ГОРОДА МИРА: ЛЮБЛЮ ХОДИТЬ ПО МОСКВЕ

Да, я люблю ходить по Москве. И как бы ни спешил, непременно остановлюсь перед очередной мемориальной доской, полюбуюсь лепными украшениями зданий, постою перед особо полюбившимися особняками и памятниками Великих Москвичей. Время от времени меня заставляет вздрогнуть один тот же вопрос, задаваемый разными людьми:
— Что, нравится Москва?

Меня принимают за «гостя столицы». Не возражаю. Хотя живу в Москве без малого полвека, всегда считал себя её гостем. И тогда, когда раньше шёл по улице Горького, и теперь, когда иду по Тверской. Потому что не устаю удивляться: до чего же причудливо переплетается историческое прошлое, и явь настоящего времени!

Как-то в очередной раз проходил по улице Горького, остановился у бронзового Пушкина и стал изучать его лицо.

«А ведь на Пушкина очень похож актёр Александр Кайдановский! — вдруг осенило меня. Вот если бы он сыграл Пушкина! У него не только сходство поразительное, но и темперамент пушкинский, и свободолюбивое бунтарство в крови. Лучший Пушкин был бы…»

С этими мыслями я перешёл на другую сторону улицы. Мне навстречу, бок о бок, шли четыре человека. В крайнем я узнал Кайдановского. Казалось, он не участвовал в общем разговоре. Шёл, немного склонив голову. Взгляд небольших выпуклых глаз казался отрешённым. Но вместе с тем чувствовалась напряжённая внутренняя сосредоточенность.

И склоненная голова, и взгляд, и сосредоточенность — точь-в-точь, как у бронзового Пушкина. Тут я окончательно уверился: вот кто сможет достойно воплотить великого поэта!..

Через полгода из теленовостей я узнал о смерти артиста. Жаль. Не сбылось…

На Тверской кого только ни встретишь! Я встретил Ленина. В чёрном костюме, в неизменной кепке. Без алой ленточки на лацкане пиджака. Но с часами в кармане жилета, цепочка от которых победно сверкала на солнце.

Не удивился. Благодаря «МК» я даже знал фамилию двойника.

На Красной площади двойникам самая работа: фотографироваться с желающими. У этой работы есть свои издержки и даже тёмные стороны, о которых не раз писали. Не хочу о них говорить. Лично я благодарен двойникам за то, что он делают нашу историю зримой. Книги, картины, исторические фильмы,— всё это хорошо и полезно. Они просвещают, обучают, воспитывают, заставляют думать и размышлять над непростым и противоречивым ходом нашей Истории. Но когда видишь её важнейших деятелей на расстоянии вытянутой руки, на фоне кремлевских башен, храмов и строений, даже понимая, что они «не взаправдашние» ощущаешь что История Москвы, История России не то, что когда-то было давно и не с тобой. Нет! История, это то, что происходит здесь, сейчас и именно с тобой. Ты — её участник и сопричастник.

У Ильича «гости столицы» могут спросить, как пройти к московским достопримечательностям, и он знаменитым жестом укажет «верную дорогу».

Николай II стойко держит на полусогнутых руках солидную стайку кремлёвских завсегдатаев — голубей. Его усталое, прорезанное глубокими морщинами лицо, выражает мужественное приятие неизбежного. Наверное, вот так же он глядел в глаза расстреливавших его в подвале дома Ипатьева…

Товарищ Сталин серьёзен и сосредоточен. Неторопливо прохаживается со своей не менее знаменитой трубкой. Тревожить его и прерывать течение только ему ведомых мыслей что-то не хочется…

Проходя мимо Исторического музея, встречал, и не раз, гигантскую фигуру в платно, бармах, шапке Мономаха. В правой руке — неизменный посох, выкрашенный золотой краской. В левой, если время обеденное. может оказаться…термос. Но наличие современного атрибута не разрушает исторической правды. Сомнений нет. Перед тобой царь. Какой? В этом тоже нет никаких сомнений. «Идентификация личности» происходит мгновенно.

— О! Иван Грозный. — удовлетворённо восклицает парень лет тридцати. И продолжает, весело и энергично, свой путь.

Явление Четвёртого Ивана на Красной площади не удивляет и не пугает. Наоборот, вселяет бодрую уверенность, что теперь, в историческом пространстве Красной площади, «все дома».

