МАРКСИЗМ ОБЕРНУВШИЙСЯ МРАКСИЗМОМ

Я вижу что с прошлой недели резко возросла активность комментаторов, призывающих прочитать свежепереведенную на русский язык книгу МакЛеллана “Карл Маркс – человек, изменивший мир”. С утверждениями, что книгу надо прочитать, “чтобы понять, что в крахе социализма в Советском Союзе повинен не Маркс, а искаженная советская трактовка идей Маркса”. В общем – проблема, оказывается, не в самой сути коммунизма и социализма, а в “искажении идей” и “неправильной имплементации”.

Марксизм – это учение о прогрессе как смене формаций и росте производительных сил, теория коммунистической революции – с главным субъектом прогресса – пролетариатом во главе, концепция слома буржуазной государственной машины с заменой ее диктатурой пролетариата (с последующим ее отмиранием), наконец, это построение коммунистического бестоварного и безрыночного общества.

Маркс детально проанализировал в “Капитале” экономическую сторону функционирования такого устройства, как ранний капитализм. Но только экономическую и только раннего капитализма. Он не касался неких основ демократии, которые были уже и тогда в Англии или Франции второй половины 19 века.

Основы новоевропейской демократии, продолжившей славные традиции Афин закладывались еще в Средневековой Европе и имелись в виде Альтинга – первого европейского парламента в Исландии, собравшегося первый раз в 930 году, в 10 веке. Следующий шаг – это великая Хартия вольностей, огранившая власть короля Иоанна Безземельного – это 1215 год. Потом последовали многие другие шаги истории вроде английской революции середины 17 века, то был процесс перехода Англии от абсолютистских замашек короля Карла Первого к конституционной монархии, по существу – к республике. Встык прошла Славная революция 1688 года, разрешившая конфликт исполнительной и законодательной власти (король против парламента) в пользу парламента. На континенте шли те же процессы в Голландии и Франции.

Конечно, Маркс знал об этих вехах, но не считал их важными для анализа развития цивилизации.

Использовать его анализ и выводы сейчас для понимания и прогнозирования хотя бы только экономической структуры современного западного общества – это все равно, что пытаться понять работу компьютера с помощью паровой машины, описывая логические связи процессора через понятия “кривошипная пара”, “маховик”, “золотник”, “температура и давление пара в котле”.

Для одного из моих докладов в клубе «Свободное словос» (конец 80-х годов прошлого века) составители сборника «Марксизм: за и против» дали название: «Маркс был прав в деталях и ошибался в главном». И это главное – его учение о диктатуре пролетариата. Достаточно привести его (и Ленина) определение диктатуры пролетариата как власти, не ограниченной никакими законами и опирающейся на прямое насилие. Иными словами – диктатура пролетариата сразу ломала все те небольшие наработки по защите личности от произвола государства, которые к тому времени уже были.

По Марксу применить диктатуру обязательно придется, так как «при прогрессивной отмене частной собственности» частные собственники окажут национализации бешеное сопротивление. Весь Большой террор и ГУЛАГ следует из этого. Ну и еще, по большому счету – из безумной утопической идеи Маркса о коммунизме как формации, при которой торжествует принцип от каждого по способности, каждому – по потребности.

Да, краткое определение коммунизма, слова, которые будут написаны на его знамени – это когда “от каждого по способности, каждому по потребности”. Такой строй не может быть построен никогда, ибо потребности не имеют предела. На бытовом уровне это и так ясно, как это ясно было Питириму Сорокину и Туган-Барановскому еще до эпохи исторического материализма, а потом американский социолог Маслоу (выходец из эмигрантской семьи из Киева Маслова) четко показал, что лестница потребностей не имеет ограничений. Например, у кого-то может возникнуть “духовная потребность” погулять по Луне, чтобы написать лунную сонату. А другому захочется написать марсианский пейзаж.Вместо обещанного все увеличивающегося потока материальных благ советского человека все более одолевал дефицит всего. Вскоре после НЭПа была введена карточная система на продукты питания. Народ вынудили потянуться в Торгсин, отдавая бабушкины кольца и серьги за буханку хлеба. В 1932 году в Украине и Казахстане разразился чудовищный голодомор, унесший порядка 7 миллионов жизней.

