Радиосвязь: опасно, враг подслушивает

До конца 1930-х годов основным видом военной связи в оперативно-стратегическом звене считался телеграф. Особое внимание в нем уделялось применению телеграфных аппаратов многократного телеграфирования Бодо. Военное командование в те годы делало упор на проводную связь, в том числе на использование общегосударственной сети постоянных воздушных линий и узлов Наркомата связи СССР (НКС). В те годы армия в основном полагалась на полевые линии связи, то есть — традиционную фиксированную связь. Одной из причин этого была кажущаяся защищённость проводной связи от радиоразведки противника. На самом деле, защищённой такую связь никак не назовешь, равно как и надёжной.

Стоит отметить, что полевые линии связи массово использовались в советской армии и в послевоенные годы. Даже в 1980-х, на закате СССР, любые задачи по коммуникациям, которые могли быть организованы на базе кабеля, безальтернативно решались именно с его помощью.

Радиотехнологиям в РККА придавали очень мало значения. В предвоенные годы Наркомат Связи СССР и Управление связи РККА не обеспечили должное количество средств связи. Соответствующая промышленность была маломощной и насчитывала всего три завода: «Красная заря», который производил телефонную аппаратуру всех типов; завод им. Кулакова, который делал телеграфные аппараты СТ-35 и Бодо; завод им. Коминтерна, который делал различную мощную радиоаппаратуру.

Собственно радиотехника и электроника всегда была слабым местом советской промышленности, но в довоенные годы — в особенности. Поэтому даже те рации, что выпускали, отличались низким качеством, впрочем, как и сама элементная база. В своих мемуарах танкист А.В. Боднарь пишет:

«—Танковая КВ-радиостанция 71-ТК-З, как сейчас помню — это сложная, неустойчивая радиостанция. Она очень часто выходила из строя и её очень тяжело было приводить в порядок».

Собственно, наилучшие радиоэлектронные средства, которые к концу войны использовались в РККА, нередко были либо американского производства, либо «скопированные» с иностранных образцов.

Публицист и исследователь А.Помогайло, пытаясь выяснить причины такого отставания в авиационной радиосвязи, пришел к выводу, что во многом это связано с неоправданными политическими репрессиями против инженеров и конструкторов военной техники. В своей книге “Оружие Победы и НКВД”, в главе “Создатели радиотехнических систем” описывает потери, которые понесли их (систем) создатели.

“При наркоме НКВД Ежове радиосвязи не повезло особенно. Причины тому были личные. Ежов когда-то был военным комиссаром радиошколы 2-й базы радиотелеграфных формирований. В составе базы сложился сильный коллектив специалистов, которые позднее станут столпами отечественной техники военной связи: AT. Углов, А.В. Дикарев, А.Г. Шмидт, К.П. Иванов, Л.В. Виткевич и другие. Комиссар не смог вписаться в творческую среду русских интеллигентов. Мало того, показал себя совсем не на высоте своей должности. В приказе, подписанном начальником базы А.Т. Угловым, отмечалось, что “революционный военный трибунал Запасной армии республики своим приговором от 2 февраля 1920 года за принятие в радиотелеграфную школу двух дезертиров без соответствующей проверки военному комиссару Ежову объявляет строгий выговор с предупреждением”.

Позднее А.Т. Углов стал первым директором ЦВИРЛ, в этой лаборатории (точнее, институте) будут в 1930-е созданы основные средства связи для РККА. Ежов погубил и А.Т. Углова, и его дело. Погубит и всех прежних своих коллег по работе во 2-й базе радиотелефонных формирований, и множество других специалистов.

Погибнет доктор технических наук Валериан Иванович Баженов, руководитель кафедры радиотехники МАИ, участвовавший в разработке авиационной радиоаппаратуры, погибнет Бронислав Антонович Валюсис, старший конструктор завода 208 в Ленинграде, где разрабатывалась и изготовлялась радиоаппаратура. Были расстреляны начальники отделов НИИС РККА Н.Н. Астахов и А.Н. Шахвердов.

Л.Л. Кербера, который тоже занимал пост начальника отдела НИИС РККА и выпустил наставление по радионавигации, единственное тогда в советских ВВС, арестовали и отправили в лагерь.

Аресты прошли и в Научно-исследовательском институте техники связи разведуправления РККА. Начальник института, Александр Иосифович Гурвич, был также репрессирован. Любопытно, что советские разработки тех времен по скрытой связи – как проводной, так и беспроводной – были лучшими в мире.

