THE GUARDIAN: РУССКАЯ КЛАССИКА КАК ОПАСНОСТЬ
В начале прошлого года исследовательская организация «Левада-центр» провела опрос среди россиян. Был поставлен единственный вопрос: каких наиболее выдающихся отечественных писателей они могут назвать. Опубликованы итоговые цифры: Лев Толстой (45%), Федор Достоевский (23%), Антон Чехов (18%). В первую десятку вошли – Александр Пушкин (15%), Николай Гоголь (13%), Михаил Шолохов (13%), Михаил Булгаков (11%), Иван Тургенев (9%), Максим Горький (7%) и Михаил Лермонтов (6%).
Три процента опрошенных респондентов (а их было 1 600) внесли в «список выдающихся» Дарью Донцову и Бориса Акунина, 4% – указали на Николая Некрасова, Александра Куприна, Ивана Бунина, 5% – на Александра Солженицына.
Эти цифры отражают интересные процессы. Сколько ни стараются поддерживать на рынке имена Устиновой, Донцовой, Роя, Шиловой, Поляковой, Марининой и других «известных писателей» – они совсем не лидируют в сознании читателей как «классики нынешнего или завтрашнего дня». Сколько ни вкладывают книжные магнаты своих усилий в создание массивного пласта легкой беллетристики – им не удается потеснить классиков «золотого века». Оказывается, заставить общество считать, что классическая литература теперь неактуальна и с лёгкостью может быть заменена современными сочинителями, в раскрутку которых вложены огромные средства, все же не удается и практически невозможно. Бизнес – бизнесом (и тут книгопечатные станки работают столь же исправно, что станки для печатания денег), а литература – литературой. Монетизация, мощная реклама, покупка книжных полок в магазинах для современного чтива, «опубличивание» этих авторов на всевозможных ток-шоу ТВ, радио – дают доходы, но не признание. Современных беллетристов читатель приобретает, чтобы «отдохнуть» после тяжелой работы, «отвлечься» от транспортной суматохи. Часто слышишь, что я «читаю пару страничек этой мути, чтобы быстрее заснуть и не покупать сонники».
Но никак это чтиво не подходит для выполнения истинной задачи классической литературы – обогащения души и разума.
Культура, наука, цивилизация – это «многоэтажные здания». Выпускник Вуза, школьный учитель, сотрудник научно-исследовательского института, университетский профессор, Жорес Алферов, Алексей Абрикосов – все физики. Но сообщать о них через запятую, с учетом их вклада и достижений в науку – непозволительно. Так же нельзя перечислять через запятую Донцову и Булгакова, Устинову и Шолохова, Роя и Пелевина. Как непозволительно – через запятую – сравнивать сложность конструкций: барак фанерного типа, панельное строение, здание из стекла и бетона и Зимний Дворец Петербурга. Они не могут, не должны стоять в одном ряду искусства и зодчества. Впрочем, нынешние либеральные культурологи навязывают обществу именно такую модель. И это не только в России, но и в других странах. Неважно, что и как человек пишет, строит, рисует, сочиняет, но если он «складывает буквы», то он – «писатель» (без вдохновения), «творец» (напоминающий деконструктора), «художник» (часто не умеющий, по сути, рисовать). Творческий ранжир как статусный – не демократическая категория. Разве среднестатистический «драматург и писатель», болезненный завистник Ю. Поляков должен стоять через запятую рядом с Антоном Чеховым? Это то же самое, что категорически не видеть разницу между надутой воздухом автомобильной камерой, на которой кое-как можно прокатиться вдоль берега без волн, и пятнадцатиэтажным круизным судном, бороздящим морские просторы. Или бурей в океане и волнением в стакане, к тому же мутной воды. У каждого есть и должна быть своя «фабричная» аттестация: без звездочки, с одной звездочкой, с двумя, с тремя и далее. Но нынешняя беда в том, что клеймо ставят не профессора литературы и искусства, а «профессора» бизнеса. И тут высокий авторский ранжир тонет в денежной массе. Глубокому творчеству и настоящему искусству противостоят любовные и криминальные шаблонные интриги. В излюбленных сюжетах, мыслях и поисках в современном сочинительстве доминирует триптих: секс, нажива, криминал.