Это сейчас. И при ясном свете дня. А вот творческое воображение Виктора Васнецова, приехавшего в Москву, чтобы обосноваться в ней навсегда, образ Ивана Грозного преследовал. Художник отчетливо слышал стук его посоха из «инрога» (рога единорога, на самом деле — нарвала) по брусчатке Красной площади. Видел его взгляд пламенеющий жаждой власти и мстительной расправы над непокорными ему подданными.

«Аще и жаловати своих подданных вольны, а и казнить вольны же».

И Васнецов воплотил того Ивана Грозного, который явился его воображению. Я, когда бываю в Третьяковской галерее, всегда останавливаюсь перед ним. И хотя скульптурная реконструкция по черепу Михаила Герасимова объективно являет нам иную внешность Грозного царя, образ Васнецова от этого не меркнет. Наоборот, и то, и другое воплощение мне не мешает. В моём сознании они существуют оба, на равных правах.

Правда жизни и правда искусства.

Перед Третьяковской галереей шумно бьёт хорошо известный москвичам, как и сама галерея, фонтан. Он изображает собой картины в тяжеловесных золочёных рамах. Это знаменитые картины Третьяковки. Они выполнены в технике сквозного рельефа.

Узнать их сразу трудно, надо пристально вглядываться. Но затраченный труд вознаграждается. Через некоторое, порой продолжительное время, ты, наконец, с радостью узнаёшь знакомые с детства сюжеты. Среди этих картин и «Иван Грозный» Виктора Михайловича Васнецова.

После посещения галереи с удовольствием отдыхаю у фонтана. Но в этот раз, отдых не получился. Тревожные мысли, смутные предчувствия, породили мысли, которые под шум фонтана вылились вот в такие стихотворные строки:

У фонтана перед Третьяковкой

Сквозь багет позолоченный
Льётся хрусталь
И бьётся о сталь…
И бьётся о сталь!
О стальное НЕДО…
Впадая в опустошённость.
НЕДОсказанность,
НЕДОвершённость…
Сквозные рельефы — незаполненье.
Мифы и бредни — в незавершеньи.
Сквозь витражную оплётку
Блики падают ниц…
Поднял Иисус верёвку-плётку.
В ответ миганье пустых глазниц…
Сердце стучит стиснутым горем
Гарь, грай вороний…
Нет мне пути до моря!
Падает вниз мокрый хрусталь
Позолота гордится своей пустотой.
Змеится улыбка мадам де Сталь:
«… Ни того, ни другого…»
Замри и стой!
Шорох шершавый мокрых струн
Шёлковый шелест стёртых рун.
Подсветка дала позолоту воде
Всюду — подделка.
Предтеча беде.

Сквозь багет позолоченный
Льётся вода…
Подделка искусно отточена.
Будет беда?..

Да, очень точно сказал Андрей Вознесенский: «Стихи не пишутся, случаются».

Так же у меня «случились» стихи в Коломенском. Любимом месте для прогулок, отдыха и открытий незнакомого в знакомом. Со студенческих лет я, посещая Коломенское, обязательно подходил к макету Теремного дворца. И всегда из груди вырывался вздох: «Как жаль, что его не довелось его увидеть…».

Но — мечты сбываются. Промелькнули тридцать лет и вот он. Теремной дворец! Сказочный и реальный. Загадочный и доступный. Только что купленный буклет, словно сам собой, лёг на сумку планшета чистой стороной вверх. Карандаш стал быстро заполнять его строчками, зачеркивая одни, и тут же вписывая другие…

ТЕРЕМНОЙ ДВОРЕЦ В КОЛОМЕНСКОМ

Снова Лев с Единорогом
Шар венчают золотой.

Прежним теремным чертогом
Новый возвращён покой.

Сто лет высился. Стал ветхим
Раскатали все венцы,
Но хранили наши предки
Память, словно весть гонцы.

И «осьмое чудо света»
Не забыли сквозь века.
Вновь построили… Но это
Всё же свежая строка.

Он далёк, дворец, и близок.
Ты потрогать можешь сруб.
Не икона — только список.
Но и этот список люб.

Дышит дерево живое.
Хоть внутри дворца бетон.
И трепещет ретивое,
Хоть на новом месте он.

Память предков, словно птица,
Что не может в клетке петь,
Из забвения стремится,
В нашу жизнь с тобой влететь.

Показать своё обличье
В хитроумных изразцах,
Воскресить своё величье
В позолоченных венцах.