В чем дело? Неужели ошиблись классики? Маркс, Ленин, и что совсем уж невозможно – Сталин?! Такая ересь никому не могла придти в голову, если ее хотели сохранить. Но если так, то становится понятной неизбежная система репрессий. Виноваты враги, они ярятся от наших успехов и вредят, как могут. Устраивают взрывы, недостачи и дефицит. Наука марксизма-ленинизма говорит о том, что коммунизм может быть построен, а практика говорит, что его нет и нет. Тогда почему? Потому что виноваты враги-вредители. Которых следует уничтожить. В первую очередь – самих руководителей низшего, среднего, да и высшего звена, это ведь они занимались практикой построения. Их и уничтожали. И вполне могут уничтожать впредь.

Не было никаких «ошибок» в “строительстве социализма в СССР” и никаких искажений теории Маркса. Этот строй сталинского периода строился на рабском труде. И главной тайной режима было как раз существование концлагерей. Не случайно разговоры об этом карались как антисоветская деятельность, а со всех зэков при их редком освобождении бралась подписка о неразглашении.

Весь марксизм-ленинизм на практике – это жуткая трагедия народа и абсолютный цивилизационный тупик.

Остановимся на некоторых принципиальных положениях марксизма.

Основным противоречием капитализма, по Марксу, является противоречие между общественным характером процесса производства и частнокапиталистической формой присвоения.

Ф. Энгельс «Классу капиталистов принадлежат средства производства, с помощью которых осуществляется эксплуатация рабочих. Классу капиталистов подчинено и буржуазное государство. Оно является, по сути дела, исполнительным комитетом класса капиталистов, орудием политической диктатуры буржуазии. Рабочий класс — и только он — в союзе с крестьянством, во главе всех трудящихся способен свергнуть власть капитала и повести людей к социализму.

Ну вот, я привел самое главное из марксистского учения. То, что производство носит общественный характер, что в изготовлении какой-то вещи участвует много людей – это банальность и это было известно задолго до Маркса. Маркс же усмотрел дикую несправедливость в том, как происходит распределение вознаграждения (оплаты) рабочих и предпринимателей за свою совместную деятельность. Маркс делает вывод, что распределять продукт должен не отдельный капиталист. Он определяет, кто сколько должен получить, при этом капиталист всегда недоплачивает рабочему, который как раз и создает прибавочную стоимость. Эту самую прибавочную стоимость капиталист присваивает, забирает себе, то есть – крадет. То, что собственность есть кража еще и Прудон писал. С этим при социализме будет покончено. Определять, кто сколько должен получать будет новое пролетарское государство. Оно установит справедливый характер оплаты рабочих.

А что делать с капиталистами? О! Они окажут бешеное сопротивление, их интересы будет защищать их буржуазное государство. Стало быть, разрешение основного противоречия капитализма возможно только при полном сломе старого государства, захвата власти партией рабочих и установление диктатуры пролетариата.

Сама же диктатура пролетариата определялась Лениным, как уже сказано, как власть, не ограниченная никакими законами, использующая только прямое насилие. Принимается во внимание только революционная целесообразность. При такой диктатуре сам собой отпадает вопрос о том, что делать с капиталистом и сколько ему платить за экспроприированную собственность. Его нужно поставить к стенке, и тогда ничего платить будет не нужно. Просто – некому платить.

Но как определить новому государству, сколько нужно платить рабочему? Тут на помощь приходит теория трудовой стоимости Маркса (принципы которой уже были у Смита и Рикардо), в соответствии с которой товары обмениваются между собой в таких количествах, чтобы обеспечить равенство затраченного (или общественно-необходимого, как писали в марксизме) количества рабочего времени (труда), необходимого для их производства в данных социально-экономических условиях.

По Марксу меновая стоимость товаров зависит не столько от затрат рабочего времени при их непосредственном производстве, сколько от затрат абстрактного труда (общественно необходимого рабочего времени) для воспроизводства аналогичных товаров в господствующих условиях. Труд-то абстрактный, но деньги нужно платить рабочему вполне конкретные. Как узнать – сколько?

