ТАЙНА БЕЗНАЛИЧНОГО РУБЛЯ

По Марксу рынок, товар, деньги, прибавочная стоимость и вообще капитализм с частной собственностью есть однопорядковые понятия.

Рынок – это место встречи массового производителя и потребителя, где происходит обмен вещей друг на друга через общий эквивалент вещей (товаров) – через деньги. Вещи потребляются сравнительно медленно, а деньги вращаются в сфере обмена быстро. Всегда находится человек, который умудряется скапливать деньги у себя. Как только он скопил столько, что может купить средства производства и заплатить за такой товар как рабочая сила (это количество денег, по Марксу, и есть капитал), этот человек становится капиталистом. Недоплачивая за рабочую силу, капиталист получает прибавочную стоимость и потому становится паразитом.

Как следует бороться с рецидивами капитализма после захвата власти пролетариатом? Мало экспроприировать экспроприаторов. Это понимал и такой марксист, как Ленин. Нужно обязательно ликвидировать массового товарного производителя, который, по его словам, порождает капитализм ежечасно и в массовом масштабе.

Марксистский идеал: страна – одна большая фабрика. Другими словами, следует укрупнить заводы и фабрики, а в дальнейшем строить, по возможности, по одному заводу каждого типа (один тракторный, один – автомобильный таких-то моделей и т.д., выпускающий данный тип продукции). Именно тогда можно будет отказаться от рынка как стихийного регулятора при обмене товаров, а также отказаться и от денег как посредника при этом обмене. Предприятиями можно будет тогда управлять через Госплан, Госснаб, Госкомцен, в конечном итоге, через Политбюро. Это и была модель планового обобществленного производства. Предполагалось, что Госплан будет планировать этому заводу выпустить столько-то болтов, а тому – столько-то гаек. В итоге все сойдется без всяких там кризисов перепроизводства, без дублирования однотипных фабрик и без дурацкой рекламы. Возникнет высший тип производительности и научного рационализма.

Именно эта модель социума была реализована в СССР, именно отсюда проистекала печально знаменитая монопольная экономика, когда 14000 крупных заводов и фабрик в стране являются единственными производителями данного типа товара. Мало толку (это теперь известно), что спланировать миллионы разновидностей производимых товаров невозможно принципиально: даже самый мощный компьютер будет решать уравнения с миллионами неизвестных в течении сотен лет только для того, чтобы увязать все “гайки с болтами” всего на год вперед. Разве что квантовый комп сделает быстрее, но их пока толком нет. Но это известно теперь, а если бы кто-то сказал про такую невозможность в тридцатые или пятидесятые годы, то он был бы расстрелян как очернитель нашего прекрасного сегодня и светлого завтра.

С самого начала строительства социализма возникла одна тонкость. Социализм, по Ленину, есть контроль и учет. Но как же учитывать, когда от денег собирались отказываться, а они, кроме прочих функций, несут в себе и учетные функции? Для этого еще в 1918 году ввели нечто небывалое в экономике: так называемые безналичные рубли. Само название “рубли” было дано, думаю, по скудости фантазии. Ведь от денег как раз собирались отказываться и на тех бумажках, которые ,как считалось, временно выдавали отдельным гражданам стояло “расчетный знак”. Потом эти расчетные знаки получили дополнительное название “совзнак” – советский знак.

Первые расчетные знаки 1919 года имели номинал 1, 2 и 3 рубля, через пару месяцев уже 100 рублей, а уже к 1921 году в обращение были выпущены “обязательства Российской Советской Федеративной Социалистической Республики” достоинством 10 млн. рублей.

За 2 года новой советской власти (1922-1924) прошли три “денежных реформы”, во время которой прежние бумажки аннулировались. Причем время на обмен старых денег на новое давалось очень ограниченное, да и вовсе не все деньги можно было обменять по курсу 1:1, а только небольшую часть. При более поздней реформе 1947 г. 1:1 меняли сумму до 3000 тыс., а все что выше – один к десяти. Расчет был также на то, что кто-то забудет куда спрятал, кто-то будет в отъезде, кто-то болен, а кто-то и вовсе умрет. Все казне экономия.

