Трудный выбор религии

(немножко в шутку, но больше всерьез)

В мае 988 года Владимир Святославович начал выбор веры для Руси
Из истории государства российского хорошо известно, что когда Владимир (Первый) решил ввести новую религию, то вначале свои услуги предложили посланцы папы римского и делегаты из арабского халифата. И те, и другие очень настаивали на преимуществах свой веры.

Владимир отклонил оба варианта. Почему Владимир забраковал католичество, понятно: папа римский хотел слишком много власти. А власть – она вроде России, едина и неделима. Если часть ее отдать папе, то меньше останется себе. Так что пусть-ка папа пойдет к какой-то маме. А вот почему не подошел ислам? Попробуем разобраться.

Возьмем такой, казалось бы, для всякого русского дикий и странный обычай как запрет пить вино. Между прочим, о запрете пить пьянящий напиток сикеру в исламе нет ни слова. Но не известно, по вкусу ли русскому эта самая арабская сикера. Впрочем, насчет вина тоже не все определенно. Этому вопросу посвящено много научных исследований, в частности работа И.Ш.Шифмана “О некоторых установлениях раннего ислама” ( в кн.”Ислам: Религия, Общество, Государство”. М.1984).

В Коране, в ранней мединcкой суре сказано сначала так: “Они спрашивают тебя о вине и майсире (алкогольный напиток – В.Л.). Скажи: “В них обоих – великий грех и некая польза для людей, но грех их – больше пользы”. А в последней мединской суре, полученной Мухаммадом (это написание наиболее близко к арабскому звучанию имени пророка, оно сейчас принято в научной литературе), о пользе вина уже ничего не говорится, а только о вреде: “О вы, которые уверовали! Вино, майсир, жертвенники, стрелы – мерзость из деяния сатаны. Сторонитесь же этого, – может быть, вы окажетесь счастливы”.

Видите, Мухаммад говорит – может быть, вы будете счастливы. Может быть, а не наверняка! То есть отказ от вина еще не обеспечивает “автоматического счастья”. А всякий русский сказал бы, что употребление – обеспечивает. Зато, согласно исламу, не в этой жизни, а в раю вино, оказывается, есть составная часть безусловного счастья. Там правоверных, как то явствует из суры XLYII 16 ожидают “реки вина, приятного для пьющих”. А в еще более поздней суре (LXXXIII 25) говорится, что в раю “поят их (правоверных – В.Л.) вином запечатанным”. Пить вино в потустороннем мире можно и нужно, но для того, чтобы наслаждаться реками вина в раю, сначала нужно уверовать и принять истинную религию здесь, на земле. То есть отказаться от вина. Арабу это (допустим) сделать легко, но вот русскому… Да и зачем ждать потустороннего рая, когда рай можно устроить прямо здесь и сейчас?

Сам Мухаммад в своей допророческой жизни нисколько не чуждался земных радостей. Да и в пророческой – тоже. Но вот к вину отношение пришлось несколько изменить. Почему же? Потому, что в старой бедуинской традиции вино пить было запрещено. Вино – это продукт городской цивилизации. Именно город стал потребителем вина. Поэтому всякое подлинное благочестие, которое всегда апеллирует к древности, осуждает все, связанное с нововведениями. Таковым для кочевых племен было, например, винопитие и вообще, городская жизнь. Винопитие для всякого ревнителя чистой старины становилось грехом, то есть религиозным, сакральным преступлением. И Мухаммад, стремясь сделать свое пророчество приемлемым для “широких арабских масс”, принимает многие традиции доисламских верований и культов – в том числе запрет на вино.

