Свобода воли

У самых истоков имелось два представления о свободе. Первое идет от Демокрита. Мысль его была ясна и кристальна. В мире имеются только атомы разных размеров и формы.

Душа, (она же ум) – это некое огненное дуновение, вихрь, состоящий из атомов маленьких и круглых. Рассеяны эти атомы по всему телу, но так, что в самом теле сосредоточена неразумная душа, в груди – более разумная, а самая умная – в голове, в мозгу. Все события в мире, по Демокриту (в изложении Диогена Лаэртского, ибо тексты самого Демокрита были утрачены к 4 веку нашей эры) совершаются “по необходимости, так как причиной возникновения всего этого является вихрь, который он называет необходимостью (ананке)”. Ну вот и сказано главное слово: любое действие, которое мог бы совершить человек – это необходимость. Атомы его души, порождающие как его мысль (она – тоже атомы), так и перемещающие тело, сами двигаются от века по предписанным им путям, от которого не могут уклониться “по самой своей природе”.

Стало быть свобода – это и есть необходимость. Как атомы двигались, так и вся судьба любого отдельного человека будет выглядеть. В принципе, ее можно было бы предсказать, знай заранее пути движения всех атомов его души. И, наверное, для запаса предсказательной силы, атомов душ людей его окружающих. Это тот самый идеал, который потом воспел Лаплас, обещавший рассчитать историю Вселенной, если бы ему дали начальные координаты и скорости всех атомов, ее составляющих. Отсюда следует философия квиетизма (фатума, рока, кисмета, истмата), гласящая, что как бы люди ни пытались, ни прыгали и ни рыпались, а ничего сделать нельзя, ибо все предопределено – все пути ведут туда-то.

Эпикур не мог смириться с таким пониманием свободы у Демокрита. В своих письмах к Менекею он писал, что взгляды “физиков” (имелся ввиду Демокрит и его последователи) на любые события как на предопределенные лишают людей не только свободы воли, но даже права на юридические и моральные оценки – ибо если кому-то по причине закономерного движения атомов на роду написано запустить руку в чужой карман (рука-то состоит из атомов, к тому же получает приказы от атомарной же души, а они от века должны двигаться так и только так, что рука сама собой оказывается в чужом кармане), то судить такого человека не за что. Уж так устроена природа, а природу судить нельзя. Это так же глупо, как, например, наказывать реку за наводнение или гору – за извержение вулкана. Если же людей ни оценивать, ни судить нельзя, то возникнет полная безнаказанность человеческих деяний и такое общество неминуемо погибнет. Иными словами, Эпикур руководствовался нравственными соображениями для введения своих «клинамен».

Во избежание этого Эпикур придумал идею, будто бы атомы ни с того ни с сего (без всяких причин) делают некие выбрыки – уклоняются от предписанных им путей. Эти внезапные отклонения (клинамен), далекие прообразы квантовых скачков, по мнению Эпикура должны быть основанием свободы воли. Атом головной, а может и спиномозговой души вдруг колыхнулся, и это проявилось как внезапное решение человека сделать то-то и то-то. А раз человек свободно выбрал свой поступок, то он тогда и ответственен за него.

Хорошо видно, что Эпикур никуда не ушел от детерминизма. Какая разница, как объяснял бы на суде древний грек свою кражу: тем ли, что атомы от природы двигались так, что его рука оказалась в чужом лабазе, или тем, что внезапно зашалил атом души, сделал соскок в сторону, а следом за ним и рука туда же, а там как раз стоял чужой кошель.

Гривенник, подброшенный идентичным импульсом без флуктуаций воздуха (в вакууме) будет всегда падать одной стороной орлом (или решкой). Так что нет у него свободы воли.

Электронов и прочей физической мелочи” в монетке, действительно, много, но все это субуровень, то есть такой, который никак не проявляется в макродвижении “орел-решка”. Точно также, как молекулярный состав стен здания не влияет на дизайн помещения.