Количество разных бумажек расчетных знаков (они же совзнаки), рублей после многих реформ не поддается подсчету. Не знаю, есть ли они все в музее финансов. Да и есть ли вообще такой музей.

Как видите, в этих своего рода талонах, дающих право на “покупку” вещей в заводском распределителе, уже не было ни слова “деньги”, ни слова “рубль”. Да и покупкой этот акт можно было назвать лишь условно. В одной руке товарищ держал “расчетный знак”, а в другой рабочую книжку, которая подтверждала его право (провел столько-то времени на работе) в обмен на расчетный знак получить то-то и то-то. Это была своего рода форма прямого натурального обмена в эпоху военного коммунизма. И сам расчетный знак был временной мерой. Впоследствии всякий трудящийся должен был получать вещи в зависимости от времени, проведенном на рабочем месте.

Идея измерять трудовой вклад рабочим временем тоже идет от Маркса, от его “трудовой теории стоимости”. От нее остался обычай выставлять в табелях восьмерки, означающие, что человек отбыл положенное время на производстве, и потому может получить столько-то “общественного продукта”. Не случайно Ленин советовал печатать все эти знаки на плохой бумаге, чтобы она скорее вышла из строя, ибо скоро все это будет не нужно.

Началась эпоха борьбы с буржуазным образом жизни, конфискациями, расстрелами мешочников и введения “расчетных знаков”, а также использование керенок, “денег” разных атаманов и “местных правительств”. Эти как бы деньги инфлировали с невиданной скоростью, так что рабочий народ предпочитал натуру: буханку сырого хлеба, штаны почти новые, снятые с буржуя, и даже лекцию тов. Луначарского или Инессы Арманд про свободную любовь пролетария.

Теория, согласно которой стоимости возникают из времени, “потраченного на общественно необходимый труд”, была поколеблены еще до Маркса французским экономистом Жан-Батистом Сэ (1767-1832) и швейцарским Жан-Шарлем де Сисмонди (1773-1842), которые упор делали не на производстве, а на потреблении товаров и показали, что чем больше товаров и чем чаще они потребляются, тем устойчивее работает экономика. Стоимости образуются как раз при акте потребления товаров, на рынке при их приобретении, а не в производстве.

Позднее, уже после Маркса, американский экономист немецкого происхождения Йозеф Шумпетер (1883-1950) в своей знаменитой “Теории экономического роста” продемонстрировал, что так называемая “прибавочная стоимость” в статистике своей происходит не из того, что капиталист-паразит не доплачивает трудящемуся за стоимость произведенного им товара, а из материализации изобретательских и предпринимательских идей. Простой пример: изобретение паровой машины Уаттом, обладай он предпринимательской жилкой, сделало бы его миллионером, как оно сделало многих других, кто воспользовался его изобретением.

Точно также миллионерами и миллардерами стали изобретатели персональных компьютеров Джобс и Возняк, изобретатель браузера Netscape для Интернета Андрессен, создатель Гугла Брин, фейсбука Цукерберг, Pay Pal (а потом Тесла) Илон Маск, или те, кто первыми стали продвигать секторную телефонную связь. Или вот миллиардер Билл Гейтс: он придумал операционную систему и программы для персонального компьютера, затем за полученные деньги организовал фирму Microsoft, там эти программы стали изготавливать пачками.

Здесь наглядно видно, как идеи материализуются и приносят прибыль. А после работ 30-х годов Джона Кейнса (1883-1946) говорить об экономике по Марксу уже было просто смешно. Но в СССР никто и не смеялся.