Был арестован будущий академик С.А. Векшинский, главный инженер завода “Светлана”, где производились радиолампы. Во время отсутствия этого крупнейшего специалиста по вакуумной технике завод будет производить плохие лампы.

В 1936-1937 годах были репрессированы такие крупные специалисты в области средств связи, как А.В. Водар, П.И. Епанешников, Л.Д. Исаков, Ф.А. Миллер, К.Ф. Престин, Г.М. Петухов, Л.И. Сапельков.

Неудивительно, что во время Второй мировой немцы имели лучшую технику связи.

Но наибольший урон Красная Армия в 1937 году, на мой взгляд, понесла из-за арестов, связанных с производством военной радиоаппаратуры.

Николай Михайлович Синявский был расстрелян 29 июля 1938 года. Хотя он был русским, родом из Брянска, польский вид фамилии дал основание причислить его к “Польска организация войскова”. (По обвинению в причастности к этой организации были арестованы И.С. Уншлихт, Р.В. Лонгва, корпусной комиссар Я.Л. Авиновицкий, комдив В.Ф. Грушецкий, К.Ф. Квятек и другие).

Н.М. Синявский был начальником 5-го Главного управления Народного комиссариата оборонной промышленности. Именно здесь производилась военная радиоаппаратура и часть оборудования, которое могло иметь военное применение.

Одна из проблем РККА состояла в том, что армия начала переходить от морально устаревшей проводной связи на радиосвязь, однако процесс этот не был завершён. Исходя из общепринятой доктрины наступательных действий, Генштаб полагал, что нет необходимости создавать надёжно защищенные подземные линии коммуникаций. Связь с фронтами намечалось обеспечивать по общегосударственной сети, узлы и линии которой сосредоточивались в крупных городах. Действовавшие узлы связи размещались в помещениях, не защищённых от воздушного нападения. Запасных узлов связи и обходов крупных населённых пунктов не было. Кроме того, кабельные линии связи проходили вдоль железных и шоссейных дорог.

Такая организация связи привела к тому, что буквально с первых минут войны связь Генштаба с фронтами, а фронтов — с подчинёнными войсками была нарушена. Нацисты, очевидно, заранее знали о такой особенности связи в СССР, поэтому ещё до начала военных действий в советский тыл было заброшено множество немецких диверсантов, которые начали выводить из строя проводную связь.

Из рапорта начальника 3-го отдела 10-й армии полкового комиссара Лося от 15 июля 1941 г., :

“21 июня 1941 г. в 24.00 мне позвонил член военного совета и просил прийти в штаб… Командующий 10-й армией Голубев сказал, что обстановка чрезвычайно напряженная и есть приказ из округа руководящему составу ждать распоряжений, не отходя от аппарата. В свою очередь к этому времени были вызваны к проводу и ждали распоряжений все командиры корпусов и дивизий.

Примерно в 1 час ночи 22 июня бывший командующий ЗапОВО Павлов позвонил по “ВЧ”, приказал привести войска в план боевой готовности и сказал, что подробности сообщит шифром. В соответствии с этим были даны указания всем командирам частей. Около 3 часов все средства связи были порваны. Полагаю, что противником до начала бомбардировки были сброшены парашютисты и ими выведены все средства связи».

22 июня 1941 года, в самом начале войны, на колонны людей и техники начали пикировать «юнкерсы», но пикировали весьма оригинально — не по центру дороги, а по краям, уничтожая телеграфные столбы. Правда, у штабов РККА остались для управления войсками штабные автобусы с радиостанциями, но эти автобусы немцы легко замечали с неба и атаковали в первую очередь.

Уже в середине дня 22 июня (то есть, в первый день войны) командующий Западным фронтом генерал армии и Герой Советского Союза Д. Г. Павлов доложил, что из имеющихся у него трёх радиостанций две полностью разбиты, а третья повреждена и не работает. Ему пообещали прислать три новых радиостанции, но не прислали. В дальнейшем штаб фронта не только не руководил войсками, но даже не знал, где проходит линия фронта. В отчаянии Павлов сам выехал в войска. О его местонахождении не знали ни в штабе, ни в Кремле. В результате фронт потерял управление, войска четырёх армий вскоре были окружены. Из 625 тыс. человек своего состава фронт потерял около 420 тыс., в руки противника попало большое количество военной техники.