Сам труд, похоже, Маркс полагал как нечто механическое. Что как бы следовало из картинки работы цеха середины 19 века.

Во времена Маркса уже вполне были развиты цеха по производству всякой продукции – от кастрюль до паровозов. Маркс бывал на текстильной фабрике, принадлежащей Энгельсу, и сам видел вот такую картинку:

На весь цех одна паровая машина, она вращает вал, идущий вдоль цеха, и от вала через шкивы вращаются станки. Все станки работают с одной и той же скоростью, все рабочие делают одни и те же движения и выдают одинаковое количество продукции. Стало быть, общественно необходимый труд для производства единицы продукции можно измерять рабочим временем. То есть, количеством часов, проведенных на работе. Это и есть те самые знаменитые восьмерки, которые табельщица проставляла против фамилии всякого работающего. Пробыл на работе 8 часов – получи заработанное.

Не мог Маркс представить (а ведь это было не так трудно), что рабочего за станком может заменить робот. Что на заводе вообще не будет рабочих. И как оценивать труд изобретателей и ученых. Нет, что-то такое про освобождение человека от изнурительной работы за кусок хлеба он по молодости писал. Но ни в какую теорию это не вылилось.

Способ оценки затрат труда по времени работы легко применить к землекопу – он должен за час прокопать, например, один погонный метр (это определялось по замерам времени копания образцового рабочего). А за 8 часов – 8 метров. Можно применить к пахарю. К швее. Даже к конструктору – он должен начертить один лист чертежа за день, за 8 часов. Много к кому. Но как применить эту трудовую теорию стоимости, скажем, к директору завода? И потом, в обществе есть еще множество профессий. Как оценить труд композитора? Художника? Ученого? Танцора? Музыканта?

В СССР легко нашли выход из положения. Вся наукометрия для ученого, например, свелась к числу написания им статей. А на каждую статью было положено столько-то часов. Скажем, 16 часов на статью, то есть два рабочих дня по 8 часов (2х8=16). У нас, преподавателей, рабочее время исчислялось из 6-часового рабочего дня. Половина (три часа в день) уходила на учебную нагрузку (лекции, семинары, экзамены, проверка рефератов и пр.), а половина – на научную. За это время нужно было написать столько-то статей за год. Это называлось госбюджетной работой. И вот каждый год в НИС (научно-исследовательский сектор) института шла понурая очередь из преподавателей, которые несли свою научную продукцию за год. Это было нечто! Каждый преподаватель делал коллажи из любых текстов, вплоть до вырезок из газет, которые наклеивались на листы бумаги формата А-4, эти листы давались машинисткам (за плату), те перепечатывали, и вот эти листы (тоже формата А-4) в толстых папках научные преподаватели несли в НИС. Там их складывали на стеллажи.

Через несколько лет места не хватало, тогда более ранние тома сдавали в макулатуру. В принципе всю эту продукцию сразу можно было бы нести во вторсырье, но тогда нарушилась бы стройная картина расцвета советской науки. В реляциях ведь как подавалось? Советские ученые произвели столько-то и столько научных статей. Нигде в мире нет столько, а в СССР – есть! Небывалый взлет науки! Почему? Потому, что в СССР организация труда – начиная от землекопов до ученых – основана на гениальных прозрениях и открытиях Маркса-Энгельса. А также Ленина-Сталина. Впрочем, в наше время Сталина и его открытия уже давно похерили. Сейчас такой подход к успехам в науке применяют в Китае. Там открывают некие журналы, которые за плату публикуют статьи китайских “ученых”. Статей все больше.

Понимали ли мы тогда бессмысленность этой «работы»? Конечно. Все понимали. А почему не протестовали? Полагали это еще более бессмысленным, чем саму работу по написанию госбюджетных научных статей. Ну, вот есть такой ритуал. Нечто вроде речей на похоронах. Там ведь тоже говорят о невероятных заслугах покойного, о том, что он был красою человечества и спасителем народа. Просто такая условность. Никто не встает и не говорит, знаете, дело обстоит вовсе не так. Нет такой сцены, как на похоронах одного ребе. Все молчат. Распорядитель просит: все-таки, может быть, кто-то скажет о покойном хоть одно доброе слово? Один встает и говорит: Ну, его брат был еще хуже.

