Чудо нашего рождения и смерти

Вроде бы есть законы. Как природы, так и юридические. Последние можно менять. Первые менять не дано. Впрочем, есть и нечто промежуточное – например, генетика. Закон, как бы данный природой. Дескать, от природы такой. Но менять – можно. Взяли, как писал Жванецкий, покрутили шлиц в ДНК – и уже не такой. Уже не хочется в Париж.

С другой стороны – вокруг сплошная случайность. Случайно родился (жизнь есть счастливая случайность со смертельным концом). Еще более случайно умер. Притом нелепо и совершенно не вовремя. Умер неизвестно от чего. И неизвестно, на что жил. Тем более – зачем, если не на что. Но все-таки смертельно обидно.

Этот режиссер Занусси с его “Жизнь есть инфекция, передающаяся половым путем с летальным исходом”. Видите – опять. То есть жизнь – случайна. А смерть, выходит, закономерна? А если жить вечно? Найти механизм в геноме, тот самый шлиц, подкрутить ДНК, чтобы деление клеток не ограничивалось полусотней делений, а чтобы всегда. Как у амебы. Или перекачивать всю информацию из своего мозга в другое тело. Молодого, погибшего в катастрофе. Значит, кто-то должен погибнуть все равно? А если перекачивать мозговую информацию в искусственный мозг, нечто вроде биологического компьютера? Тоже не выйдет, между прочим. И не по причине того, что этот искусственный биорезервуар должен быть живым, а это упирается в тайну жизни. Допустим – сделали. А по той причине невозможно, что в любом случае объем памяти любого супермозга будет ограничен некоторой величиной. И тогда по заполнении этой памяти всеми событиями, пусть 1000-летней жизни (или миллионнолетней – цифра не важна, имеет только значение, что не вечной) для того, чтобы вмещать в себя текущую информацию, придется стирать какую-то более раннюю, предыдущую. Надо будет отрезать свое детство. Потом – юность. Потом зрелые годы. И оставлять в прошлом, то есть в небытии, свой тысячелетний – миллионнолетний юбилей.

Субъективно и психологически это и будет означать временность, смертность, а не вечность существования.

Да… случайность правит миром. Случайно встречаем свою андрогинную половину. И – случайно ее теряем. Случайно попадаем в аварию. Случайно оговариваемся. Случайно падаем. По ошибке получаем по морде. Ненароком заворачиваем не туда.

Случайность есть просто философское представление математического понятия вероятности. И вот оно уже приводит нас к совсем уж нетривиальным выводам по поводу нашей жизни и смерти. Ибо одно маловероятное событие умножается на другое такое же, потом на третье… И тогда само событие будет иметь вероятность как перемножение предыдущих вероятностей. Элегантно перемножение малых вероятностей в итоге дает уж совсем ничтожную вероятность некоего события.

К таким событиям относится рождение любого человека. Я возьму в качестве примера не любого (хотя это могли бы быть и вы, просто так будет звучать более “аналитично”), но, допустим, совершенно конкретного человека Николая Кузанского, о котором мы точно знаем, что такой жил.

В одной порции извержения семени находится более 200 миллионов сперматозоидов (для наглядности расчетов возьмем уменьшенную цифру 100 миллионов, нам и ее хватит с избытком). Отец Николая Кузанского, человек в то время молодой и одаренный избытком жизненных сил, производил обширные осеменения не только своей супруги, но и очень многих окрестных дам. Он это делал тем успешнее, что не был президентом какой-нибудь страны и располагал неограниченным свободным временем. Овуляция у дам бывает один раз в месяц и эструс длится 3-4 дня. Папа трудился “не покладая рук” каждый день. Но все время с разными. Стало быть, вероятность осеменения одной особи совершенно конкретным сперматозоидом у некоей одной, тоже определенной дамы, была 0,0000000001 х 0,01= 0,000000000001. Но нам нужна не некая дама, а именно мама Кузи. Вы сами понимаете, что нужна именно конкретная яйцеклетка и совершенно индивидуальный, именно этот, а не другой, сперматозоид, ибо иначе родится не Николай Кузанский, а кто-то другой. А другого мы не знаем. Пусть у папы было за год 100 прелестниц. Значит, вероятность попадания нужного живчика в нужное место 0, 000000000001 х 0,01=0, 00000000000001.

Я даже не знаю, как называется та невообразимо малая величина, что написана на экране. У нее и названия-то, думаю, нет. На самом деле величина будет еще раз в сто меньше, ибо мы не учли вероятность выкидышей, применения противозачаточных средств, подмены младенца в роддоме, смерть в детстве и прочих трудно прогнозируемых обстоятельств.

Таким образом, выбранный нами человек по фамилии Николай Кузанский не имел никаких реальных шансов родиться. Тем более – жить. Но он – родился! И вполне успешно живет (или жил, что для нашего примера не важно). Стало быть, происшедшее есть ЧУДО, ибо выходит за рамки законов природы и общества.

Чудо же не может быть итогом человеческой деятельности. Даже такой выдающейся, как деятельность папы Николая Кузанского. Чудо есть свидетельство Божьего промысла. Стало быть, рождение каждого человека, а не только имярек, доказывает, к вящей славе Господа, бытие Бога.

Вот так мне удалось внести вклад в теологию. Есть онтологическое доказательство существования Бога Ансельма Кентерберийского. Есть четыре доказательства Фомы Аквинского. Есть знаменитое этическое доказательство Канта. Но маловерам и этого всегда казалось мало. Теперь будет математическо-вероятностное доказательство чуда нашего с вами рождения. Мне кажется, грядет новая христианизация мира, и уж точно – Руси.