Подобные истории с потерей связи в первый год войны не были исключением, скорее наоборот — они стали правилом. Вот выдержки из дневника майора Государственной безопасности И. С. Шабалина, Брянский фронт, 4 октября 1941 года:

«—От 755-го стрелкового полка осталось едва ли 20 человек, остальные убиты, ранены, пропали без вести! Дивизия потеряла управление, красноармейцы предоставлены своей судьбе. От дивизии осталось не более 3 тыс человек, и те рассеяны… Вечером говорят, что Орёл горит. Нас обходят. В клещи попадает весь фронт — это три армии. Что делают наши генералы? Они «думают». Еду дальше на грузовике, чтобы установить связь с командным пунктом, который передислоцировался на другое место, неизвестно куда».

Р. С. Иринархов в книге «Западный особый…» отмечает, что войска связи ЗапОВО испытывали большой недостаток табельных средств и были обеспечены радиостанциями (армейскими и, обратите внимание, аэродромными) — на 26-27%, корпусными и дивизионными — на 7%, полковыми на 41% и батальонными на 58%. Даже аппаратами: телеграфными — на 56%, телефонными — на 50%. Автор делает вывод: «Таким образом, связь ЗапОВО к началу войны ни организационно, ни материально не была подготовлена к ведению боевых действий…».

В то же время, Вермахт значительно превосходил РККА по количеству и качеству средств связи, что являлось одним из определяющих факторов, прежде всего, в наступлении, когда практически невозможно было полагаться на проводные линии связи. Нацисты широко и достаточно умело использовали радиосвязь в звене от генерального штаба до отдельного танкового экипажа.

Из книги немецкого генерала В. Швабедиссена «Сталинские соколы»: «—Что касается проводных коммуникаций, то они были основной сетью каналов командной связи. Советские ВВС, армия и ВМФ зависели от этой сети, т.к. не существовало отдельных для каждого рода войск сетей.»

Во что обошлось вот такое пренебрежение радиосвязью хотя бы в 1941 году? Пренебрежение двойное: использование б. частью отсталого радиохлама и неумение солдат и офицеров управляться в бою даже с этим хламом! Те, кто читал в инете “Бочка и обручи” Марка Солонина, а это материал, который для наших енералов и жучков-политиканов типа Леонтьева и Нарочницкой – как красная тряпка для испанского быка, знают, что главное сражение ВОВ произошло вовсе не под Прохоровкой, куда Ротмистров просто бросил на съедение 150 тиграм 600 своих тридцатьчетверок, ну их и покоцали. Немцы свои поврежденные тигры вывезли в ту же ночь, а остатки от 34-к можно было не вывозить…металлолом с человеческим белком пополам.

Главным танковым сражением войны был Алитус. Утром 23 июня танковые группы Гота, рвущиеся на Ленинград, (7 тд) начали встречный танковый бой с 5 тд РККА. Позднее немецкие танкисты вспоминали это сражение, как самое тяжелое для них за всю войну. Поле боя и победа остались за вермахтом благодаря наличию радиостанции в каждом немецком танке и, главное, ее грамотному применению. А наши, даже имея Т-34 и КВ, чья броня была несравнима с немецкой, это сражение тактически проиграли и отступили.

Немецкое командование крайне низко оценивало организацию системы связи в РККА, особенно в сравнении с немецкой. Устройство и оснащение этих служб было очень отсталым с технической точки зрения и весьма неэффективным. Причём это относилось и к службам оповещения, и к службам связи в самих ВВС.

В США и в Англии к началу войны производилось довольно много моделей аппаратуры для военной связи. По соглашению между Советским Союзом и США, с ноября 1941 г. начались поставки военной радиотехники в СССР. Основные американские поставки связного оборудования включали в себя: автомобильные радиостанции с кварцевой стабилизацией SCG-299, SCR-399 на шасси автомобилей «Шевроле» и «Студебеккер», телефонные аппараты EE-8A, зарядные агрегаты на базе двигателя Visconsin, полевые мастерские связи на автошасси и др.

Средства связи в военно-воздушных силах

Основным средством коммуникаций в ВВС являлась радиосвязь, но она была очень несовершенной и плохо организованной. В частности, в первые дни войны из-за несоблюдения основных правил секретности при радиообмене радиосообщения перехватывались немецкими службами, и безо всякой расшифровки важная информация о дислокации частей и многое другое становилось известным врагу.

Кроме того, в начале войны наши новейшие истребители оказались практически без радиосвязи между собой, командными пунктами авиаполков, а также постами Воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС), не говоря уж об авианаводчиках в наземных войсках. В большинстве своём, не имея радиосвязи, истребительные полки ВВС и вступили в боевые действия в июне 41-го.

