ПОРА ПИСАТЬ МЕМУАРЫ
Приятель как-то сказал: «Тебе пора писать мемуары». Я ему в ответ: «Я – кто? Генерал? Нет. Политик? Нет. Разведчик? Нет, нет и нет! Какие мемуары? Тут в сегодняшней жизни разобраться бы…» Свои считают русофобом и врагом народа, хотя я член общества русофилов и за мирную жизнь не только русского, но и всех народов на земле. Враги убивают или посылают на смерть. Друзья же пытаются сохранить жизнь себе и окружающим. Но всё чаще слышу: «Сталина на вас не хватает» или «Брежневские времена вернуть бы». По социализму соскучились, по репрессиям, по застою… Выходит, сейчас в России стало настолько плохо, что неумолимо тянет назад, в прошлое. Все – вперёд, а россияне – назад. Им «железный занавес» подавай и смертную казнь возвращай. А иначе…иначе России не выжить.
Как сделать, чтобы все в РФ жили хорошо? Да, просто! Закрыть доступ к сторонней информации и всем рассказывать, что они живут хорошо. Благо, опыт зомбирования на её необъятных просторах оказался более чем успешным – 86%. Как сделали всю воду, текущую из крана, питьевой? Просто изменили отраслевые стандарты на качество воды в каждом регионе под их возможности. А как подняли уровень благосостояния? Опустили планку бедности, и те, кто вчера считался бедным, оказались «средним классом». В мою таксистскую юность бытовала такая поговорка: «Хорошая машина «Волга», когда на других не ездил». Мне посчастливилось. Году в 1982-м два дня пришлось поуправлять «Фордом Таунус», внешне чем-то напоминавшим «Волгу», первого секретаря посольства Югославии в СССР. И я почувствовал разницу.
Лично я в социализме вижу лишь один существенный плюс: мы тогда были молодыми. Остальные, как отсутствие безработицы и бесплатная медицина, при ближайшем рассмотрении оказываются вовсе не плюсами, а минусами, поскольку, если человек не мог по каким-либо причинам устроиться на нормальную работу, а на не нормальную не хотел, он подпадал под уголовную статью о тунеядстве и отправлялся в места не столь отдалённые, работать бесплатно и не по призванию. С бесплатной медициной дела обстояли несколько иначе: специалисты были, но наблюдалась острая нехватка оборудования, особенно вне столиц областей.
Но… партия приказала, комсомол ответил – выполним. И без оглядки на здоровье ехал покорять трудовые вершины в самые не пригодные для жизни места. А если не справлялся, на помощь комсомольцам-добровольцам приходили те, кто до этого не мог найти работу по душе, т.е. бывшие тунеядцы, а впоследствии зеки. Вернее, их привозили, они работали, гробили здоровье, а вся слава доставалась комсомолу.
С этим самым комсомолом у меня тоже «заковырка» получилась. В более раннем возрасте я был, как и все, пионер – всем ребятам пример. И даже больше. Сначала председатель совета отряда, потом – председатель совета дружины, член районного пионерского штаба, командир районного отряда ныне возрождённой «Зарницы». Правда, тогда у военно-спортивной игры для подростков были совершенно другие задачи: показывать навыки в стремлении вырасти защитниками своей Родины, а не нападать оголтело на тех, на кого партия укажет. При развитом социализме даже коммунистическая партия себе такого не позволяла. Хотя… ГДР, Венгрия, Чехословакия, Польша и даже Болгария были изрядно потоптаны сапогом советского солдата.Уже не освободителя, а душителя свобод пожелавших свернуть с социалистического пути развития. Правда, про подавление выступлений болгарских «лесных братьев» горян (гора – по-болгарски – лес) даже в современной Болгарии, не то что в тогдашнем СССР, особо распространяться не принято.
Но вернёмся в мою комсомольскую юность. Пионером, как оказалось, я был – всем ребятам пример, а вот с комсомолом… Никакого желания шагнуть на ступень выше по организационной лестнице к светлому коммунистическому будущему у меня не было. Категорически. Настолько категорически, что комсоргу нашего класса школьный комитет комсомола поставил задачу во что бы то ни стало принять меня в стройные ряды молодых строителей коммунизма. И она, надо сказать, с ней справилась. Правда, ценой собственной девственности… По предварительному уговору и согласию с её стороны, вернувшись из райкома, пришли к ней в квартиру, прошли через большую проходную родительскую комнату в её маленькую, она немного поупиралась для приличия, но подростковая кроватка была уже расстелена и… только мы оказались в миссионерской позе и сблизились до неприличия для школьников, как замок входной двери сделал предупредительный щелчок. За время второго оборота ключа и открывания двери мы успели одеться, застелить покрывалом кровать, схватить Большую советскую энциклопедию и сесть рядышком, прижавшись плечом к плечу, как порядочные недавние пионеры. Заглянувшая в комнату её мама поздоровалась, в ответ я сказал, что мне пора домой и спешно ретировался.