Вознестись шатровой крышей
С прежде свергнутым орлом…
Кубки, чары, стопы — выше
Подымайтесь над столом!

История Москвы воскрешается в театральном действе. Это действо особенно притягательно и оставляет незабываемые впечатления, если происходит под открытым московским небом, а декорациями служат реальные архитектурные шедевры. И я был счастлив участвовать в создании праздничных программ, посвящённых истории нашего города.

Одна из таких программ называлась «Ломоносовский обоз».

Такого проекта ещё не было. Впервые около 300 талантливых российских школьников из Москвы, Архангельска, Вологды, Ярославля, Ростова и других городов России повторили путь, который юный Михайло Ломоносов прошёл пешком вместе с рыбным обозом:

На шапках снег. Метель. Мороз.
Неспешно тянется обоз.
В Москву идёт, гружёный рыбой.
А с ним сквозь лёд и снега глыбы
Плечистый, рослый паренёк
Шагает, не жалея ног.

Его единое желанье —
Обогатить себя познаньем.
И жизнь Науке посвятить.
Чтоб жизнь других была счастливей,
Богаче, ярче, справедливей,
Плоды познаний подарить!

Старт мероприятия был дан в Архангельске. В состав современного «обоза» вошли, конечно же, не лошади и сани, а автобусы. Во время автопробега ребята побывали во всех городах и населённых пунктах, через которые пролегал путь Ломоносовского обоза.

Правда, были обозе и настоящие сани. Их закрепили на прицепе последнего автобуса. А в санях — рыба. Нет, на этот раз не настоящая, а пряничная. Этой сладкой рыбой-пряниками школьники угощали вновь прибывших участников.

Автобусы с ребятами приехали на Васильевский спуск. Там на заранее подготовленной сцене их уже ожидали участники праздничной программы.

А вышел встречать ребят сам Михайло Васильевич Ломоносов:

— Привет тебе, Москва златоглавая! Кланяюсь тебе, батюшка Покровский храм! Здравствуй, люд московский!

Сбылась моя мечта. Много дней шёл я, держась за сани, и вот достиг, наконец, великой Москвы, сокровищницы знаний. Пройдёт время и сбудется моя другая заветная мечта. Я выучусь сам и буду учить других. Сделаю открытия, которые сослужат добрую службу потомкам моим.

Но вот о чем я и мечтать не мог, так это о том, что по следам моего обоза двинется другой — самоходный и быстроходный, а в нём триста талантливых российских школяров, или как ныне говорят — школьников.

Всего за десять дней они посетили те же места, которые некогда, и за куда большее время проходил и я, но увидели и узнали они поболе, чем я. Ведь им посчастливилось обозреть всю трехсотлетнюю историю России от века восемнадцатого до века двадцать первого. Я знаю, их ждёт тот же блистательный мир Науки и Искусства, что и меня. И надеюсь — они преуспеют в нём так же, как преуспел я.

Говорить от лица Михаила Васильевича Ломоносова, задача ответственная и в то же время приятная. Творчество писателя отчасти сродни творчеству актёра. И тот, и другой должны уметь перевоплощаться.

Вскоре я получаю новое задание. Большой праздничный концерт хорового пения на Красной площади.. В качестве связующего номера звена — два действующих лица: Летописец и Москва. Их диалог должен быть в стихах. Содержание диалога — история Москвы.

Вот так. Ни больше, ни меньше. Устами Москвы рассказать её историю.
Но чем сложнее задание, тем интереснее.

Вот несколько фрагментов из этой программы.

Польская интервенция в начале XVII века. Она послужит мощным толчком к объединению русского народа и ознаменует конец Смутного времени. Память об этом событии воплотится во всероссийском празднике «День народного единства», который отмечают с 2005 года.

Москва

Я предана, поругана, распята.
Спасенья нет. Измена. Брат на брата
Войной идёт. Ворвалась вражья рать.
По всей земле хозяйничают ляхи.
Весь люд московский в неизбывном страхе.
И силы нет, всем заедино встать.
И дать отпор врагам достойный,
Чтоб люди наши зажили спокойно.

Летописец

Великое теперь случилось горе.
Но чую, соберётся сила вскоре!
Нас не покинет Божья благодать,
И смогут люди заедино встать!

Ещё один монолог Летописца, в котором раскрывается исторический путь России.