Вернемся к безналичному рублю. Так как понятия “деньги” и “рубль” вроде были обречены, то словом “рубль” назвали то, что изначально не было деньгами. Безналичный рубль был по замыслу всего лишь учетной единицей или, точнее, коэффициентом бартерного обмена.

Поясню, что это значит. Предположим, один завод выпускает кирпичи, а второй мазут. Госкомцен вполне условно приписывает для учетных целей цену тонны кирпичей, допустим, в одну тысячу рублей (безналичных!), а тонну мазута – в две тысячи. Цифры могли бы быть и другими, и даже “обратными” (тонна кирпичей – две тысячи, а тонна мазута – тысяча) поскольку они брались с потолка. И когда эти заводы обменивались продуктами своей деятельности, то они в бухгалтерских и учетных документах писали эти условные цифры: мы вам перевели тонну мазута на две тысячи рублей, а вы нам две тонны кирпичей тоже на две тысячи. Мы квиты, все сошлось. Сколько на “самом деле” стоили эти кирпичи и мазут – неизвестно, ибо цена определяется только в результате рыночного обмена, только там и тогда появляются сами понятия товара и стоимости.

Но для марксистской системы хозяйства и не надо знать “настоящую цену”. Это же все отрыжка буржуазного способа производства, а у нас один хозяйственный механизм, общие карманы. Ну, переложим мы из одного кармана в другой, но все остается с нами, все народное.

И эти “цены” (в “безналичных рублях”) сохранялись до начала аганбегяновской реформы 1988-89 годов, касающейся трех форм хозрасчета и всяких вольностей по определению цены самими предприятиями! Предполагали, что волюнтаристические госкомценовские ценовые диспропорции таким образом сами по себе исчезнут. Мы хорошо знаем, к чему привели эти ранние реформы: к дикому росту цен, которые предприятия стали “накручивать” на свою продукцию, якобы исправляя таким образом ценовые диспропорции “социалистического рынка”.

Довольно скоро стало ясно, что только с безналичными рублями да совзнаками каши не сваришь. Тогда, в 1921 году, эту заминку объяснили отсталостью сознания российского крестьянства (они по своей темноте восставали против продразверстки). Решили временно “немножко вернуться к рынку” – ввели НЭП. А для рынка нужны настоящие деньги. Для граждан и нэпманов, а также господ иностранцев, желающих иметь дело с Советской Россией, их и ввели. Это были червонцы.

То есть, к рублям добавились еще и червонцы. Они появились в 1922 году, когда инфляция достигла своего пика и счет пошел на сотни миллионов.

Слово рубль на совзнаках стало звучать плохо. На XI съезде РКП(б) было принято решение о создании устойчивой советской валюты, обеспеченной золотом. Новые деньги назвали революционным словом “червонцы”, то есть, “красники”. К тому же это слово у населения ассоциировалось с золотыми монетами царского образца.

Спрашивается – зачем их ввели? А это было не что иное, как введение второй валюты. Рубли предназначались для “народа”, а червонцы – для партийной знати, для зарождающейся номенклатуры. Червонцы можно было (в принципе) обменять на золото (купить золотые вещи), а рубли – нет. То же относилось и еще к ряду дефицитных товаров.

То есть, возникла примерно та же ситуация, какая старшему поколению хорошо известна по брежневским временам, когда второй валютой для выездных стали так называемые чеки или сертификаты. На них можно было отовариваться в спецмагазинах “Березка” (потомок торгсина) с роскошным по советским меркам выбором товаров, можно было купить и вовсе мечту: автомашину без очереди. Прямо по Высоцкому:

Ну, что ж мне, пустым возвращаться назад?
Но вот я набрел на товары.
– Какая валюта у вас? – говорят.
– Не бойсь, – говорю, – не доллары!

Не помню про фунты, про стерлинги слов,
Сраженный ужасной догадкой.
Зачем я тогда проливал свою кровь,
Зачем прятал список на восемь листов,
Зачем мне рубли за подкладкой?

