ВЛАДИМИР ДЕЛБА: НОВОГОДНЕЕ! ПРИЯТНАЯ РОМАНТИЧЕСКАЯ НОСТАЛЬГИЯ, ВОСТОРЖЕННЫЕ ЭМОЦИИ… В ОБЩЕМ – НОВОГОДНЕЕ!
РОЖДЕСТВО! НОВЫЙ ГОД! Пожалуй, одни из самых добрых, тёплых слов и словосочетаний, вызывающих восторженные эмоции, а, порой, непонятную, лёгкую, но, слава Богу, мимолётную грусть по времени уходящему и ушедшему безвозвратно.
А ещё искрящийся под светом уличных фонарей снег (конечно, если вы живёте в широтах, где он выпадает зимой), сверкающие перламутром стеклянные шары на ёлках, море ярких огней на улицах городов, нарядные, весёлые люди, ожидание чуда… Дед Мороз, полёт которого над домами видят в окна почти все дети… И коробки, ларчики, пакеты и свёртки с подарками из бездонного его мешка…
В зрелом возрасте, когда дети выросли, и сами тайком складывают новогодние подарки в мешок Деда Мороза (или под ёлку) уже для своих детей, ваших любимых внуков, в своих квартирах и домах, когда прелесть шумных ночных застолий сменяется тягой к торжественной, но неспешной встрече Праздника, задушевным разговорам при свечах, тихой медленной, романтической музыке, иногда возникает, где-то в глубине души, ностальгия по прошлому.
В такие моменты я очень люблю, уютно устроившись в любимом кресле, с бокалом кампари, к примеру, в руке, прикрыв глаза, путешествовать по лабиринтам памяти, вспоминая давние (или недавние) истории, в которых мне довелось участвовать, друзей детства и юности, многие из которых, увы, навсегда покинули нас, и возвращаются лишь в наших же воспоминаниях.
Кажется, что прошлое в такие моменты оживает, воспоминания на время становятся реальностью, предметы объёмными, осязаемыми, воздух насыщается ароматами цветов, морской бриз развевает непослушные волосы, его солёный вкус оседает на губах, и ты будто заново проживаешь часть, некий фрагмент, былой своей жизни…
Итак, «Боинг-737» авиакомпании «AVIANCA», рейс АV87, вылетевший из аэропорта «Эльдорадо» столицы Колумбии, продолжал свой полёт по маршруту Богота – Буэнос-Айрес. Лететь, по моим расчетам оставалось чуть больше двух часов.
Воздушное наше судно, как небесная каравелла, величественно плыло над бескрайней, снежной, казалось, пустыней, освещённой ярким, загадочным голубоватым светом невидимой мне луны, спрятавшейся где-то в вышине. Саму пустыню кто-то будто накрыл огромным колпаком, рассыпав изнутри по его иссиня-чёрной ткани мириады звёзд, крупных, уютно подмигивающих с высоты, и совсем мелких, мерцающих, как бриллиантовая пыль. Воздух же был словно слеплен из крохотных оптических линз, делающих его удивительно прозрачным, позволяющих чётко и объёмно различать малейшие детали фантастического этого пейзажа на огромном отдалении.
Динамик щёлкнул и заговорил женским голосом. Авиакомпания сообщала, что в связи с погодными условиями закрыт аэропорт Буэнос-Айреса, да и почти все крупные воздушные ворота в регионе. Принять авиалайнер готов лишь Ла-Пас, столица Боливии. Мы совершим посадку там примерно через полтора часа. Компания приносит извинения и информирует, что гостиница и трансфер пассажиров оплачен.
Вот так, забегая вперёд, скажу, что совершенно неожиданно судьба занесла меня в Боливию!
Скоро лайнер уже катился по лётному полю, а на фасаде аэровокзала чётко просматривались неоновые буквы «AEROPUER TO ITERNACIONAL EL ALTO. LA PAZ».
Смутно помню автобус с запотевшими стёклами, недолгую поездку по хорошо освещённым улицам, мрачноватый каменный фасад небольшого отеля, огромную кровать в тесноватом, но достаточно уютном номере.
Когда я проснулся, было светло.