В доисламской бедуинской поэзии вино осмеивается и осуждается (человек глупеет, воин бежит с поля боя, торговец путается в расчетах) – какой контраст с рубаями Омара Хайяма, который руководствовался только теми сурами Корана, в которых вино сильно одобряется – пусть хотя бы в посмертной жизни. То есть, некоторым образом, Омар Хайям был настоящим русским. Для этого даже не нужны архивные исследования. Омар по-арабски значит “паломник”, а хайям – “изготовитель шатров”. Но по-русски омар – это рак. А Хайям, как это видно по звучанию – это русский еврей Хаим. Стало быть, русский патриот вправе считать и называть Омара Хайяма – Хаимом Раковым. Да и мог ли писать нижеследующие рубаи не русский? Судите сами:

Запрет вина – закон, считающийся с тем,
Кем пьется, и когда, и много ли, и с кем.
Когда соблюдены все эти оговорки,
Пить – признак мудрости, а не порок совсем.
Гора, вина хлебнув, и то пошла бы в пляс.
Глупец, кто для вина лишь клевету припас.
Ты говоришь, что мы должны вина чураться?
Вздор! Это дивный дух, что оживляет нас.

Наши арабисты, дойдя до мысли о сакральном характере запрета на вино в бедуинской доисламской культуре, затем удивленно пишут: “Происхождение этого мотива нуждается, очевидно, в специальном исследовании” (И.Шифман, цит.соч.).

Я, не проводя никакого специального исследования, но просто следуя заветам нашего Омара Хайяма, думаю, что запрет на вино в бедуинских кочевых племенах возник по тем же причинам, по которым водителям автомашин возбраняется алкоголь. У древних бедуинов набралась своя статистика, показывающая, что выпивший погонщик верблюдов забредал не туда, а в пустыне это чревато – и сам сгинет, и верблюдов загубит, и товар пропадет. Cам-то ладно, но товар… Вот и появился запрет на вино, приобретший со временем сакральный характер.

После этого экскурса будет понятнее с запретом на свинину. В первом приближении запрет на вкушание свинины заимствован у иудаизма. А там этот запрет объясняется тем, что свинья – нечистое (в сакральном, а не в бытовом смысле) животное. В Библии, в книге Левит, XI, 7 написано :”И свинью (не ешьте), ибо у нее раздвоено копыто и она жвачку не жует, нечиста она для вас”.

Мотивация крайне странная и недостаточная – почему же, спрашивается, нельзя употреблять в пищу мясо животных, не жующих жвачку и с раздвоенным копытом? Но более глубокого ответа ни в Библии, ни, тем более, в Коране, не найти.

Современные исследования показывают, что свинья у древних семитских племен была священным животным. По закону своего рода двойственности сакральное имеет своей оборотной стороной нечто запретное. Например, священные, сакральные имена (вождей или царей) были запретны для употребления обычными людьми, сакральные предметы считались запретными для прикосновения непосвященными.

На эту тему есть замечательные примеры в выдающейся работе Джеймса Фрэзера “Золотая ветвь”. Там, между прочим, сказано, что во всех племенах имена вождей, жрецов, знаменитых воинов и видных охотников одновременно означали некие предметы – например, солнце, нож, вода, река, камень и пр. И после смерти носителя имени его имя табуировалось, то есть запрещалось для произнесения. Стало быть, приходилось переназывать предметы обихода и природы. то есть язык с каждым поколением существенно менялся. Потому не могла возникнуть “общественная память” и такие племена были обречены на стагнацию.

Само имя Бога уже потом, например, у евреев было запретным! То, что называется Его именем, например, Яхве, на самом деле означает “Тот, кто существует” или “Я есмь сущий”, да и то впоследствии вокализация имени (то есть произношение) было утрачено, так что теперь его написание и артикуляция есть плод некоторой условности. Это произошло потому, что письменный иврит, как известно, не содержит гласных букв, так что произношение написанного полностью завязано на традицию устной речи.