Неужели это главные темы современной цивилизации?
Любопытно, как отреагировали некоторые европейские СМИ на этот российский социальный опрос. Посыпались заголовки и рассуждения весьма политизированные: «Как показал недавний опрос, в современной России не любят живых писателей» (Фиби Тэплин, The Guardian). Устойчивое почитание классики, сохранение ее в обыденном сознании на вершине культурной пирамиды, здесь перевели в актуальную идейную повестку дня, полагая, что приоритет классики следует некоему «официальному курсу». Мол, читают тех, кого одобрили власти.
Тут проблема распадается на две части. Во-первых, в либеральной среде России есть представители профессионального сообщества, которые считают примерно так же, как и в английской The Guardian. То есть, что современная власть выдвинула идею «русской культуры» и «русской классики» в качестве национальной идеи и фундамента национальной идентичности. Таким образом, «русская культура» становится фактором объединения общества. И это страшно им не нравится. Не нравится тем, кто полагает, что такая постановка вопроса о классике и русской культуре позволяет «снять (точнее игнорировать) существующие в обществе напряжения – этнического, религиозного, социального или политического характера».
А почему бы и не стремиться к тому, чтобы «снимать напряжение»? Если в классике и в традиционной культуре выделяются общие смыслы – это преподносится как негатив, а если классика препарируется (интерпретируется) так, что ее и узнать нельзя, то это именно начинает цениться. «Культура становится продолжением политики» ведь не только тогда, когда объединяет, но и когда разъединяет. Впрочем, само словосочетание «культурная политика» часть креативного сообщества категорически пугает. Они кричат «караул» заранее, хотя никто ничего еще нигде не запретил, не снял, не закрыл, но государство только пытается договориться с обществом, с тем самым гражданским обществом, которого так жаждали нынешние культуроноваторы. Но этот «договор о намерениях» уже вызывает массу протеста и априорного желания даже не обсуждать эту тему. «Им все понятно». Перед нами как раз образчик поведения тех, кто «творить» привык за государственные гранты и не иметь в себе ни гендерных, ни гражданских, ни государственных чувств. Без этого цивилизационного багажа ничего особенного создать невозможно.
Недавно был на спектакле в модном столичном Электротеатре «Станиславский»… Напомню «новаторам» – творчество возбуждается интеллектом, а совесть должна, даже обязана участвовать при создании, творении культурного продукта. В этом спектакле не было самого главного – ни душевной активности, ни свободы ума, ни морали, отточенной тысячелетней историей (даже если она и меняется время от времени). Был лишь извращенный, априори заданный «постулат» – круче поиграть на низменных чувствах зрителей. Конечно, ужас охватил меня от увиденного и услышанного, и я сбежал с «новаторского» спектакля через пятнадцать минут…
С другой стороны, автор The Guardian скорбит, что в первую десятку выдающихся писателей России не попали Людмила Улицкая, Борис Акунин, Михаил Шишкин, Владимир Сорокин. Неужели следует из десятки признанных убрать Чехова, Булгакова и ввести Шишкина? Или Сорокина? Акунина? Их места – в конце первой сотни…
Если нет в «списке выдающихся» названных выше авторов, то, конечно, ничего не остается, как сделать вывод, что «результаты опроса предполагают, что опрошенные были склонны перестраховываться и опираться на официально санкционированную иерархию». То есть, боясь ареста, опрошенные отвечали на вопросы социологов! Но отчего же и это обстоятельство считать (что в публикации и делают) непременно результатом современного российского режима, а не остаточным культурным наследием советской высокой культуры? Но Булгакова, с большим трудом можно отнести к официальным советским писателям.