Пора задать вопрос: а каким же образом оценивать вклад в общественное производство скажем, творческих профессий? Да и труд управленцев, менеджеров, всяких там коммерческих директоров, маркетологов и прочих деятелей народного хозяйства?

История цивилизации давно дала ответ: эту оценку дает рынок. Только там, при обмене продуктами труда возникает само понятие стоимости. Не при производстве, а именно при обмене. То есть, рынок определяет, сколько стоит тот или иной предмет труда. И рынку все равно, делали ли вы этот предмет 8 часов или 8 минут.

Если нашелся умелец, который изобрел станок, позволяющий сделать некое устройство за 8 минут вместо 8 часов, то этот изобретатель и получит свою оценку через рынок: его изделия будут стоить гораздо дешевле, чем у других, он завоюет рынок и, таким образом, он станет миллионером. А тот, кто вручную изготавливал то же самое устройство за 8 часов, станет безработным и нищим.

Легко может случиться так, что одна песня, написанная за 30 минут, станет хитом, будет продаваться в миллионных копиях и сделает композитора богатым, а вторая, которую какой-нибудь хренников сочинял целый год про пастуха и свинарку, останется неизвестной и не востребованной, и оставит хренникова без всяких гонораров. Если, конечно, он не председатель Союза композиторов СССР.

Рынок был в советское время недопустим по идеологическим причинам. Ведь это было место, неконтролируемое партией. Там по каким-то неуловимым законам формировалась цена, устанавливалось соответствие между спросом и предложением. Там ходили деньги, которые удачливый рыночный деятель мог скапливать в своих руках. А когда эта сумма становилась достаточной для покупки станков и найма рабочих (это и есть капитал), он делался тем самым капиталистом, которого поставили к стенке еще в 1918 году. За что, спрашивается, боролись? Ну, до своих заводов при совке дело не доходило, однако так называемые теневики (организаторы подпольных производств) периодически появлялись. Это по тем временам считалось крупным идеологическим и политическим преступлением и таковых тоже расстреливали.

Госплан, Госснаб и Госкомцен должны были заменить рынок новым способом организации производства.

Что же делали Госплан и Госснаб? Они по научным марксистко-ленинским методам точно подсчитывали, где, сколько и чего именно нужно произвести. Несчастные советские клерки просто не знали, что для того, чтобы рассчитать и совместить потребности из 20 миллионов наименований номенклатуры на один год вперед (это и есть планирование) нужна была бы работа суперкомпьютера в течение десяти лет. К тому же тогда и суперкомпьютеров никаких не было. Так что рассчитывали на глазок, интуитивно и исходя из призывов ЦК КПСС к 7 ноября: увеличить, улучшить, усилить…

Результат все советские люди очень хорошо знали: тотальный дефицит всего. Поэтому появился термин «достал» вместо купил. Но точно такой же дефицит был и в промышленности. Не хватало всего – труб, легированной стали, метизов… Зато был переизбыток вроде цемента, чугуна, каких-то горбылей и прочего добра, который просто списывали как неликвиды.

Почему появлялся неходовой товар, списываемый потом в утиль? Потому, что он был некачественный, из плохого исходного сырья, сляпанный по примитивной, зато быстрой технологии. То есть, такой товар легко производился, что означало выполнение и перевыполнение плана, получение премий и наград. А хороший товар грозил невыполнением плана и строгим выговором по партийной линии, если не исключением и концом карьеры. Так тогда зачем же выпускать хороший товар?

На заводах появилась профессия толкачей (снабженцев), которые цугом ехали в Москву и пробивали там сверхлимитные «фонды» (на Западе фондами называют деньги, а в СССР это были разные «материальные ценности», потому что деньги – это пережиток, при коммунизме их все равно не будет, а вещи будут). Толкачи пробивали, за счет галантного обхождения секретарш всякими подарками, доступ в кабинет, аудиенцию у начальства и получение от него подписи и резолюции с заветными словами: « в порядке исключения выдать такому-то сверх лимита того-то и того-то столько-то и столько». Этому предприятию выдавали, но другому, у которого не было талантливого толкача, не выдавали и положенного ему по лимиту.