Быстро умывшись, натянул водолазку, куртку-ветровку, водрузил на голову кепи, и, выйдя из номера, спустился в лобби. Есть не хотелось, я отказался от предложенного завтрака, узнал, что информация о вылете поступит не раньше трёх часов дня, что сейчас только десять по местному времени, и что отель наш расположен в центре, в старой части города.
Прямо перед гостиницей, слева направо и справа налево, в обе стороны, по широкой улице, разделённой зелёным газоном, деловито текли автомобильные потоки. Противоположная сторона улицы была застроена, если судить по архитектурному стилю, ещё в начале двадцатого столетия, невысокими двух- и трёхэтажными домами. Похожие дома легко обнаружить в Вене, Берлине, Хельсинки. Да и в Москве их немало. Здания были нарядны, отреставрированы, радовали взгляд свежевыкрашенными фасадами, зеркальными стёклами витрин и разноцветными вывесками заведений на первых этажах.
Я перебрался на противоположную сторону улицы и медленно, смешавшись с толпой, побрёл по идеально чистому тротуару.
Через квартал, направо по ходу моего движения, вверх уходила улица, мощёная камнем. Когда-то, в детстве, я застал мощёные улицы моего родного города. Потом их, к сожалению, покрыли асфальтом. То ли вспомнив былое их очарование, то ли повинуясь внутреннему навигатору, я свернул направо.
Улица, по которой я теперь шёл, оказалась по-своему уютной, живописной даже за счёт бесчисленных разнокалиберных витрин и разноцветных вывесок, создающих особый архитектурный ритм, радующий взгляд.
Сначала я прочитывал, как и было положено, вывески полностью, не вникая, правда, в смысл незнакомых названий. «LAYDA», «GALERIA СHITO ART», «LAYO»… Позже от вывески к вывеске латинские буквы стали сливаться, выстраиваться в некую сложную, но забавную линию: OPTICAFOTCOPIASHOSTALCACORAKHACHAPURI…
Стоп!!! Ну ка, давай назад! Что это ещё за – KHACHAPURI? Игра слов? Влияние разреженного воздуха? Или что-то ещё? Ибо если медленно и внятно прочесть эту, уже конкретную вывеску, прикреплённую чуть выше красивой резной деревянной двери на первом этаже трёхэтажного белого дома в колониальном стиле, получалось – ХАЧАПУРИ! Я прочёл ещё раз. Ничего не изменилось. Ниже этого загадочного слова более мелким шрифтом было написано restaurante. Я покрутил указательным пальцем у собственного виска и машинально толкнул створку двери.
Внутри я обнаружил достаточно уютный зал, занимавший большую часть первого этажа. Дизайн помещения соответствовал архитектурному стилю дома: белые оштукатуренные стены, обшитый тёмными досками потолок, мощные балки перекрытия из того же морёного дерева, полы, выложенные каменными плитами. На окнах – коричневые тяжёлые гардины, раздвинутые полностью, не мешающие дневному свету проникать внутрь помещения.
Уют и своеобразный шарм залу придавали яркие, возможно ручной работы, тканые скатерти на столах, ковры, со вкусом подобранные, продуманно, но якобы случайно разбросанные по полу. На стенах – большое количество старых фотографий, дагерротипов и гравюр в деревянных рамках.
Звучала негромкая музыка, два или три столика были заняты, в воздухе плавали ароматы еды и незнакомых специй, проникающие из кухни.
У арки, ведущей куда-то во внутренние помещения, задрапированной такими же, как и на окнах, гардинами, беседовали два молодых официанта, одетые в белоснежные рубашки с воротниками жабо, чёрные брюки, в достаточно длинных тёмно-красных фартуках-передниках. Парни эти светлокожие, черноволосые и черноглазые, возможно прямые потомки испанских конкистадоров, отличались внешне от индейцев, коих было большинство на улице, откуда я пришёл.
Увидев посетителя, один из них, широко улыбаясь, направился в мою сторону.
– Buenos Dias! Que quiere el Señor? (Добрый день, что желает сеньор)?
Вопрос застал меня врасплох, ибо я и сам не вполне понимал, чего я хочу и зачем пришёл? Вернее, я знал, чего именно я хочу, что заставило меня войти, но не был готов объяснить это внятно симпатичному молодому человеку в стильной форменной одежде. Я замялся, забыв от волнения те крохи испанского, какие знал. Образовалась пауза…
И вот тогда произошло нечто, казалось бы, немыслимое: второй официант, оставшийся у арки, вдруг позвал «моего» по имени:
– Армен! – и добавил по-грузински: – Гахсовс чеми тховна (Помнишь мою просьбу)?