«Инакомыслие», которое так подкармливал Запад в советский период, вновь становится в моде. Не случайно в той же газете приводятся слова переводчицы Светланы Алексеевич Aнны Гунин, которая предлагает свою иерархию русской литературы. И замечает, что официальный писатель Горький, – любимец властей (это, конечно, крупный перебор – Горького, несмотря на его 150-тилетний юбилей в этом году, никак нельзя считать ни «официальным», ни «любимым» партийно-властным писателем. – А.П.) среди опрошенных в России читателей стоит рангом много выше, чем «инакомыслящие писатели» – Платонов и Бунин. И это позволяет ей уверенно говорить как о свидетельстве «тяги нынешнего российского общества к не вызывающему сомнений с политической точки зрения искусству».
Название этому искусству – повторная, так сказать, советизация.
Но если российская культура переживает с точки зрения The Guardian повторную советизацию, то при чем тут высокий ценностный рейтинг русской классики? Как Толстой и Достоевский, Гоголь отвечают за «советизацию»?
Я полагаю, что тут присутствуют другие мотивы: столкнуть классиков и современников, читателей и писателей. Вот если в Англии читатели отвечают, что на первом месте у них стоят писатели-классики, то это вполне нормальный консерватизм (и газета об этом так и пишет), а вот если в России такая же ситуация выявлена Левадой-центром, то это непременно «консерватизм, выходящий за пределы обычной для литературных опросов читательской ностальгии».
Впрочем, автор статьи о русских читателях и писателях правильно почувствовал опасность. Русская литература и культура, действительно опасны, поскольку это золотой запас страны, её неразмерный и бесценный культурный капитал. Огромный потенциал, в котором каждый россиянин черпает вдохновение и силу. Стоит к нему прикоснуться, как тут же органический дух восторжествует над современным абстрактным универсализмом и политической актуальностью, поддерживающих миф о «тоталитарной угрозе» со стороны русской культуры. Им, действительно, страшно, что историко-культурная мотивация может стать причиной для политических стратегий.
Им (британцам) всегда будет интересно опираться на тех писателей, и тех деятелей культуры, которые полагают, что они «живут в стране неотмененного рабства», что «крепостное право и архипелаг Гулаг растворились в России» и въелись чуть ли не в каждого из россиян. Но внимательное чтение русской литературы говорит как раз о другом, – об огромной свободе русских людей, но и о способности этой свободой пожертвовать, чтобы спасти, как это уже было не раз, все ту же Европу…
Опрос читателей, как раз и показал, что российская литература – совсем не кладбище несвободных писателей. Классики, пока их читают – это не памятники, а живой хлеб культуры.
P.S. Уважаемая госпожа Фиби Тэплин – я просмотрел ваш сайт. Вы человек энергичный и талантливый. Но знания о русской литературе у вас, скажем мягко, слабые. Я советую вам прослушать частным образом курс лекций о нашей современности у замечательных российских литературоведов и философов – докторов наук, профессоров Капитолины Кокшеневой, Натальи Смирновой, Сергея Антоненко, Михаила Маслина; не без пользы для себя, г-жа Тэплин, можете заглянуть и в книги Сергея Аверинцева, Юрия Лотмана, Александра Панченко, Дмитрия Лихачева… Вы обогатите свои знания о русской культуре, а ваши статьи будут читать не только британцы, но и широкая аудитория россиян.
Человек – странное существо, обладая полной свободой в мыслях, поступках и сюжетах жизни, следуя своему вдохновению и посредством соединения различных линз, он созерцает хаос в собственном разуме, лелеет его, является создателем образов, возвышающих человека, изображает его особенности, восхищается сознанием, а потом, вдруг, высокие чувства исчезают, и он остается с пустотой! Да, чудаковатые люди возникают в XXI веке! Это я коротко о себе!
P.P.S. Посылаю Вам свой роман (на английском) «Кабала». Буду признателен, если вы после его прочтения поставите меня в списке российских писателей под номером 399.
Александр ПОТЕМКИН,
Москва.
Для “РА NY”