Спустя месяц в школе была выездная диспансеризация, и буквально на следующий день весь класс узнал, что у нас уже три «не девочки». Но Марины, именно так звали комсорга по прозвищу «зубрилка» – комсомолки, умницы и красавицы, в диспансерный день как раз не было в школе, и это спасло её от неминуемых сплетен, расспросов подруг, общественного осуждения и порицания, а, возможно, и переизбрания. В такие времена жили: подружки тихо завидовали, но мораль требовала общественного презрения. Хотя знающие люди говорили, что и в царские – были беременные гимназистки. Играй, гормон!
В стенах школы мы продолжали не замечать друг друга и общались сугубо официально. Я исправно платил по две копейки в месяц комсомольские взносы, играл в футбол и уже начал выпивать со старшими товарищами, а она зубрила свои уроки и очень хотела получить медаль. Футболистом я не стал. Медаль она не получила. Тридцать лет спустя благодаря «Одноклассникам», я вдруг узнал, что был её первой любовью, хотя тогда не покидала уверенность, что она по уши влюблена в другого. Да и не любил я зубрилок. Что толку с их хороших отметок? Знаний-то нет, как и интереса к изучаемой теме. Шаг вправо, шаг влево – и «поплыла». Зато нахвататься замечаний, выступая против такого способа изучения школьной программы, можно было запросто. «Классная» как-то в моём дневнике так и написала: «Тов. родители! Обратите внимание на безобразное поведение сына: он отобрал у девочки (той самой «зубрилки») конспект (в трубочку скрученную шпаргалку) и не отдал его!» Мама прочитала обращённую к ней петицию, выяснила у меня подробности и тихо сказала: «И правильно сделал».
У меня была передовая мама. Правда, прожила она всего 57, не на много пережив отца. Отец умер в 54. Последняя должность – главный конструктор крупного КБ. В юности он поступал в Суриковское художественное училище, но на вступительных завалил черчение. После он не написал ни одной картины, но всю жизнь чертил, доказывая себе и окружающим, что чертить он умеет. Так и висит у меня на стене единственная о нём осязаемая память – его этюд маслом, примерно 20 на 30 сантиметров, экзаменационная работа, на которой изображена высокая сосна с ёлочками на заднем плане, написанный когда-то в подмосковной Мамонтовке. А мама была профессором, ещё практически в юности написала учебник по спецдисциплине, по которому студенты двадцать лет учились. В тридцать диссертацию защитила. Мне, первокурснику, одной фразой объяснила, как решать задачки по высшей математике, хотя преподаватель в вузе безрезультатно бился несколько пар. А ещё она очень не любила Сталина, хотя в нашей семье не было репрессированных ни по папиной, ни по маминой линии. Когда советская власть начала трещать по швам, она заявила: «Только Ленина не трогайте! Его мой отец слушал». А в остальном она была «тихой антисоветчицей», читала Солженицына в каких-то немыслимых копиях-перепечатках, рассказывала мне, какие несчастья принесло сталинское правление не только тем, кто попал под молох, но и исполнявшим его волю: как спился их сосед по коммуналке с 1-й Брестской, который приговоры приводил в исполнение. Даже когда в начале девяностых прошлого века в отделённой ото всех свободной России на её профессорскую зарплату жрать было нечего, она верила, что это «временные трудности». А потом отдала все оставленные мной перед длительной командировкой деньги на питание и содержание моих подросших дочерей подруге, у которой сын вложился в МММ, прогорел и пообещал повеситься, поскольку деньги были чужие… Мучительно умирая от онкологии, она давала мне чёткие распоряжения, в чём её хоронить, вернее, кремировать, кого звать на поминки, а кого не звать, какую фотографию приклеить на памятник…
Уезжая в очередную командировку в Сибирь, я отдал документы на семейное место на Химкинском кладбище двоюродному брату с просьбой переоформить его на себя и с заверением, что «я туда не лягу». На вопрос, какую причину указать при переоформлении, я ответил: «Скажи, что уехал из страны». Как же я был не далёк от истины! Хотя тогда и подумать не мог, что спустя какое-то десятилетие исполнители воли вершителя судеб мне настоятельно порекомендуют покинуть страну, «полтиник» встречу на 10 000 метрах над Землёй и вторую половину своей жизни буду проводить вдали от мест, где вырос и повзрослел. Даже в голову не приходило. Особенно, после услышанного ответа на предложение одному из российских специалистов, работавших на известную американскую фармацевтическую компанию, возглавить подразделение в Исландии: «Я капитализм буду строить в Воронеже». Вот и я собирался всеми силами строить цивилизованный капитализм в России и не помышлял об эмиграции и даже об иммиграции. Меня всё устраивало. Даже когда один знакомый экстрасенс из Минобороны в 2004-м или 2005-м сказал мне, что «Путин – это надолго». Я тогда справедливо возразил: «Максимум, до 2008-го, потом вернёмся к нормальной жизни. Ведь по Конституции два по четыре и всё!» Он безапелляционно ответил: «Нет. Как минимум, до 2018-го… Просто дальше я не вижу». Подозреваю, что в 2018-м он покинул этот мир, хотя всякое может быть. В 2018-м у меня уже были ПМЖ в Болгарии и полный отрыв от РФ.