О какой просьбе шла речь, я не знаю, но, представьте себе на минутку: ресторан в центре города Ла-Пас, неофициальной столицы затерянной в горах Южной Америки страны Боливии. И вот в этой самой Боливии, где государственным языком является испанский, где большинство жителей – индейцы, один официант разговаривает с другим, у которого армянское имя, на грузинском языке!!!
Шок – это самое простое и безобидное слово, пришедшее в голову! Может быть, разрежённый воздух и вправду вызвал с непривычки «глюки»?! Не знаю, какое у меня в тот момент было выражение лица, но выражение лица официанта явно изменилось, улыбка сменилась тревожным удивлением.
– Que Pasa, Señor (Что с Вами, сеньор)? – медленно произнёс юноша.
Видимо, не до конца ещё вернувшись в реальность, я, неплохо владея грузинским, ответил вопросом на вопрос, по-русски:
– Вы действительно готовите хачапури? – и добавил по-армянски: – ахпер-джан (друг)!
Вряд ли можно было придумать что-либо более глупое и несуразное! Тем более, далеко не факт, что мой визави знал русский.
Теперь пришёл черёд официанта удивляться, но парень быстро справился, снова широко улыбнулся и ответил по-русски, но с акцентом:
– Ну конечно, дядя, и не только хачапури, а ещё сациви и долму, к примеру! Присаживайтесь, пожалуйста! За любой столик!
Акцент оказался специфическим, мне он был знаком – так говорят армяне, живущие в Грузии.
Я опустился на стул у ближайшего столика и показал официанту рукой на соседний стул, приглашая сесть и его. За всем происходящим с интересом и восторженно наблюдал второй официант. «Мой» же, попросив знаком коллегу взять на себя заботу о клиентах в зале, аккуратно присел на край сиденья.
– Хачапури и прочие кулинарные шедевры кавказской кухни подождут! Я оказался здесь, в городе совсем случайно и сегодня же улетаю, времени в обрез. Так что, генацвале, рассказывай! Что именно? Да всё рассказывай! – попросил я, увидев вопрос в глазах Армена, – сначала, подробно, но коротко!
– Алик, тот, второй, мой сосед и друг детства, мы жили рядом в Авлабаре, в Тбилиси. Я – армянин, он – айсор. Наши отцы дружили. Когда в Тбилиси в 1992-м году начались бои между войсками президента Гамсахурдия и гвардейцами Китовани, обе наши семья покинули Грузию, – тщательно выговаривая русские слова, начал своё повествование Армен.
– Сначала мы пошли в Польшу, но так и не встали на ноги там, хотя мой и его отцы вкалывали в автосервисе – они были хорошие мастера по жестянке. Потом моего отца разыскал двоюродный брат, он жил уже тогда в Колумбии, и предложил поехать в Боготу. Аликины родители не рискнули, остались в Польше, но Алик поехал с нами в Латинскую Америку. Моя родня имела немного накопленных денег, и потом, привыкнув к новому месту, с дядиной помощью открыли небольшое кафе-мороженое на улице. Потихоньку дело пошло. Позже удалось взять в аренду ещё и зал, где сделали небольшой ресторанчик. Родители – в кухне, мы с Аликом – в зале, официанты. И всё неплохо, но там, в пригороде столицы не было спокойно – то грабили, то рэкет, да и полиция тоже наезжала. Конечно, маленький наш бизнес кормил семью, но особой перспективы на будущее мы не видели. Привычная работа, привычные люди-посетители. Так и уходило время, медленно и одинаково.
До того момента, пока как-то раз в зале не появился незнакомый человек!
Он оказался наш земляк, из Сухуми, хорошо говорил по-грузински. Приехал по делам, кого-то навестить. Ему очень понравилось, как моя мама готовит, и он сказал, что живёт сейчас в Боливии, имеет там небольшую гостиницу в столице, и хочет открывать кавказский ресторан. Он взял наш адрес, спросил, не хотели бы мы работать у него, давал гарантию, попросил подумать.