Так что законы механики строго детерминированы и при одинаковых импульсах и пр. всегда будет один и тот же результат.

Микро – это другой масштаб (на порядки), мир элементарных частиц. Монету при подбрасывании можно в принципе рассчитать – это позволяют законы механики. Такая у них планида. Неравномерность вращения земли, которая для расчета орла-решки есть величина второго порядка малости и которой можно пренебречь, тоже можно учесть. Как и в проблеме трех тел дело только за мощностью вычислителя. То есть от технической возможности решать миллионы уравнений с миллионами переменных.

А вот рассчитать точно, куда попадет на экран электрон, нельзя, независимо от силы математики и компьютера. Потому что такова концепция квантовой механики. Так называемый корпускулярно-волновой дуализм.

В атмосфере (“в погоде”) миллионы, а затем и триллионы переменных и нет возможности просчитать варианты как это можно сделать для шахматной партии. Я говорю лишь о том, что концептуально для точности расчета макротел (в классической механике) нет ограничений. Потому и монетку можно подкинуть неким автоматом предсказуемым образом. Ну, как работают автоматы по наливанию бутылок или упаковке сигарет.

Чего невозможно сделать при описании микрообъектов. Именно потому, наши понятия сформированы в макромире (например, координаты и скорость) и диковинные свойства элементарных частиц есть не что иное как необходимость описания микрочастиц понятиями, которые для этого не предназначены.Так сказать, это наша ограниченность. Электрон и не частица, и не волна и даже не одновременно частица и волна, а нечто неведомое, с чем человек во время своей эволюции не имел дела, ибо его тело и его органы чувств есть макрообъект.

Для наглядности: электрон излучается как частица, распространяется как волна (поэтому проходит через два разных отверстия одновременно, дает картину дифракции и интерференции), а потом, ударившись об экран, снова локализуется в “шарик” – мы видим точечную вспышку на экране – произошла так называемая редукция волнового пакета.

Слов и понятий много, но для описания движения объекта нам нужны пространственные координаты и его скорость. Или, что тоже самое, импульс и координаты. Эти понятия всегда ассоциируются с частицами. Вспышки на экране – как от частицы. А проход через два отверстия и потом интерференция – явная волна.

Ну и что делать? А говорить, что у электрона корпускулярно-волновой дуализм. Что он и то и другое одновременно.

В общем, повторю мантру: вся квантовая механика есть способ описания нашими макропонятиями (а других просто нет) того, что является иным миром – миром элементарных частиц.

Да, повторю: у нас нет понятий, кроме наработанных нами в нашем макромире, у нас нет другого инструмента для описания и понимания “иных миров” – что микро, что мега. Таково место человека в мире.

И все-таки, при всем том, что мы в микромире имеем дело с вероятностями, и это, казалось бы, уже чем-то родственно с поведением человека (свобода воли электрона – популярное выражение Нильса Бора из копенгагенской интерпретации квантовой механики), на самом деле и законы микромира не могут объяснить свободную волю человека. В общем-то, не в большей мере, чем клинамены Эпикура. Ибо все это тогда отрицало бы ответственность человека за свой выбор. Дескать, я тут ни при чем, все дело в каких-то законах микромира, электрон в нейроне моего мозга как-то случайно шевельнулся, была некая вероятность, что он вдруг куда-то попадет, он и попал. Отсюда якобы мое решение. А на самом деле оно вовсе мое, оно – из-за этого электрона. Его и судите. Как пел Окуджава: “Так природа захотела. Почему- не наше дело. Для чего – не нам судить”.

Свободный человек, телеграфист в чеховской “Свадьбе” на предложение потанцевать мог выбрать: танцевать или нет. Он выбрал не танцевать, сказав: “Что я вам, Спиноза какой-нибудь, чтобы ногами кренделя выписывать?! “. В то время в России гастролировал известный испанский танцор Эспиноза, его и имел ввиду вольный, но темный телеграфист. Хотя он почти угадал, ибо имя Бенедикта (Баруха) Спинозы, предки которого происходили из португальских евреев, писалось также как d’Espinosa или Despinoza.