Однако все внутренние обменные процессы шли только через безналичный рубль. А еще чуть позже, после денежной реформы 1924 года, а особенно после реформы 1926 года (как раз в этом году червонец приказал долго жить, перестав быть конвертируемым), снова появились в ходу наличные рубли как обычное средство платежа. С течением времени простые люди, и даже экономисты, забыли разницу между безналичным рублем и наличным. Рубль, дескать, он и есть рубль. То есть безналичный рубль стал в общественном сознании тоже деньгами.

Но власти отнюдь не забыли, что безналичный рубль – не деньги и строжайшими законами запрещали перевод безналичных денег в наличные. Эти трюки с “безналом” считались хищением социалистической собственности в особо крупных размерах и обычно карались расстрелом. В рамках коммунистической системы это было как бы оправданно, ибо перевод из безналичных рублей в наличные означал извлечение из условного коэффициента бартерного обмена настоящих денег, то есть в конечном итоге получение товара, вещей как бы из “ничего”.

Я еще раз хочу подчеркнуть разницу между безбумажной формой денег и безналичным рублем. Деньги могут иметь разную форму: можно дать наличность, можно выписать чек, можно закодировать деньги перфокартой или в виде электронных сигналов на пластиковой карточке. Но доллар наличный или на карточке – это всегда доллар. А безналичный рубль – это не деньги.

Работа безналичного рубля

Закон, жестоко карающий за игры с безналичными рублями, был отменен только осенью 1991 года! Но, по существу, он перестал действовать раньше – как раз после принятия закона о предприятиях и аганбегяновских, а затем абалкинских реформ.

И вот тут началась вакханалия! Возможностью переводить безналичные рубли в наличные сначала стали пользоваться “молодежные центры технического творчества”, созданные под эгидой ЦК ВЛКСМ, затем расплодившиеся кооперативы, а затем, уже по серьезному, фондовые и товарные биржи. За ними стоял старший брат пронырливого комсомола – партия со своими деньгами. Но и биржи были лишь подходом к настоящему клондайку – к организации (часто за партийные деньги КПСС) коммерческих банков.

Схем преобразования безналичных рублей в наличные существовало очень много. Но в принципе их суть сводилась к тому, что всячески для запутывания удлинялась цепочка, по которой безналичные деньги выплачивались кому-то за якобы сделанную работу в виде зарплаты или премий. Скажем, фирма организует дочернее предприятие, затем переводит по безналичному расчету через коммерческий банк деньги другой фирме, а эта другая выплачивает премии за сделанную для нее работу сотрудникам дочернего предприятия первой фирмы. Вот так первая фирма и получает из своего безнала вполне настоящие деньги.

Еще откровеннее действовали молодцы через систему фальшивых (их еще называли чеченскими, так как большая масса их поступала из Грозного) авизо, то есть через телеграфные уведомления о переводе безналичных денег с одного счета на другой с дальнейшим их обналичиванием. От этих фальшивых авизо при той системе банковского учета не было спасения. Позже кое-как с этим диким злом справились, поскольку многие банки и кассово-рассчетные центры снабдили современной оргтехникой, позволяющей оперативно проверять авизо “на фальшивость”.

В принципе после гайдаровской реформы начала 1992 года правительству не оставалось ничего делать, кроме как смириться с тем, что фиктивные “безналичные деньги” на счетах предприятий объявить настоящими деньгами. Какое-то время разница между безналичностью и наличностью еще оставалась и этим вовсю пользовались в разнообразных схемах получения наличных рублей из ничего. Но еще вопрос, а действительно ли у правительства не было других способов перейти к рынку, кроме как придать фикциям на счетах предприятий вид финансовой реальности? Не нагрели ли на этом руки сами реформаторы и приватизаторы? “Есть мнение”, что нагрели, и очень сильно. Конечно, они при этом всячески старались не допустить к кормушке явных махинаторов, всяких умельцев фальшивых авизо, фиктивных благотворительных обществ и пр.