Через две или три недели мы получили пакет с фотографиями его гостиницы и помещения ресторана, и конкретно насчёт зарплаты и жилья в городе Ла-Пас. Этот человек вызывал доверие, мы посоветовались, и рискнули. И не жалеем!
Сейчас Вы как раз находитесь в этом ресторане нашего босса!
– Так он из Абхазии? Армен-джан – я тоже! И я сухумчанин! Как его зовут, сколько ему лет? – с волнением расспрашивал я официанта.
– Ну, ему примерно столько лет, что и Вам, а зовут его – сеньор Эдуардо Веласкес, только фамилия эта не родная, конечно, он сам шутит, что присвоил себе фамилию великого художника, а настоящую его фамилию я не знаю.
– Армен, а где он сейчас? – нетерпеливо перебил я парня.
– Здесь, у себя в кабинете или наверху, в отеле.
От волнения меня охватила дрожь, шутка ли встретить в Боливии, у чёрта на куличках земляка – это историческое событие, даже если мы и не знаем друг друга!
– Армен, дорогой, мне надо увидеть его! Думаю, и для него наша встреча станет сюрпризом! Только давай придумаем в шутку маленькую интригу, не говори ему, в чём дело! Скажи, например, что попался клиент кляузный, чем-то недоволен, требует в зал хозяина, иначе обещает скандал! Ну, или что-либо в этом духе, придумай сам! Давай действуй! Мале цади, цаватанем (Иди побыстрей, дорогой)! – завершил я свою просьбу фразой из двух грузинских и одного армянского слова.
Отправив официанта со специальным, можно сказать, заданием, сам пересел за дальний столик, спиной к арке, раскрыл объёмистое меню в кожаной папке и уткнулся в него, слегка прикрыв папкой лицо. На всякий случай, а вдруг?!
Ждать пришлось недолго. В проходе за гардинами послышались шаги, затем, уже в зале, я расслышал негромкий вопрос на грузинском, обращённый, по-видимому, к Армену:
– Ромели? Эс арис (Который? Этот)?
Кто-то, кого я не видел, подошёл к моему столику.
– Hola, Señor. Soy el amo. Querías verme (Здравствуйте, сеньор! Владелец – это я! Вы хотели видеть меня)?
Не открывая лица, я постарался придать своему голосу грозную, задиристую интонацию и буквально прошипел по-русски:
– Не только увидеть, но и поскандалить малость, пативцемуло батоно патрони (уважаемый господин хозяин)!
И только, вставив в конец гневной, якобы, тирады, грузинскую фразу, я опустил папку с меню, и, повернувшись к своему визави, взглянул на него снизу-вверх.
А сверху на меня внимательно смотрел, не мигая, высокий, слегка грузный мужчина, показавшийся мне гигантом не только благодаря росту, но из-за ракурса.
Правильные черты лица, короткие рыжеватые волосы на висках и пронзительный какой-то, удивительно знакомый взгляд ярко-голубых глаз.
Что-то непонятное творилось внутри меня, перехватило дыхание, в ушах появился противный шум, сердце заколотилось почему-то не в груди, а в горле… Я будто снова услышал слова, уже произнесённые незнакомцем, и, о Боже, узнал голос!!! Голос, который я не мог спутать ни с каким другим, несмотря на пролетевшие десятилетия! Голос друга моего детства – Эдуарда! Эдика! Эдо!
Я попытался улыбнуться, но вместо этого из глаз моих брызнули слезы, я совсем по-детски, неловко попытался обнять гиганта, прижался к нему головой, и разрыдался.
Лица его в тот момент я, естественно, не видел, но уверен, что плакал и он. Плакал и молча гладил мою голову, как в детстве гладят провинившихся, и прощённых затем, детей.
Мне казалось, что я сплю, или смотрю очень крутой современный фильм с эффектом присутствия, какой-нибудь 4D или 6D, или не знаю, что там бывает ещё круче!
В зале стояла полная тишина. Вытерев слёзы, я увидел обращённые к нам лица посетителей, удивлённых, не понимающих, что именно происходит на их глазах, но сочувственно улыбающихся. Да и оба слегка обалдевших официанта смотрели на нас с восторгом!
И дальше всё происходило, как во сне, в прекрасном, сказочном цветном сне, какие порой снятся каждому из нас в детстве, когда ты уверен, что всё происходит в реальности, которую, увы, разрушает пробуждение.
