятый и даже противоположный европейской науке смысл. Я прошу далее некоторого внимания к тонкостям рассуждения, без которых этот тезис не станет ясным.

Итак, знание в буддизме – одно из центральных понятий (знание “четырех благих истин” – о них ниже), незнание же противопоставляется знанию как источник всех бед и несчастий, которые могут постигнуть человека. Только знание, согласно буддизму, может спасти человека от страданий. Говоря о страданиях, буддизм указывает на две их причины: желания (“жажда”) и незнание. Причем из этих двух причин (нидан) именно незнание является худшим злом, самой опасной причиной страданий. Внешне такая оценка знания как панацеи от всех бед очень похожа на те упования, которые возлагали на науку просветители XVIIIв. или современные сциентисты.

Сам титул “Будда”, ставший основным именем Сиддхартхи Гаутамы, не случайно означает Просветленный (знанием), Пробужденный (от незнания), Совершенный (постигший совершенное знание). Своим совершенным знанием Будда обладает, однако, не как сверхъестественное существо, не благодаря родству с богами, которое ставило бы его выше обычного человека. Нет, он добился познания сам, своей трудной борьбой и судьбой, он, без преувеличения, “самоучка” и тем дает пример и надежду другим достигнуть того же. Кажется, что не только по своему пафосу – стремлению к знанию, но даже своей судьбой Будда чем-то напоминает таких рыцарей науки, как “сделавшие сами себя” Ломоносов или Фарадей.

Незнание в буддизме не есть следствие устройства самого мира, это не вселенская потенция и не мистический и неустранимый первогрех. Нет, это вполне нормальный недостаток конкретного человека, который каждый может устранить упорным трудом; но пока это не произошло, он будет страдать из-за своего незнания, передавая и незнание и страдание за счет кармы и сансары своим будущим воплощениям. “Не видя четырех священных истин, – говорил Будда, – каковы они суть, блуждал я по далекой дороге от одного рождения к другому. Теперь я увидел их, уничтожена проводница зарождения (незнание). Разрушен корень страдания” (Ольденберг Г. Будда, его жизнь, учение и община. – М., 1905. с. 324).

Незнание (авидья) буддизм ставит в начале длинной цепи причин и следствий (пратитья-самутпада). Термин этот переводят и как узел причинности (Г. Ольденберг), и как теорию причинности (Д. Чаттопадхьяя), и как причинную зависимость (Т. Рис-Дэвидс). Все они, впрочем, оговаривают, что наиболее адекватный перевод звучит как “зависимое происхождение”, и именно в этом смысле используют термин “пратитья-самутпада” С. Радхакришнан и А. Бэшем, выдающиеся современные индологи. Сам Будда так говорил о причинности как основном законе мира: “Давайте оставим в стороне вопрос о начале и конце. Я научу вас дхарме (в данном случае – закону -В.Л.): при наличии того появляется это, в результате возникновения того возникает это. При отсутствии того не возникает и это, в результате прекращения того прекращается это” (Чаттопадхьяя Д. Живое и мертвое в индийской философии. М., 1981. С. 358). Напрашивается, и, кстати, давно отмечалась (Т. Рис-Дэвидс еще в 1899 г.), параллель с древнегреческим детерминизмом.

Возьмем еще два положения буддизма, которым можно найти соответствие в древнегреческой философии: его диалектику и атомизм. Формула буддийской причинности пратитья-самутпада легко приводит к утверждению об изменчивости и непостоянстве мира. Каждая вещь появляется в результате некоторых специфических условий, но сами они появились в результате других условий; значит, все условия непостоянны, неустойчивы, что и приводит к тому, что любая вещь существует лишь мгновение (далее мы увидим, что в буддизме она вообще не существует), а в целом мир предстает как некий поток, обозначаемый термином “сантана”. Еще в XIX в. немецкий буддолог Г. Ольденберг (не путать с российским буддологом Ольденбургом) подметил поразительное сходство с учением Гераклита, сходство, которое имеется даже в таких деталях, как использование одних и тех же образов: канонический язык буддизма использует в качестве метафор-символов вечного изменения образы бурного потока воды и всепожирающего огня. Атомизм отчетливее всего выражен в двух школах ортодоксального буддизма (хинаяны) вайбхашиков и саутрантиков, которые хотя и полемизировали друг с другом (первые опирались на комментарии сутр, кратких высказываний учения Будды, а вторые – на сами сутры), но в главных идеях были согласны.