Это, между прочим, и был приговор советской системе централизованного планирования. Советский Союз должен был умереть вот только по этой причине безумной организации экономики, которая следовала из якобы гениальных научных открытий Маркса-Ленина.Есть ли что-то сходное по безумию в современной России? Есть. Это всевластие силовиков, которые всякое производство, которое на рынке становится успешным, быстро делают своим и берут под свое управление. А проще говоря: они грабят и разворовывают бизнес. Делают это они через своих следователей, свою финансовую полицию, свои суды, через посадки создателей этого бизнеса или вынуждая их к бегству из страны. В качестве примеров – посадка руководителей ЮКОСа (Ходорковского, Лебедева и др.), бегство из страны создателя и совладельца сотовой связи «Евросеть» Чичваркина и создателя мессенджера Телеграмм Дурова. Последним бежал (в Израиль) основатель Яндекса Волож. На Яндекс наложила лапу ФСБ, но некая часть фирмы зарегистрировалась в Европе.

Маркс понимал, что при наличии массового производителя и массового потребителя спрос и предложение только и можно согласовать через рынок. Рынок по определению это место встречи массового производителя и потребителя, где происходит обмен вещей друг на друга через общий эквивалент вещей (товаров) – через деньги. И стоимости образуются не в сфере производства, а в сфере обмена. Вещи потребляются сравнительно медленно, а деньги вращаются в сфере обмена быстро. Всегда находится человек, который умудряется скапливать деньги у себя. Как только он скопил столько, что может купить средства производства и заплатить за такой товар как рабочая сила (помним, это количество денег, по Марксу, и есть капитал), этот человек становится капиталистом. Недоплачивая за рабочую силу, капиталист получает прибавочную стоимость и потому становится паразитом.

По Марксу рынок, товар, деньги, прибавочная стоимость и вообще капитализм с частной собственностью есть однопорядковые понятия.

Как следует бороться с рецидивами капитализма после захвата власти пролетариатом? Мало экспроприировать экспроприаторов. Это понимал и такой марксист, как Ленин. Нужно обязательно ликвидировать массового товарного производителя, который, по его словам, порождает капитализм ежечасно и в массовом масштабе.

Таким мелким товарным производителем был крестьянин. Он же был и мелким собственником. Крестьяне в марксизме относились как раз к мелкой буржуазии, а буржуазия есть враг, которого следует ликвидировать. Помните клич начала 30-х? “Ликвидация кулачества как класса”. Кулака, то есть справного хозяйственного мужика и ликвидировали. А опорой сделали голытьбу, бездельников, сельских пьяниц, батраков. Они стали основой колхозов, в которые было запрещено принимать кулаков. Лошадей и коров кулаков – в колхоз, их самих- только в ссылку. В тайгу, в тундру на вымирание.

Марксистский идеал: страна – одна большая фабрика. Другими словами, следует укрупнить заводы и фабрики, а в дальнейшем строить, по возможности, по одному заводу каждого типа (один тракторный, один – автомобильный таких-то моделей и т.д., выпускающий данный тип продукции). Именно тогда можно будет отказаться от рынка как стихийного регулятора при обмене товаров, а также отказаться и от денег как посредника при этом обмене. Предприятиями можно будет тогда управлять через Госплан, Госснаб, Госкомцен, в конечном итоге, через Политбюро. Это и была модель планового обобществленного производства. Предполагалось, что Госплан будет планировать этому заводу выпустить столько-то болтов, а тому – столько-то гаек. В итоге все сойдется без всяких там кризисов перепроизводства, без дублирования однотипных фабрик и без дурацкой рекламы. Возникнет высший тип производительности и научного рационализма.