Как отмечали сами сотрудники Народного комиссариата авиационной промышленности выпускаемые радиостанции РСИ-3 «Орёл» (РСИ — радиостанция для истребителей) и ей подобные отличались большой массой (до 51 кг) и очень низким качеством и надёжностью. Как сообщают Ю. Мухин и А. Лебединцев в книге «Отцы-командиры», примерно за год до войны радиостанции с истребителей были сняты и отправлены на склады. Эксперты объясняют это решение тем, что авиадвигатели самолетов СССР были, якобы, незаэкранированы, и от системы зажигания в наушниках слышался треск, который отвлекал лётчика.

Причиной снятия раций с военной техники могла быть боязнь, что в случае проникновения врага в среду летного и технического состава авиачасти, самолетные радиостанции могут использоваться для передачи вражеским разведкам сведений, составляющих военную тайну, тем более что устанавливались-то они на новой технике. Такая сверхподозрительность также могла сыграть свою роль в том, что радиостанции, предназначенные для истребителей, хранились на складах.

Предвоенные командующие ВВС РККА – Смушкевич и Рычагов, при которых радиостанции были отправлены на склады и не стали необходимым элементом вооружения истребительной авиации, дав тем самым гигантскую фору летчикам люфтваффе, после начала войны были расстреляны.

На треск в наушниках, в частности, ссылается и воевавший на ЛаГГ-3 лётчик Фёдор Архипенко:

«—…Рация на ЛаГГ-3 была, но она так трещала, что после того как наушники снял, ещё три часа надо было в себя приходить. А уже на американских «Аэрокобрах» было нормально. Ещё только двигатель запустил, а уже с передовой запрос: «10-й, где ты находишься?»

Виталий Рыбалко, воевавший с 1941 по 1943 год на МиГ-3, вспоминает: «—В 1941-м и 1942-м радиосвязи не было. Даже если и была, ею не очень пользовались. Командование ввело даже звания: «Мастер радиосвязи» I, II класса. Мы должны были знать азбуку Морзе, сдать экзамен. Внедряли именно таким способом, за это платили денежки».

Радиостанции устанавливали только на самолёты командиров эскадрилий. Например, в Московском военном округе на 1 января 1940 года радиостанции стояли только на 43 самолётах-истребителях из 583. Основным видом связи в воздухе являлись сигнальные ракеты и покачивание крыльями.

Что такое коммуникации посредством «покачивания» крыльями, можно понять из нижеприведённой таблицы. Следующие сигналы являлись обязательными для всей истребительной авиации:

сигнал № 1	«Противник в направлении»	Покачивание с крыла на крыло, затем разворот или очередь в направлении на противника
сигнал № 2	«Атакуем все»	Быстрое покачивание с крыла на крыло и личный пример командира
сигнал № 3	«Атакует ведущая пара (звено)»	Быстрое покачивание с крыла на крыло, затем горка
сигнал № 4	«Атакуют замыкающие пары (звенья)»	Две горки
сигнал № 5	«Выхожу из строя, заместитель примет командование	Покачивание с крыла на крыло, затем пикирование с уходом под строй
сигнал № 6	«Действуйте самостоятельно»	Покачивание с крыла на крыло, затем змейка в горизонтальной плоскости
сигнал № 7	«Сбор»	Глубокое многократное покачивание с крыла на крыло

Начиная с 4-х часов утра 22 июня 1941 года немцы стали нещадно бомбить как Балтийский флот, так и Ленинград. Но авиация Краснознамённого Балтийского флота смогла сбить первый немецкий самолёт только на четвёртый день войны. И это притом, что на начало войны ВВС флота имели 656 самолётов всех типов, а истребителей насчитывалось никак не менее 150.

Техническую причину такой беспомощности советской авиации Герой Советского Союза В. Ф. Голубев объясняет следующим образом. Дело в том, что когда самолеты Люфтваффе пересекали линии фронта, их фиксировали наши станции ВНОС ВНОС (войска воздушного наблюдения, оповещения и связи), которые сообщали о противнике по телефону командованию ВВС флота, а уже далее шла команда на аэродромы. Советские истребители взлетали и летели к посту ВНОС и там на земле широкими белыми полотнищами выкладывали направление пролёта немцев, а поперёк узкими белыми полотнищами показывали высоту пролёта (скажем, три поперечных полотнища означали 3 тыс м). Наши истребители разворачивались и летели за немцами, которые, во-первых, уже были от них в 50-100 км, а во-вторых, зная эту систему, немцы пересекали фронт на ложном курсе, а после того, как ВНОС терял их из виду, ложились на боевой курс. Такая «система наведения» истребительной авиации кардинально снижала результативность её действий.