Но и сказанное – только половина дела. Вторая половина – это случайность смерти каждого. Ибо если бы то была не случайность, а закономерность, то смерть любого человека можно было бы предсказать с точностью до суток. Даже да часа и минуты. И вписывать эту дату сразу в метрику и паспорт. И проставлять на надгробии, взятом в кредит. Мы же знаем, что ничего подобного нет. Никто не знает своего смертного часа. Даже приговоренный к казни. Ибо его могут в последний момент помиловать, как то было, например, с Достоевским и его товарищами по кружку Петрашевского.

В принципе, из ничтожной вероятности смерти, ибо и она есть произведение предшествующих малых вероятностей смерти тоже не может быть. Случайно вышел из дома на минуту позже (забыл выключить и свет и вернулся), в другом месте выехала машина на на минуту раньше, где-то случайно Аннушка разлила на дорогу масло, потом все это пересеклось в виде банального ДТП – и вот – безвременно, безвременно…

Небытие – вещь очень ответственная и логически невозможная. Ибо небытие – это то, чего нет, то, чего не существует, не так ли? И если мы признаем небытие (то есть, смерть), то должны сказать: существует то, чего не существует. Это нечто логически бессмысленное. Отсюда как раз и следует, что смерти нет. Ну, если не было зачатия с рождением, то не будет и смерти.

Скажу больше: в силу маловероятности не таких уж сакральных событий, как рождение и смерть, а простых встречь, они тоже не должны были бы происходить. Однако же «имели место быть».

Я не раз, прилетая в Москву из Бостона, встречал в метро, притом на периферийных станциях, своих знакомых, которые даже не живут в тех местах (как и я).

Был я как-то в Москве в марте 2000 года. Мои старые знакомые Оля и Саша Земцовы пригласили меня на похороны совершенно незнакомого мне человека, доктора биологии Николая Воронцова. Смысл этого приглашения заключался в том, что покойный ранее был министром экологии, а потом – депутатом Думы и на похоронах предполагалось большое количество депутатов, с некоторыми из которых я хотел бы переговорить чисто в журналистских целях. И там, в большой толпе я встретил Леву Киселева (это известный биофизик, сын открывателя вируса энцефалита и автора вирусной теории рака Льва Зильбера, который был посажен по устному приказу Берии, по случаю чего его сыну его мать, жена Зильбера, и дала свою фамилию Киселев), который был настолько поражен (он полагал, что я в Бостоне и уж никак не могу оказаться здесь, на похоронах человека, которого никогда не знал и даже не слышал о его существовании), что он меня поначалу не признал, долго щурился, смущенно говорил, что мы, конечно же, наверное, знакомы, но вот где, когда, извините… И поверил, только когда я назвался. С криком, “Ну Валерий, ну конечно же…Но.. какими судьбами, как….!”

И тут я столкнулся с тем, что мы и знаем-то других только в привычном нам контексте. Если встречаем наших добрых знакомых и даже друзей дома, у общих товарищей, на работе. В своем городе. Но если обстановка совершенно не предполагает такой встречи, то можно и не узнать. Или подумать, что ошибся, обознался.

Между прочим, никаких депутатов на похоронах не было. Приехал только Егор Гайдар, (но как раз не депутат), быстро отговорил положенное надгробное слово – и уехал. Занятый человек. Sic transit gloria mundi!

Между прочим, все названные люди в этом эпизоде к нашему времени умерли, чего никак не может быть.

Вот еще более невероятный случай.

Летел я в апреле 2001 года из Праги к себе в Бостон. Пересадка во Франкфурте (на Майне).

Захожу в самолет, Боинг 747, триста человек, сажусь на свое место. Через несколько минут вдруг вижу – идет по проходу Наум Коржавин (мы были хорошо знакомы по Бостону). Я знал, что он был в Москве и уже должен был находиться в Бостоне. Решил пошутить.

– Наум, ну что вы так долго, я тут уж устал вас ждать. Вот и место занял для вас – и показал на кресло рядом.

Для Наума, который и вовсе не знал, что я улетал из Бостона, встреча была настолько неожиданной, что он меня (ну – это нормально) даже не сразу признал.

– Простите, я вас помню, лицо хорошо знакомо, но не припомню, откуда я вас знаю?”

Ну, там темновато, к тому же, он подслеповат, без очков.

Я продолжаю розыгрыш.

– Наум, вы мне ничего не должны. Поэтому нет смысла темнить: знаю, дескать, но не припоминаю. Лучше сознаться сразу, да, мол, мы хорошо знакомы.

Все это время Наум тщательно меня изучал, но тут еще голос и манера шутить помогли.

И уже через секунду: “Валера! Откуда, каким образом ?!”

Мы ничего не знали друг о друге. Я не знал, что он пролетом из Москвы в Бостон остановился на три дня в Германии. Он ничего не знал, что я в Праге. Никакой коммуникации. И никакой коррекции. Но и здесь еще не кончилось чудо. Наум извлек билет со словами, “Надо посмотреть, где мое место”.

– Да чего смотреть – отвечаю, – вот оно. Садитесь.

– Да ладно тебе.

По проходу идет стюардесса. Он просит ее: “Плиз, шоу ми май сит”.

Она берет билет, смотрит – и указывает на то самое место, которое я ему показывал, рядом с моим ! Это ли не посрамление теории вероятности!

Наум долго полагал, что в той истории есть какая-то непостижимая мистика, либо какой-то очень тонкий подвох с моей стороны. Какой-то розыгрыш в духе Никиты Богословского.

А потом и мудрый Наум умер. Чего, как выше уже сказано, никак не могло быть.

---

Валерий ЛЕБЕДЕВ,
Писатель, журналист, издатель.
Член The International Academy of science, industry, education & arts.
Бостон, США.
Для “RA NY”