Cпиноза-философ выписывал кренделя не ногами, а руками – шлифовал линзы и зарабатывал себе на жизнь. Он жил в раннебуржуазных Нидерландах, в обществе, в котором линзы ценились выше, чем рассуждения о свободе и этике. Посему, осознав эту закономерность и выполнив требования необходимости, он обрел максимальную в том мире свободу. Аффектом он называл страсть души, которую определял как смутную идею. То есть, если человеком овладевают страсти, эмоции, аффекты, то он находится в их власти, действует под влиянием “смутных идей”, никоим образом не предвидит последствий своих действий (что дается только ясными идеями) и потому свободным быть не может. Иначе как понять, что человек, например, хотел обрести счастье в объятиях любимой, по нелепой случайности с чужой женой, а в результате получил пулю в живот, мучения и смерть. Не этого же он хотел? Не этого. Стало быть, “это” произошло потому, что он не имел ясных идей (а имел как раз смутные), не видел необходимости того, что его желания аморальны, неразумны, невыполнимы, бессмысленны. Он нарушил теорему Спинозы под номером 72 – “Человек свободный никогда не действует лживо, но всегда честно”.

Дмитрий Карамазов находился во власти эмоций и страстей. Во власти весьма смутных идей. В карты играл, пил, впадал в любовь с наложницей отца. Он не был свободен с самого начала и потому его осуждение на каторгу по ложному обвинению в убийстве папаши мало чего добавило к его несвободе. То-то шел он в колонне кандальников веселым да разухабистым, как бы напевая будущую песню Петра Лещенко “А я Сибири не страшуся, Сибирь ведь тоже русская земля”.

Мераб Мамардашвили:

«Cочиняется какая-нибудь теория, перестраивается жизнь людей, а потом там обнаруживается зияющий концентрационный лагерь, и человек говорит: «Но я этого не хотел». Простите, этого не бывает. Это не принимается героическим сознанием. Даже в качестве извинения не принимается. Героическое сознание знает, что дьявол играет нами, когда мы не мыслим точно.

Изволь мыслить точно. Значит, ты просто не мыслил».

Мы, в конце концов, сами привносим в мир смысл жизни. Да и вообще любой смысл. Какой-такой смысл “жизни” может быть у звезды? В том, чтобы превратиться в конце своей эволюции в белого и, далее, черного карлика? Или нейтронную звезду? Или в черную дыру? Если исходить из вполне разумного допущения (в том смысле разумного, что оно помогает жить даже больше, чем песня), что человеческое существование осмыслено, ибо для чего-то предназначено, то справедливо будет поинтересоваться целью и смыслом жизни каждого отдельного человека. И самый большой смысл – в обретении свободы. А она не дается даром. Freedom is not free – так пишут здесь на памятниках погибшим за свободу.

Свободу нужно осуществлять каждый день. «Лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый день идет за них на бой». Демократия как раз – это то устройство, которое и позволяет все время осуществлять свободу. На выборах всякого уровня. В писании статей. В творчестве, изобретениях, открытиях. В спорах. У меня давно возникла картинка демократии: жонглер на арене побрасывает шесть булав. Все энергия – на эту филигрань. Чуть зазевался – булава упала. Еще – и упали все. Это образ падения в тоталитаризм. На исторических примерах можно видеть, как это происходило в Германии 1933 года, в России 1917 и снова в России 2022. Как быстро упали булавы, как быстро исчезла и та небольшая свобода, что была!