Летописец

Пришла година новых испытаний.
На нас пошёл войной Наполеон.
Лавиной многотысячное войско
Надвинулось на Русь. Но победили
Мы сильного и грозного врага.
В истории бывало так не раз,
Что мы вначале можем растеряться
И даже слабость показать. Но после
Подобно жидкому металлу — ртути, —
Лишь раздели её, так враз соединится, —
Собраться сможем. И утроим силу. И победим!

В финале праздника выходят дети:

Девочка

Моя Москва, гордимся мы тобой.
Мы связаны единою судьбой.
Мы здесь живём, растём и дружим.
Своим трудом тебе ещё послужим.

Мальчик

Я радуюсь каждому новому дню.
И новых друзей с каждым днем узнаю.
Сегодня один друг, а завтра их — два.
Тебе благодарен за это, Москва!

К сожалению, по объективным причинам, этот проект осуществлён не был. Прошло девять лет. И вот я решил вспомнить эти стихи, которые посвящены истории Москвы, а значит и истории России. Обе эти истории и в трудах учёных, и в творениях писателей, и в нашем сознании слиты воедино.

И снова я иду по Тверской, и снова останавливаюсь перед скульптурными изображениями на мемориальных досках.

Вот бронзовый Александр Вертинский оживлённо разговаривает с невидимым нам собеседником. И в памяти оживает его индивидуально окрашенный голос с обаятельной картавинкой и неповторимыми «вертинскими» интонациями:

И, сладко замирая от криков попугая,
Как дикая магнолия в цвету,
Вы плачете, Иветта,
Что песня недопета,
Что это лето где-то
Унеслось в мечту!

«Это лето где-то…» — внутренняя рифма, которая неизменно приводит меня в восторг. А «унеслось в мечту» — заставляет грустить незнаемой грустью.

А вот сквозь меня с рассеянной сосредоточенностью глядит Роберт Рождественский, чьи стихи и песни вошли в состав крови многих из нас:

Позвони мне, позвони,
Позвони мне, ради Бога.
Через время протяни
Голос тихий и глубокий.
Звезды тают над Москвой.
Может, я забыла гордость.
Как хочу я слышать голос,
Как хочу я слышать голос,
Долгожданный голос твой.

Великая тайна перевоплощения чуть заикающегося мужчины с басовитым, несколько монотонным голосом.

Очень разные поэты, творчески никогда не пересекающиеся. Параллельные линии, согласно Лобачевскому, в пространстве пересечься могут. Поэтическое и песенное творчество Александра Вертинского и Роберта Рождественского — нет!

Однако их бронзовые воплощения объединяет одна незначительная, но знаковая деталь, которую незнамо как допустили (а может, и пропустили) чиновники. И у того, и у другого между пальцами… сигарета. Как нельзя выкинуть слово из песни, так невозможно представить себе двух гигантов без неё. Сигарета — этот жупел антитабачной пропаганды — в их руках превращается в символ Искусства, как кадуцей Асклепия — в символ Медицины.

Но осторожно! Эта аналогия применима только по отношению к поэту-актёру Вертинскому и поэту-песеннику Рождественскому. Вне этого контекста сигарета была и остаётся тем, что она есть — предметом борьбы за здоровый образ жизни.

Москва удивляла всегда и продолжает удивлять. Не надо уезжать в тундру или в сухие степи, или в каменистые пустыни. Достаточно поехать в Зарядье. Эти климатические зоны увидишь там. И за северными онежскими валунами вдруг вырастет колокольня Ивана Великого. А один из московских районов возьмет и заставит тебя очутиться в Древнем Китае. А знаменитый Парфенон вдруг неожиданно начнет вырастать из стены своими дорическими колоннами стоит тебе прийти в Музей изобразительных искусств имени Пушкина. А когда заплывал в Москву-реку на океанском корабле Пётр Великий? Да никогда! А вот скульптор Зураб Церетели заставил-таки его заплыть именно на таком корабле.

Не поленись, пройдись по Москве. По её улицам и переулкам. И ты увидишь то, чего прежде не видел. И всякий раз будешь ощущать себя её вечным гостем. И тогда на неизменный вопрос: «Что, нравится Москва?» ты, улыбнувшись, ответишь:

— Да. Очень нравится!

А иначе и быть не может.

---

Дмитрий РОГОЖКИН,
писатель, журналист, поэт.
Член Союза писателей и Союза журналистов России.
Москва.
Для “РА NY”

В статье использованы
стихотворения автора