Именно эта модель социума была реализована в СССР, именно отсюда проистекала печально знаменитая монопольная экономика, когда 14000 крупных заводов и фабрик в стране являются единственными производителями данного типа товара. Мало толку (это теперь известно), что спланировать миллионы разновидностей производимых товаров невозможно принципиально: даже самый мощный компьютер будет решать уравнения с миллионами неизвестных в течении сотен лет только для того, чтобы увязать все “гайки с болтами” всего на год вперед. Но это известно теперь, а если бы кто-то сказал про такую невозможность в тридцатые или пятидесятые годы, то он был бы расстрелян как очернитель нашего прекрасного сегодня и светлого завтра.

Безналичный рубль

С самого начала строительства социализма возникла одна тонкость. Социализм, по Ленину, есть контроль и учет. Но как же учитывать, когда от денег собирались отказываться, а они, кроме прочих функций, несут в себе и учетные функции? Для этого еще в 1918 году ввели нечто небывалое в экономике: так называемые безналичные рубли. Само название “рубли” было дано, думаю, по скудости фантазии. Ведь от денег как раз собирались отказываться и на тех бумажках, которые, как считалось, временно выдавали отдельным гражданам стояло “расчетный знак”.

Потом эти расчетные знаки получили название “совзнак” – советский знак. Как видите, в этих своего рода талонах, дающих право на “покупку” вещей в заводском распределителе, уже не было ни слова “деньги”, ни слова “рубль”. Да и покупкой этот акт можно было назвать лишь условно. В одной руке товарищ держал “расчетный знак”, а в другой рабочую книжку, которая подтверждала его право (провел столько-то времени на работе) в обмен на расчетный знак получить то-то и то-то. Это была своего рода форма прямого натурального обмена в эпоху военного коммунизма. И сам расчетный знак был временной мерой. Впоследствии всякий трудящийся должен был получать вещи в зависимости от времени, проведенном на рабочем месте. Напомню, что идея измерять трудовой вклад рабочим временем тоже идет от Маркса, от его “трудовой теории стоимости”. От нее остался обычай выставлять в табелях восьмерки, означающие, что человек отбыл положенное время на производстве, и потому может получить столько-то “общественного продукта”. Не случайно Ленин советовал печатать все эти знаки на плохой бумаге, чтобы она скорее вышла из строя, ибо скоро все это будет не нужно.

Теория, согласно которой стоимости возникают из времени, “потраченного на общественно необходимый труд”, была поколеблены еще до Маркса французским экономистом Жан-Батистом Сэ (1767-1832) и швейцарским Жан-Шарлем де Сисмонди (1773-1842), которые упор делали не на производстве, а на потреблении товаров и показали, что чем больше товаров и чем чаще они потребляются, тем устойчивее работает экономика. Напомню еще раз – стоимости образуются как раз при акте потребления товаров, на рынке при их приобретении, а не в производстве. Позднее, уже после Маркса, американский экономист немецкого происхождения Йозеф Шумпетер (1883-1950) в своей знаменитой “Теории экономического роста” продемонстрировал, что так называемая “прибавочная стоимость” в статистике своей происходит не из того, что капиталист-паразит не доплачивает трудящемуся за стоимость произведенного им товара, а из материализации изобретательских и предпринимательских идей. Простой пример: изобретение паровой машины Уаттом, обладай он предпринимательской жилкой, сделало бы его миллионером, как оно сделало многих других, кто воспользовался его изобретением. Точно также миллионерами стали изобретатели персональных компьютеров Джобс и Возняк, изобретатель браузера Netscape для Интернета Андрессен, или те, кто первыми стали продвигать секторную телефонную связь. Или вот самый крупный миллиардер Америки начала этого века Билл Гейтс: он придумал операционную систему и программы для персонального компьютера, затем за полученные деньги организовал фирму Microsoft, там эти программы стали изготавливать пачками. Сейчас самым крупным миллиардером является Илон Маск – он стал таковым за счет многих своих предпринимательских идей вроде электрических машин Тесла, проектов Neuralink, Falcon и Star Ship.

Здесь наглядно видно, как идеи материализуются и приносят прибыль. А после работ 30-х годов Джона Кейнса (1883-1946) говорить об экономике по Марксу уже было просто смешно. Но в СССР никто и не смеялся.