Для полного пояснения разницы между безналичным рублем и наличным и того, как на этой разнице можно “делать деньги” я сошлюсь на простенький пример из книги Григория Явлинского “Уроки экономической реформы” (М., 1993 г.). На стр.28 он упоминает одного отставного полковника , который купил в своем полку охотничий домик царя Николая II за 25 тысяч рублей по балансовой стоимости (то есть, его “стоимость” была когда-то условно определена как раз в безналичных рублях). Через пару месяцев он перепродал этот домик уже по рыночной цене за миллиард рублей, то есть в сорок тысяч раз дороже! Тогда армия продавала пронырливым людям свои колоссальные материальные запасы по балансовой стоимости.

Замечу, что на самом деле “из воздуха”, из некоего бесплотного коэффициента деньги, а стало быть товары, получать нельзя. Вечных двигателей нет не только в энергетике, но и в экономике. Игры с безналичным рублем были возможны только в результате проедания имеющихся запасов, включая продажу сырья за границу и, стало быть, они возможны, пока есть эти запасы.

Основные криминальные капиталы были созданы до начала гайдаровской реформы, то есть до 1992 года. И главным механизмом их появления был перевод безналичных рублей в наличные. Именно громадные массивы обналиченных денег заставляли Центральный банк и правительство периодически включать денежный печатный станок: деньги-то надо выдавать на руки настоящие!

Финальным аккордом истории с безналичным рублем и его обналичиванием был скандал с дефолтом в августе 1998 года, когда под государственные гарантии выпустили ГКО ( Государственные краткосрочные обязательства ). Их можно называть и облигациями.

Тогда ЦБ вменил банкам иметь в своих активах не менее половины в этих ГКО. Эти облигации были механизмом типичной финансовой пирамиды, построенной государством – сейчас вы купите ГКО под 100 процентов годовых, давайте деньги сейчас, а мы потом что-нибудь придумаем. Какое-то время более ранним покупателям ГКО платили проценты за счет поздних, а потом – все, – желающих получать обещанные дивиденды оказалось слишком много и на всех уже не хватило.

Тогда даже зарплаты платили этими ГКО. Иностранцы на Западе (банки, компании и частные лица) расхватали эти ГКО под 200 процентов годовых, как мясные пирожки на вегетарианском обеде.

В результате Россия объявила дефолт – отказ от выплаты не только процентов, но и обмена этих ГКО на реальные деньги. В том числе и по форвардным контрактам, то есть по будущим, за которые деньги, однако же, получили в прошлом. Да, государство отказалось платить – это было настоящее банкротство целого государства, о чем Чубайс, в то время вице-премьер, будучи в Америке, сказал: «Ловко мы вас кинули на 20 миллиардов долларов».

Своего рода следствием опустошения запасов стали и так называемые (грабительские) денежные реформы.

Реформы 1947 г.и 1961 г., но особенно все реформы постсоветской России между 1992-1999 гг. (их было не менее 4) носили исключительно конфискационный характер. Старые деньги аннулировались, новые бумажки вводились в обиход. Обмен один к одному был разрешен для ограниченной суммы, остальное- сгорало. Много подпольных миллионеров обнищало враз.

Вот так карета снова стала тыквой. Возникли деньги из ничего, в ничто и превратились.

Поначалу новые “демократические” деньги после распада СССР были почти такие же как большевистские.

Совсем современная банкнота 500 000 рублей! Но все еще не дотягивает до триллиона долларов Зимбабве. Впрочем, доллары Зимбабве уже отменены и там перешли на просто всем привычные доллары. Банально, но спокойнее.

---

Валерий ЛЕБЕДЕВ,
писатель, журналист, издатель.
Член The International Academy of science, industry, education & arts.
Бостон, США.
Для «RA NY»