К примеру, лётчики улетели на задание, а тем временем поступила информация, что их цель изменила дислокацию, или появилась другая, более важная. Но командир не сможет отдать необходимый приказ личному составу до тех пор, пока они не вернутся на свой аэродром. Однако после возвращения необходимо ещё заправить самолёты, загрузить в них боеприпасы, отремонтировать и подготовиться к вылету. Отсюда следовала низкая оперативность действий советской авиации против немецкой и невысокий уровень слаженности её действий с наземными войсками.

Вместе с тем, уже к 1941 году ПВО Ленинграда было оснащено отечественными радарами типа «Редут». Этот радиоулавливатель измеряет дальность, высоту и направление полёта цели. Дальность обнаружения — до 150 км, время развёртывания — от 2 до 8 часов. Радар базировался на шасси грузового автомобиля ЗиС.

На то время такая техника являлась современной, но проку от неё было немного. С одной стороны, с помощью этих радаров можно было наводить советские самолёты на авиацию противника. С другой, это было практически нереально, поскольку истребители РККА не имели радиостанций.

Отсутствие на советских истребителях оборудования для радиосвязи вынуждало лётчиков летать плотными группами, в пределах видимости визуальных сигналов. В таких условиях нельзя обеспечить внезапность, согласованность, или атаку с уязвимых направлений. Все самолёты летали кучно, любой уход в сторону приводил к потере управления, выходу из боя, а то и гибели. Фронтовики вспоминают, что невозможно было даже предупредить о висящем на хвосте «мессере». Вот и били немцы разрозненные группы советских самолётов.

В то же время для наводки бомбардировочной авиации Люфтваффе на цель в годы Второй Мировой войны использовался аналог стереозвучания. Об этом пишет историк и исследователь медиасредств Фридрих Киттлер в своей книге «Gramophone, Film, Typewriter».

Инновационная радиолокационная система, которую применяли в немецких военно-воздушных силах, позволяла пилотам бомбардировщиков, используя наушники, достигать точки назначения и точно сбрасывать бомбы, даже не наблюдая визуально своих целей.

«—Радиолучи, генерируемые со стороны побережья напротив Британии…образовывали стороны невидимого треугольника, вершина которого была расположена точно над городом-целью. Правый передатчик генерировал и посылал непрерывные серии сигналов «тире» кода Морзе в правый наушник пилота, в то время как левый передатчик генерировал сигналы типа «точка», которые лётчик слышал в своем левом наушнике. В результате, любое отклонение от курса приводило к весьма мелодичной пинг-понг-телефонии».

Когда пилот достигал своей цели, два радиосигнала сливались в один непрерывный звук. Как пишет Киттлер, «исторически сложилось так, что именно немецкие пилоты стали первыми пользователями телефонной стереофонии, которая сегодня применяется повсеместно».

Невозможность поддерживать радисвязь между собой и командными пунктами вынуждало летчиков игнорировать современные тактические приемы ведения боя и вопреки всему летать плотными группами, в пределах видимости визуальных сигналов. Ни тебе внезапности, ни согласованности, ни атак с уязвимых направлений – летай кучей, шаг влево, шаг вправо равняется потере управления, выходу из боя, срыву задания, а то и гибели.О какой слаженности их действий можно говорить? Как, например, предупредить о висящем на хвосте “мессере”? Вот и били немцы наши разрозненные группы. Оккупантов-то с земли наводят, они могут подмогу вызвать, бой организовать, организованно сбежать, наконец.

Летчики не всегда могли правильно понять смысл команды, отдаваемой командиром в воздухе. То же самое, и даже в большей степени, касается и управляемости большими авиационными соединениями. Истребителей нельзя навести на цель, бомбардировщиков – предупредить об опасности или перенавести в воздухе. К примеру, летчики улетели на задание, а тем временем поступила информация, что их цель изменила дислокацию, или, появилась другая, более важная. Но командир не сможет отдать необходимый приказ личному составу до тех пор, пока они не вернутся на свой аэродром. А летчики, в свою очередь, не смогут сразу же по возвращении приступить к его выполнению, так как самолеты нуждаются в заправке, загрузке боеприпасов, ремонте и подготовке к вылету. Отсюда – более низкая оперативность действий советской авиации против немецкой и невысокий уровень слаженности ее действий с наземными войсками. Тем более что целеуказание на земле (например, раскладывание полотнищ определенной формы в направлении противника), как и система наземного обеспечения самолетовождения, предназначенная для обеспечения полетов в сложных метеоусловиях и ночью, были развиты крайне плохо. В то же время немцы имели развитую сеть радиомаяков, имевших свои часто меняемые волны и позывные.