Но тогда, при советской власти, в середине восьмидесятых… пришлось прятать диплом и идти работать в такси. Пришёл, а на комсомольский учёт не встал. Встречает меня как-то освобождённый секретарь нашей таксопарковой комсомольской организации и спрашивает, почему я не комсомолец, а я ему правду-матку так и рубанул: «Знаешь, говорю, комсомол – такая ублюдочная организация, которая не приняла ни одного самостоятельного решения». Опешил он и ничего не ответил. А спустя пару месяцев встречаю его на линии. Вместе в аэропорту оказались на стоянке. Я ему: «Какими судьбами?», а он мне: «Знаешь, я две ночи не спал, над твоими словами думал и пришёл к выводу, что ты, пожалуй, прав». Оставил он своё тёплое насиженное место и пошёл как все баранку крутить. Но то было в СССР. Сейчас и страна другая, и всё другое. Сейчас РФ. Не Русь, не Московия, не Российская империя и не Российская Республика, и даже не РСФСР, в границах которой в 1991 году было провозглашено новое независимое государство Российская Федерация или сокращённо РФ. Так вот РФ с предыдущими ничего общего не имеет, как ни пытаются тужиться нынешние властные мужи. Русь – она Киевская, Московия – боярская, у Российской Империи столицей был Санкт-Петербург, у Российской Республики – Петроград… СССР олицетворял дружбу народов, занимал 1/6 часть суши и был нашей Родиной, которой гордились… За РФ откровенно стыдно, больно и обидно. Жаль, что этого не понимают 86% её населяющих. И война, хотя для них официально, и не война это вовсе, а спрятавшаяся под аббревиатурой СВО специальная военная операция, для них началась в августе 2024-го, когда украинские подразделения вдруг оказались, при полном попустительстве защитников Отечества, на Курской земле, а не в 2014-м и не 24 февраля 2022-го.
В 2014-м меня уже не было в РФ. В 2010-м, когда я руководил издательским домом, выпускающим книги и периодику, а также занимающимся организацией и освещением культурных и спортивных мероприятий, судьба сделала очередной кульбит и не оставила выбора. «Трудно найти в тёмной комнате чёрную кошку, особенно если её там нет». После того, как заказчик в лице Министерства спорта РФ подписал все документы о приёме в полном объёме всех выполненных работ по информационному освещению очередной Спартакиады, Счётная палата РФ нашла «нецелевое использование средств» и началось. Вызывают меня в Следственный комитет РФ и спрашивают:
– Сколько вы получили на информационную поддержку Спартакиады?
– Пятнадцать миллионов рублей.
– Сколько истратили?
– Пятнадцать миллионов…
– Вы альтруист? А где прибыль?
– По условиям госконтракта прибыли не может быть.
– Тогда где остальные двести тридцать миллионов?
– Так было же всего пятнадцать! Работа больше не стоит!
– А где остальные двести тридцать?…
После года таких перебранок я не выдержал и спросил у начальника молодых следователей:
– За что меня? Я же всё делал в рамках закона.
– А «папа», – он многозначительно показал пальцем в потолок, – приказал всех московских мочить, а всех питерских не трогать.
– Я могу уехать?
– Конечно.
И я поехал искать страну. После непродолжительных поисков нашёл, где могу остаться на законных основаниях, и стал вживаться. Вжился. Спустя три года, как раз после победы РФ на Олимпиаде в Сочи мне неофициально сообщили, что все наши «необоснованные траты» признаны целевыми, всех подследственных выпустили, и я могу возвращаться. Я уехал, а люди, столько сил и энергии положившие на благо российского спорта, по прихоти одного человека просидели более года в заключении, потеряли кто бизнес, кто семьи, кто финансовое благополучие, и все – возможность наслаждаться плодами своего труда, наблюдая за Олимпиадой, а потом им говорят: «Вы всё делали правильно, вас больше тут никто не держит».
А вы бы вернулись?
В РФ у меня, правда, остались дочки и внучка, которой уже третий десяток. Хотелось бы погулять у неё на свадьбе и увидеть правнуков. Но для этого надо пережить сами знаете кого. Ещё дочка и внуки в Италии. Но и они не торопятся увидеть отца и деда: чтобы прилететь, надо по дороге в аэропорт сделать пересадку с автобуса на автобус, потом, после двух часов полёта, на дедовой машине приехать из аэропорта, и это всё для них слишком утомительно… А годы идут.
Вот пока и все вехи, остальное – фрагменты, нюансы, ордена, медали, дипломы, звания, не заслуживающие постороннего внимания. Засим мемуары заканчиваю.
Николай ЗАМЯТИН,
писатель, журналист, издатель.
Болгария.
Для “РА NY”