Вернемся к безналичному рублю. Так как понятия “деньги” и “рубль” вроде были обречены, то словом “рубль” назвали то, что изначально не было деньгами. Безналичный рубль был по замыслу всего лишь учетной единицей или, точнее, коэффициентом бартерного обмена.

Поясню, что это значит. Предположим, один завод выпускает кирпичи, а второй мазут. Госкомцен вполне условно приписывает для учетных целей цену тонны кирпичей, допустим, в одну тысячу рублей (безналичных!), а тонну мазута – в две тысячи. Цифры могли бы быть и другими, и даже “обратными” (тонна кирпичей – две тысячи, а тонна мазута – тысяча) поскольку они брались с потолка. И когда эти заводы обменивались продуктами своей деятельности, то они в бухгалтерских и учетных документах писали эти условные цифры: мы вам перевели тонну мазута на две тысячи рублей, а вы нам две тонны кирпичей тоже на две тысячи. Мы квиты, все сошлось. Сколько на “самом деле” стоили эти кирпичи и мазут – неизвестно, ибо цена определяется только в результате рыночного обмена, только тогда появляются сами понятия товара и стоимости. Но для марксистской системы хозяйства и не надо знать “настоящую цену”. Это же все отрыжка буржуазного способа производства, а у нас один хозяйственный механизм, общие карманы. Ну, переложим мы из одного кармана в другой, но все остается с нами, все народное. И эти “цены” (в “безналичных рублях”) сохранялись до начала аганбегяновской реформы 1988-89 годов, касающейся трех форм хозрасчета и всяких вольностей по определению цены самими предприятиями! Предполагали, что волюнтаристические госкомценовские ценовые диспропорции таким образом сами по себе исчезнут. Мы хорошо знаем, к чему привели эти ранние реформы: к дикому росту цен, которые предприятия стали “накручивать” на свою продукцию, якобы исправляя таким образом ценовые диспропорции “социалистического рынка”.

Но продолжим детектив про безналичный рубль, ибо это имеет непосредственное отношение к нашим дням. Довольно скоро стало ясно, что только с безналичными рублями да совзнаками каши не сваришь. Тогда, в 1921 году, эту заминку объяснили отсталостью сознания российского крестьянства (они по своей темноте восставали против продразверстки). Решили временно “немножко вернуться к рынку” – ввели НЭП. А для рынка нужны настоящие деньги. Для граждан и нэпманов, а также господ иностранцев, желающих иметь дело с Советской Россией, их и ввели. Это были червонцы. Заметьте, не рубли, а червонцы, то есть “красники”. Пусть деньги, но с революционным названием.

Однако все внутренние обменные процессы шли только через безналичный рубль. А еще чуть позже, после денежной реформы 1924 года, а особенно после реформы 1926 года (как раз в этом году червонец приказал долго жить, перестав быть конвертируемым), снова появились в ходу наличные рубли как обычное средство платежа. С течением времени простые люди, и даже экономисты, забыли разницу между безналичным рублем и наличным. Рубль, дескать, он и есть рубль. То есть безналичный рубль стал в общественном сознании тоже деньгами. Но власти отнюдь не забыли, что безналичный рубль – не деньги и строжайшими законами запрещали перевод безналичных денег в наличные. Эти трюки с “безналом” считались хищением социалистической собственности в особо крупных размерах и обычно карались расстрелом. В рамках коммунистической системы это было как бы оправданно, ибо перевод из безналичных рублей в наличные означал извлечение из условного коэффициента бартерного обмена настоящих денег, то есть в конечном итоге получение товара, вещей как бы из “ничего”. Я еще раз хочу подчеркнуть разницу между безбумажной формой денег и безналичным рублем. Деньги могут иметь разную форму: можно дать наличность, можно выписать чек, можно закодировать деньги перфокартой или в виде электронных сигналов на пластиковой карточке. Но доллар наличный или на карточке – это всегда доллар. А безналичный рубль – это не деньги.