В основе мира, утверждают они, лежат неощутимые и неделимые частицы – параману (атомы), каждая из которых наделена четырьмя свойствами – земли, воды, огня и воздуха. Комбинация нескольких параману дает ану (нечто вроде молекулы), а уж они в проявленном виде дают четыре элемента: землю, воду, огонь и воздух, из которых сложены все остальные объекты природы. В каждом объекте сочетаются все четыре элемента, но один из них превалирует, что и определяет качество вещи.

Если остановиться только на изложенных моментах учения (а ведь в ортодоксальном буддизме отрицалось также вечное существование богов, сотворение мира, существование души), то ситуация действительно получается удивительная. Даже возникает вопрос: а религия ли буддизм? И не случайно современный индийский философ-материалист Д. Чаттопадхьяя относит буддизм к ранним диалектическим системам атеизма. Если бы древнегреческую философию не возглавили такие гениальные идеалисты, стоящие на теологических позициях, как Платон и Аристотель, полагает он, то вся философия Запада могла бы последовать гораздо более содержательным принципам буддизма, и особенно принципу пратитья-самутпада (Чаттопадхьяя Д. Указ. соч. с. 359).

Некоторые известные русские буддологи видели в буддизме прежде всего нечто вроде психологической теории (Розенберг О.О. Проблемы буддийской философии. Пг., 1918), другие – сложную игру логической мысли (Щербатской Ф. Теория познания и логика по учению позднейших буддистов. СПб., 1903). Наши современные специалисты относят, конечно, буддизм к религии на том основании, что он обещает спасение, а спасение после жизни – это главная и самая общая черта всех религий: “нет сомнения, что буддизм с ранней стадии своего развития являлся религией, ибо в качестве идеала утверждал религиозную цель – нирвану” (Бонгард-Левин Г.М., Герасимов А.В. Мудрецы и философы древней Индии).

Однако большинство авторитетных авторов, включая современных российских, выделяя ту или иную сторону в буддизме, подчеркивают его целостный мировоззренческий характер, или, точнее, его мироощущение. Конечно, одни больше выделяют оригинальность буддизма и его “диалектико-материалистические” тенденции, другие, напротив, говорят о традицион ности буддизма и его связи с брахманизмом (П. Кане, С. Радхакришнан). Второй подход кажется более продуктивным, ибо если останавливаться на отдельных моментах буддизма – его диалектике или детерминизме, которые имеются там в весьма специфическом виде, то мы не поймем, в чем же особенность буддийской проблематики, что, по словам Бэшема, создало “чудо, которым была Индия”, не поймем, в частности, почему в Индии не возникла наука, хотя к тому и были все предпосылки.

В учениях индуизма и буддизма важнейшее значение имеют притчи. Буддийская притча – это вроде бы некая история (иногда даже с бытовым оттенком), но в которой заложена философская идея.

Притча, некоторым образом, выше чисто рационального рассуждения, ибо соединяет в себе доступность, образность и эмоциональное восприятие с рациональным пониманием. Например, очень трудно выразить словами тонкую сущность атмана, понимаемого как личностное самосознание. Вот притча, которая поясняет тонкую сущность души и вообще невидимую и неосязаемую сущность мира. Беседуют наставник и его ученик. Наставник говорит: – Принеси сюда плод ньягродхи (плод фигового дерева, так что несколько вольно можно сказать :”Дай мне фигу” -В.Л.).
– Вот он, почтенный.
– Разломи его.
– Он разломлен, почтенный.
– Что видишь в нем?
– Эти маленькие семена, почтенный.
– Разломи же одно из них.
– Оно разломлено, почтенный.
– Что видишь в нем?
– Ничего, почтенный.
– Поистине, дорогой, вот тонкая сущность, которую ты не воспринимаешь; поистине, дорогой, благодаря этой тонкой сущности существует эта большая ньягродха. Верь этому, дорогой. И эта тонкая сущность – основа всего существующего. То – действительное, то – атман. Ты – одно с ним! (Бэшем. Чудо, которым была Индия, с.270-271)

Буддизм, как и брахманизм, принимал учение не только о сансаре и карме, но и о знании как главной цели жизни, позволяющей прийти к полному освобождению от страдания. Знание, истина – это для Будды единственное средство, обеспечивающее спасение, счастье, смысл жизни.

Такое понимание истины зафиксировано в палийском каноне Виная-питака. В нем говорится, что Будда произнес свою первую проповедь после 49-дневного сидения под деревом бодхи перед своими бывшими товарищами-отшельниками (бхикшу, шраманами), которые все еще продолжали изнурять плоть, но, в отличие от Будды, не познали истину и не стали святыми (архатами).