Все попытки вывести свободу воли (и, тем самым, свободу человека вообще) из любых законов природы – физики ли, химии, физиологии ли, все равно, – оказались безуспешными. Ибо свобода воли – это базовое понятие философии. Ничуть не уступающее, например, категории материи, пространству, времени и любым прочим до боли знакомым понятиям. Иными словами – свобода – это онтологическое понятие. Оно лежит в основании понятия “человек”. Если мы хотим о ней говорить, ее следует просто постулировать как некую первичную данность человеческого существования. Эта та самая мысль, к которой уже в ХХ веке пришел экзистенциализм, устами Сартра заявивший “Человек обречен на свободу”. То есть, человек всегда свободен, потому что у него всегда есть возможность выбора, ибо свобода и есть осуществление выбора. Даже в самом безвыходном положении, в тюрьме, он может выбрать смерть или жизнь. Вот как Джордано Бруно выбрал. А вы… Грея ноги у камина – не воображай себя Джордано Бруно.

То, что дело за свободной волей человека, за его выбором, смутно ощущали и древние мыслители. Аристотель, к примеру, полагал, что рабом человек делается всегда потому, что сам выбрал рабство. Мог бы выбрать бой до конца, смерть в бою или самоубийство, но предпочел плен. И – рабство. Стало быть, он по природе раб, только до поры не знал об этом. А теперь – знает.

Ну, а раз свобода – это имманентное свойство человеческой души, то ведь тогда ее и дать нельзя. Ее можно только отбить самому. Это потребность вполне внутренняя.

Первым, кто из философов (помимо теологов) принял свободу воли как онтологическую реальность был Шопенгауэр, что видно самого названия его труда «Мир как воля и представление».

Его философия «Мир как воля и представление» как бы заблаговременно готовила картину будущего, когда именно воля, в общем случае – мышление человека начнет создавать вторую природу уже совсем в явном виде. Например, цифровую реальность, имеющую вид полной иллюзии настоящей в приборах добавленной реальности. К тому же он сочинил много тонких и остроумных афоризмов, и только за это его можно было бы простить.

Кант (между прочим – первый научный космолог) не был таким уж недалеким филистером, как его подавала учебная марксятина, и он первым исследовал априорные формы созерцания, куда как раз включил пространство и время, а в априорные категории рассудка включил причинность. И вообще устройство нашего сознания – не последняя вещь в той научной картине мира, которую мы имеем. Даже Ленин в минуту просветления воскликнул: «сознание не только отражает мир, но и творит его». Как вам такой идеалистический выпад в устах кондового материалиста и богоборца?

Вот фрагмент из Шредингера из его мемуара «Мое мировоззрение» (в нем ссылки на разные имена философов просто кишат).

«Как показывает знаменитый фрагмент Дильса 125, обнаруженный в 1900 г. в рукописях Галена, Эпикур и Лукреций следовали этим же путем, но с очень ценным «усовершенствованием», приписываемым чаще первому. Это так называемые «приступы», призванные, согласно признанию автора, объяснить наличие у людей и животных свободы воли, для которой в самое последнее время была обнаружена достойная внимания параллель. Малоизвинительной находят также монистическую попытку Геккеля и его школы, бросающую даже тень и на их научные заслуги. Объединение Спинозой духа и материи в единой субстанции, которую он называет Богом, с двумя известными нам атрибутами, протяженностью и мышлением, избежало все-таки крупнейшего промаха, когда определенно отклоняется их (духа и материи) взаимодействие, однако при всем глубочайшем уважении к этому исключительно симпатичному, совершенно искреннему и оригинальному мыслителю, его концепция представляется нам преимущественно формальной. Бертран Рассел в своем «The Analysis of Mind» сделал многообещающее добавление, в котором он составляет душевные состояния и тело из элементов одного рода, различающихся лишь по способам взаимной связи».

Отцы-основатели современной физики очень прилично знали философию. Это видно по переписке Эйнштейна с Бессо, Борном, Бором, даже с Рабиндранатом Тагором. Когда-то в Москве издавались «Эйнштейновские сборники», они как раз состояли из переписки Эйнштейна. Жаль, я их оставил там.

---

Валерий ЛЕБЕДЕВ,
Писатель, журналист, издатель.
Член The International Academy of science, industry,education & arts.
Бостон, США.
Для “RA NY”