Но и имя “Яхве” в связи с запретностью и богохульностью его произнесения было заменено на Адонай, что значит “Мой господин”, из которого возникла еще одна вариация псевдоимени “Иегова”. Заменяли утерянное сакральное имя Бога и еще одним эвфемизмом – Элохим, восходящим по своей этимологии к слову Эл, что означало у семитских народов просто слово Бог. Притом же Элохим – это множественное число, стало быть – боги со значением “те, кто сотворяют”. И еще одна замена имени Бога – Саваоф (на иврите – Цебаот), что означает “господь или владыка воинств” (имеется в виду небесное воинство – Солнце, Луна, Планеты, звезды), а по-гречески переводилось как Пантократор – Вседержитель.

Сакральная запретность на имя Бога зашла так далеко, что сейчас не только его имени никто не знает, но и его, так сказать, псевдонимы нельзя писать полностью. В израильской русскоязычной прессе так вот и пишут Б-г, пропуская букву “о”.

Запретность имени или предмета стала со временем толковаться как сакральная нечистота, а затем просто как нечистота (уже и в обыденном смысле). Между прочим, эта двойственность дошла до наших дней в амбивалентности многих слов. Имя сатаны Люцифер, символизирующее адскую темень, в переводе на самом деле означает “рождающий свет”.

Вот как выглядит дальнейшая трансформация свиньи в нечистое животное.

По финикийскому мифу умирающего и воскресающего бога Адониса убивает кабан, олицетворяющий злые силы. И этого кабана поедали во время религиозной ритуальной трапезы как знак преодоления зла. В иудаизме поедание кабана (свиньи) с течением времени стало означать не только прикосновение к сакральному животному, но к сакральному животному чужого культа. Тем самым съедающий свинью прикасался к запретному ритуальному животному, притом к животному чужого ритуала. То есть он совершал тем самым великий грех отпадения от собственной веры, как бы участвуя в ритуале чуждого культа.

Но если с религиозными истоками запрета на свинину более или менее ясно, то причина появления самих религиозных истоков в специальных религиоведческих работах не проясняется.

Ответ, как мне кажется, можно скорее найти в кулинарных книгах. В одной из кулинарных книг мне как-то попались сведения о том, что в свинине в условиях жаркого климата быстрее, чем в мясе других животных, образуется трупный яд и что свинина “более охотно” передает личинки (финки) некоторых паразитов. Иными словами, в жарком климате свинина очень быстро «пропитывалась» трупным ядом и размножившимися личинками паразитов, что приводило к смерти всякого, кто съел свинину. Не здесь ли разгадка? Как и в случае с вином за сотни, если не тысячи лет набралась большая статистика, которая говорила древним семитам, что со свиньей лучше дела не иметь. А уж потом это мнение (причины которого четко не осознавались) приобрело религиозную мотивацию. Во всяком случае, намеки на это можно найти в исследовании М. Харриса (M.Harris. Cows, Pigs, Wars and Withes: the Riddles of Culture. N.Y., 1974).

Возьмем еще один широко известный обряд, который Мухаммад включил в свое учение – обрезание. Его на поверхности лежащие истоки ясны – он заимствован из иудаизма, в котором символизирует “скрепленный кровью” союз (ветхий завет) между человеком (Авраамом) и Богом.

Но кроме этого бесспорного источника обряда у него есть и более глубокие причины. Обрезание было настолько широко распространено у древних, еще протоарабских племен, что рассматривалось как само собой разумеющееся. Именно поэтому Мухаммад не включил требование его выполнять в Коран. Ни слова не говорится о нем также и в другой священной книге мусульман – в Сунне (правда она более священна только для суннитов, а не для шиитов). Упоминать в то время об обрезании специально – это все равно, что, скажем, говорить о необходимости для мусульманина дышать.

Этнографические работы подсказывают, что обрезание почти что поголовно (странное слово применительно к обрезанию, не правда ли?) встречается у всех племен Африки и Ближнего Востока. И, как это обычно бывает со всяким народным обычаем, он приобретает сакральный и религиозный характер. В большинстве африканских племен, например, обрезание проводилось во время инициаций юношей (примерно в 15-ти летнем возрасте), то есть во время прохождения специальных процедур, превращающих мальчиков в мужчин. После этого бывший мальчик становился полноправным членом племени, воином и охотником, имел право на участие в разделе добычи и на создание своей семьи.