Работа безналичного рубля

Закон, жестоко карающий за игры с безналичными рублями, был отменен только осенью 1991 года! Но, по существу, он перестал действовать раньше – как раз после принятия закона о предприятиях и аганбегяновских, а затем абалкинских реформ. И вот тут началась вакханалия! Возможностью переводить безналичные рубли в наличные сначала стали пользоваться “молодежные центры технического творчества”, созданные под эгидой ЦК ВЛКСМ, затем расплодившиеся кооперативы, а затем, уже по серьезному, фондовые и товарные биржи. За ними стоял старший брат пронырливого комсомола – партия со своими деньгами. Но и биржи были лишь подходом к настоящему клондайку – к организации (часто за партийные деньги КПСС) коммерческих банков. Схем преобразования безналичных рублей в наличные существовало очень много. Но в принципе их суть сводилась к тому, что всячески для запутывания удлинялась цепочка, по которой безналичные деньги выплачивались кому-то за якобы сделанную работу в виде зарплаты или премий. Скажем, фирма организует дочернее предприятие, затем переводит по безналичному расчету через коммерческий банк деньги другой фирме, а эта другая выплачивает премии за сделанную для нее работу сотрудникам дочернего предприятия первой фирмы. Вот так первая фирма и получает из своего безнала вполне настоящие деньги. Еще откровеннее действовали молодцы через систему фальшивых (их еще называли чеченскими, так как большая масса их поступала из Грозного) авизо, то есть через телеграфные уведомления о переводе безналичных денег с одного счета на другой с дальнейшим их обналичиванием. От этих фальшивых авизо при той системе банковского учета не было спасения. Позже кое-как с этим диким злом справились, поскольку многие банки и кассово-рассчетные центры снабдили современной оргтехникой, позволяющей оперативно проверять авизо “на фальшивость”.

В принципе после гайдаровской реформы начала 1992 года правительству не оставалось ничего делать, кроме как смириться с тем, что фиктивные “безналичные деньги” на счетах предприятий объявить настоящими деньгами. Какое-то время разница между безналичностью и наличностью еще оставалась и этим вовсю пользовались в разнообразных схемах получения наличных рублей из ничего. Но еще вопрос, а действительно ли у правительства не было других способов перейти к рынку, кроме как придать фикциям на счетах предприятий вид финансовой реальности. Не нагрели ли на этом руки сами реформаторы и приватизаторы? “Есть мнение”, что нагрели, и очень сильно. Конечно, они при этом всячески старались не допустить к кормушке явных махинаторов, всяких умельцев фальшивых авизо, фиктивных благотворительных обществ и пр.

Для полного пояснения разницы между безналичным рублем и наличным и того, как на этой разнице можно “делать деньги” я сошлюсь на простенький пример из книги Григория Явлинского “Уроки экономической реформы” (М., 1993г.). На стр.28 он упоминает одного отставного полковника , который купил в своем полку охотничий домик царя Николая II за 25 тысяч рублей по балансовой стоимости (то есть, его “стоимость” была когда-то условно определена как раз в безналичных рублях). Через пару месяцев он перепродал этот домик уже по рыночной цене за миллиард рублей, то есть в сорок тысяч раз дороже! А ведь до сих пор армия продает пронырливым людям свои колоссальные материальные запасы по балансовой стоимости. Замечу еще, что на самом деле “из воздуха”, из некоего бесплотного коэффициента деньги, а стало быть товары, получать нельзя. Вечных двигателей нет не только в энергетике, но и в экономике. Игры с безналичным рублем были возможны только в результате проедания имеющихся запасов, включая продажу сырья за границу и стало быть они возможны, пока есть эти запасы.

Основные криминальные капиталы были созданы до начала гайдаровской реформы, то есть до 1992 года. И главным механизмом их появления был перевод безналичных рублей в наличные. Именно громадные массивы обналиченных денег заставляли Центральный банк и правительство периодически включать денежный печатный станок: деньги-то надо выдавать на руки настоящие! Результатом этих игр было повышение цен и инфляции в 140 раз, в то время как зарплата выросла в 70 раз, то есть уровень жизни упал в два раза.

В тяжелом наследии Маркса – приговор нынешней экономической системе России. Она умрет без всяких митингов и протестов.

---

Валерий ЛЕБЕДЕВ.
Писатель, журналист, издатель.
Член The International Academy of science, industry, education & arts.
Бостон, США.
Для «RA NY»