Накрытый в мгновение ока стол, заставленный разнокалиберными тарелками, тарелочками, мисками и вазами с благоухающей едой, украшением которого, безусловно, было внушительных размеров блюдо из белого фарфора, на котором вольготно разлёгся покрытый ароматной поджаристой золотистой корочкой цвета полуденного солнца, огромный хачапури! Боливийский хачапури!!! И это было фантастикой!
– Ни абхазской, ни грузинской чачи у меня нет, будем пить итальянскую граппу.
Мне же было совершенно всё равно, пить ли что-либо вообще и что именно пить?
Вопросы, вопросы, вопросы! Я вываливал их десятками на бедного Эдуарда и, не давая ему толком возможности ответить, подбрасывал всё новые и новые порции. Да и мне самому приходилось рассказывать другу, которого не видел лет тридцать, хотя бы коротко, о том, чего он не знал, но что было крайне интересно и важно для него.
Но любой, самый прекрасный сон, когда-нибудь заканчивается!
Старинные часы, висевшие в зале над аркой, пробили три раза. Увы, мне предстояло вернуться в отель. Эдик взялся меня провожать.
Я расцеловался с официантами, приветливо помахал рукой оставшимся в ресторане клиентам и поддерживаемый за локоть Эдиком вышел на улицу. Нет, я не был пьян, моя неуверенная походка скорее объяснялась мощной лавиной эмоций, свалившихся на меня чудесным образом здесь, в городе Ла-Пас, неофициальной столице южноамериканского государства Боливия, в которое я попал совершенно случайно. Хотя, с другой стороны, случайностей ведь на самом деле, не бывает.
Неисповедимы пути твои, Господи…
В лобби Эдуард вручил мне визитку с адресом и личным номером телефона и взял с меня слово, что я обязательно приеду сюда снова в качестве его гостя.
В самолёте, немного придя в себя, я с ужасом понял, что, находясь в состоянии эйфории от удивительной нашей встречи, я позабыл многое из того, что рассказывал мне школьный друг. Запомнилось только, что он уехал из СССР в конце восьмидесятых, некоторое время жил в Голландии, а в конце девяностых перебрался в Южную Америку. И что семьёй так и не обзавёлся…
И вот я сижу в московской своей квартире, опустошённый, с влажными глазами и телефонной трубкой в онемевшей руке. В окна медленно вползает серый зимний рассвет, в голове роятся мысли, одна мудрёнее другой.
Ну не могу я просто так поверить неожиданному известию о внезапной смерти моего друга. Любого другого – да. Но только не Эдика!
Грустное настроение сменяется внезапными приступами веселья, когда я убеждаю себя, что это очередная, необходимая по какой-то конкретной, неведомой мне причине мистификация уникального человека, авантюриста, комбинатора, Игрока! Ведь по части розыгрышей он всегда был, образно говоря, профессором, академиком, лауреатом Нобелевской премии!
И в этот момент мне хочется верить, что пройдёт время, мне позвонят из офиса какой-нибудь солидной авиакомпании и скажут:
– Уважаемый господин Делба! Имеем честь сообщить, что сеньором Эдуардо Веласкесом оплачены Ваши авиабилеты до Ла-Пас, Боливия и обратно, первым классом. Когда Вам удобно принять курьера?
Об авторе:
ДЕЛБА ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВИЧ
Прозаик, поэт, эссеист.
Родился 24 мая 1946 г. в Абхазии.
Секретарь Ассоциации писателей Абхазии. Член Союза литераторов России, Союза писателей ХХI века.
Сопредседатель литературного Совета Ассамблеи народов Евразии.
Член редакционных советов: газеты «Поэтоград», журнала «Новые витражи».
Публикуется в СМИ Москвы, Абхазии, США, Израиля.
Автор шести книг.
Дипломант 26-й Московской международной книжной выставки-ярмарки 2013 г.
Лауреат Международного конкурса «Живая связь времен», 2014 года. Первое место в Номинации «Творческий поиск».
Государственный стипендиат 2016 г. в номинации «Выдающийся деятель культуры и искусства России».
Лауреат Международной Премии имени Леонардо да Винчи за 2016 год.
Лауреат Международной литературной премии им. Фазиля Искандера за 2019 год. Первое место в номинации «Проза».