Сначала он говорил о двух крайностях, которых следует избегать, – крайности аскетизма, изнурения плоти и крайности мирских наслаждений. Идти же следует средним путем. “Каков же, о бхикшу, этот средний путь, постигнутый во время просветления татхагатой (напомню – один из синонимов Будды, означающий “тот, кто достиг”, святой), способствующий постижению, способствующий пониманию, ведущий к умиротворению, к высшему знанию, к просветлению, к нирване?” – спрашивает Будда. И отвечает: “Этот благой восьмеричный путь таков: правильные взгляды, правильные намерения, правильная речь, правильные действия, правильный образ жизни, правильные усилия, правильная память, правильное сосредоточение”.

И далее Будда продолжает: “А вот, бхикшу, благая истина о том, что существует страдание. Рождение – страдание, старость – страдание, болезнь – страдание, смерть – страдание, соединение с тем, что неприятно, – страдание, разъединение с тем, что приятно, – страдание, когда нет возможности достичь желаемого – это тоже страдание. А вот, бхикшу, благая истина о том, что страдание имеет причину. Это жажда, ведущая к перерождениям, связанная с наслаждением и страстью, находящая удовольствие то в одном, то в другом. Жажда бывает трех видов: жажда чувственных удовольствий, жажда перерождений, жажда существования. А вот, бхикшу, благая истина о том, что страдание может быть уничтожено. Это уничтожение жажды, и полное уничтожение страсти, отказ от них, отречение от них, освобождение от них, отвращение от них. А вот, бхикшу, благая истина о том, что есть путь, ведущий к уничтожению страдания. Этот благой восьмеричный путь таков: правильные взгляды… (идет повторение – В.Л.)” (Хрестоматия по истории Древнего Востока. Т. 2. М., 1980. С. 136).

Забегая несколько вперед, заметим, что высшая истина здесь ставится в один ряд с просветлением и нирваной, а четыре благие истины – это только начальный этап в длинном восьмеричном пути к высшей истине, а именно – правильные взгляды. Другими словами, “правильные взгляды” – это еще не высшая истина, а просто “четыре благие истины”. И хотя во второй из них говорится , что причиной страдания является желание, “жажда”, есть и другая причина, которая мешает познать не только высшую истину, но и эти четыре благие истины, включая истину о причине страдания. Имеется “причина всех причин”, стоящая у истоков страдания, и этой причиной является незнание. Именно вследствие ее появляется “цепь зависимого происхождения”, пратитья-самутпада, в конце которой и появляется страдание.

Вот как в Махавагге выглядит причинная теория пратитья-самутпада “двенадцатичленной последовательности”, которую, как замечает А. Бэшем, “по-видимому, никто не понимает до конца” (Бэшем А. Чудо, которым была Индия. М., 1977. С. 292), тем более что, по словам Радхакришнана, “число нидан (двенадцать причин – В.Л.) и порядок, в котором они следуют одна за другой, твердо не определены” (Радхакришнан С. Индийская философия. Т. 1. М., 1956. С. 349).

“Из неведения возникают санскары (очертания), из санскар возникает сознание, из сознания возникает имя и форма, из имени и формы возникают шесть областей (области шести органов чувств – глаза, уха, носа, языка, тела, т.е. осязания и ума), из шести областей возникает соприкосновение, из соприкосновения возникает ощущение, из ощущения возникает жажда (или желание – вот только где появляется вторая благая истина о причине страдания! – В.Л.), из жажды возникает привязанность, из привязанности возникает становление, из становления возникает рождение, из рождения возникают старость и смерть, скорбь, стенание, страдание, уныние и отчаяние. Таково происхождение всей этой бездны страдания” (Там же. С. 348).

И далее в обратном порядке демонстрируется, что если уничтожить первую и основную причину – незнание, невежество (авидья), то и вся цепь причинной зависимости порвется, и в итоге всякое страдание исчезнет.

Понимание рокового смысла незнания как начала страдальческого причинного ряда и есть искомое знание. Итак, незнание есть отсутствие знания об истинной роли незнания в жизни человека, а знание есть понимание того, что незнание препятствует знанию об истинном смысле незнания.

Не правда ли, запутанно? Но для простоты можно считать так: то, что в европейской традиции испокон века считалось знанием (например, наука), в буддизме (и вообще в индуизме в широком смысле) выглядит его противоположностью – незнанием, и как таковое лежит в основании всякого страдания, является его причиной. Уже и на этом, самом предварительном уровне анализа видно, сколь отличается понятие истины в науке и буддизме. Далее эта разница станет совершенно явной.

Продолжение следует

---

Валерий ЛЕБЕДЕВ,
Писатель, журналист, издатель.
Член The International Academy of science, industry, education & arts.
Бостон, США.
Для “RA NY”