Символизация перехода в состояние полноправного мужчины через обрезание крайней плоти означает простую вещь – становится затруднительной мастурбация, и юноша как бы подталкивается к созданию семьи. И есть в этом обряде, конечно же, чисто гигиенический смысл – в жарком климате с дефицитом воды у необрезанных чаще возникали воспаления крайней плоти, приводящие к фимозу. Может быть, это одна из причин, почему в иудаизме обрезание делают у младенцев. Равным образом, как в гигиенических, а не в религиозных целях проводят эту процедуру с новорожденными, совсем не евреями и не арабами, в американских госпиталях (с согласия родителей, конечно).

Да, отдельно взятому русскому трудно быть мусульманином. Не пить, не есть свинину, обрезаться, молиться пять раз в день, соверщить хадж в Мекку за свой счет… Это уж черезчур.

Не работать по пятницам – это неплохо. Но лучше объединить три религии – иудаизм, христианство, ислам, перейти сразу во все три исповедания и не работать в пятницу, субботу и воскресенье. Но, вы сами видите, что этого очень мало. Не хватает еще как минимум четырех религий со днями отдыха от понедельника до четверга. А можно и без всяких религиозных праздников не работать всю неделю, но для этого нужно подождать пандемии. А пока отдельно взятый русский стихийно останется атеистом.

Еще сложнее стать мусульманином тому украинцу, который с детства пишет слово “Сало” с большой буквы, а слово “москва” с маленькой. А повзрослев запивает это большое Сало горилкой.

Мухаммад довольно тонко чувствовал “социальную ситуацию”, и Аллах удивительно вовремя доносил правильное решение до слуха своего пророка. Когда, например, Мухаммад воспылал страстью к Зейнаб – жене своего бывшего раба, а потом приемного сына Зайда, а тот добровольно, чтобы потрафить учителю, развелся с ней, то даже среди мусульман началось глухое брожение и недовольство: негоже, дескать доброму мусульманину, да еще пророку, брать себе в очередные жены (она как раз оказалась четвертой) жену своего сына, пусть приемного. И что же? На следующий же день Мухаммад услышал строки Корана, которые разрешали ему иметь четвертую жену, и именно бывшую подругу приемного сына. Но зато и всем остальным мусульманам с этой поры стало можно иметь четырех жен. Всего же Мухаммад за свою сравнительно недлинную жизнь (62 года) имел вроде бы 25 жен (науке точно не известно), во всяком случае после него осталось 9 вдов, причем одна из них, Айша, стала его женой в 10 лет, а вдовой – в 19.

Сама по себе идея многоженства многим русским по душе. Но! Ислам требует полностью обеспечить каждую жену (они не работали) и поселить в отдельном доме. А это уж совсем не подходит. Любвеобильный (не новый, но не так чтобы и старый) русский охотно приедет к возлюбленной в ее собственную квартиру, выпьет и перекусит у нее, и за это станет ее любить. Так и будет ездить по возлюбленным и “смазывать точки” (выражение одного моего знакомого замдиректора института). А на большее, как пелось в старой песне, ты не рассчитывай.

Так что напрасно к Владимиру Первому (святому) приезжали исламские агитаторы, норовя склонить его к принятию истинной веры. Владимир был тверд в своих убеждениях, сказав (если верить “Сатирикону”) исламским эмиссарам: “Идите вы к Аллаху! Без вина и сала мы пропащий народ”. И дал киевскому народу православие.

Владимир за подвиг выбора точной религии стал святым, но общение с исламскими эмиссарами не прошло бесследно. Бесспорная причина нам доподлинно не известна, однако факт, что Владимир, как хороший правоверный, тоже имел четыре жены. А по некоторым сведениям даже пять. Без всякого ислама.

---

Валерий ЛЕБЕДЕВ,
Бостон.
Для “PA NY”