То, что “в те времена радиостанций на наших истребителях не было и командир лишь на земле мог дать совет”, несколько раз подводило А. И. Покрышкина то в ходе осуществлявшегося под его руководством переучивания летчиков на МиГ-3, или в бою, когда его подразделение не понимало смысл передаваемой команды, что могло привести (и приводило) к самым печальным последствиям.

Став командиром эскадрильи, В. Ф. Голубев сразу же приказал вернуть на самолеты своих подчиненных ранее снятые радиостанции. Это позволило ему существенно повысить управляемость эскадрильей в бою и, главное, его истребители стали наводиться на немцев нашими радарами.

Лишь в 1943 году ситуация значительно улучшилась. Историки подтверждают, что в мае 1943-го в Кубанском воздушном сражении все советские истребители были снабжены радиостанциями. Советские штурмовики систематически получали радиоинформацию с наземных станций, расположенных на направлениях главного удара наземных войск. Такие сообщения помогали истребителям лучше ориентироваться в воздухе, а штурмовикам и бомбардировщикам получать свежие данные о координатах цели и появлении вражеских самолётов.

Связь в танковых войсках

В начале 1930-х, появились и первые танковые радиостанции – 71-ТК образца 1933 года, 71-ТК-1 образца 1935 года и, наконец, 71-ТК-3 образца 1939 года. Эти последние устанавливались не только на танки Т-26 и БТ-7, но и на первые варианты Т-34.

Советские танки в начале войны страдали той же проблемой, что и самолёты – отсутствием радиосвязи, как внутренней, так и внешней. Вернее, на некоторых танках она была, но не отличалась приемлемым качеством, поэтому почти никогда не использовалась. К тому же, рация занимала очень много места, из-за чего приходилось брать меньше боекомплекта. Например, боекомплект танка Т34 без радиостанции — 4 725 патронов для пулемёта, а у танков с радиостанцией – только 2 898 патронов.

Потому основным средством коммуникаций между командиром и механиком-водителем были… сапоги.

«—Внутренняя связь работала безобразно. Связь осуществлялась ногами, то есть у меня на плечах стояли сапоги командира танка, он мне давил на левое или на правое плечо, соответственно я поворачивал танк налево или направо», — вспоминал фронтовик С. Л. Ария.

Командир и заряжающий могли разговаривать, хотя чаще общение происходило жестами: «Заряжающему под нос сунул кулак, и он уже знает, что надо заряжать бронебойным, а растопыренную ладонь — осколочным». И лишь на Т-34 поздних серий начали устанавливать относительно неплохое переговорное устройство ТПУ-3бис. Поэтому командир стал отдавать механику-водителю приказания голосом по внутренней связи, тем более, что технической возможности поставить ему сапоги на плечи у командира Т-34-85 уже не было.

Большой проблемой было и отсутствие рации для связи с внешним миром. По сути, каждый советский танк был предоставлен самому себе и не имел представления об изменяющейся обстановке боя в целом. Возможности надёжно координировать их действия в бою не было. Константин Шипов, начальник штаба танкового батальона 25-й танковой бригады, вспоминает:

«—В апреле 1942 года 12-я танковая бригада продолжала вести безрезультатные боевые действия за овладение городами Славянск и Краматорск. Помню, что при наступлении танки роты встали из-за сильного огня противника и отсутствия пехоты. Радио экипажи выключили. Пришлось вооружиться молотком и, бегая от танка к танку, стучать в броню и указывать направление наступления».

В то же время, важным преимуществом немецких танков являлось наличие радиостанции. Кроме того, каждый немецкий пехотный батальон имел бронетранспортёры с УКВ-радиостанциями с радиусом приёмо-передачи 3 км для связи с командованием. В батальоне этих бронемашин было 12. На каждом танке, на каждой самоходке, на каждом самолёте немцев была радиостанция.

---

Валерий ЛЕБЕДЕВ,
Писатель, журналист, издатель.
Член The International Academy of science, industry,education & arts.
Бостон, США.
Для “RA NY”