Есть либералы, которые считают, что набить свой карман - это и есть либерализм. Правда где-то посерёдке. Я считаю, что наше государство - это одно, а Родина, Россия и страна - это немножко другое. Не могу я любить так же государство как я люблю отечество, ибо многое сдесь делается не совсем правильно. Хорошо бы проводить реформы с учётом интересов подавляющего большинтсва нашего населения, которое живет довольно - таки плохо. Зарплата ниже жизненного уровня. Пенсии низкие. Многие проблемы существуют, но это наши внутренние проблемы. Поэтому мы и воюем, и сражаемся. И даже поэта это касается, поэтому я не в стороне от проблем, которые меня волнуют. 200 - летие Пушкина мы встретили без единого поэта. Так же как сейчас столетие Шолохова отметили без писателей. У нас почему-то наше замечательное правительство на культуру не обращает никакого внимания. Но мы решили, что чёрт с Вами, мы будем сами заниматься всем этим. Наверное так надо. По-видимому и у Вас, в США, так же всё происходит, просто у Вас больше всяких фондов, которые помогают. А у нас вытянуть из какого-нибудь богатого человека деньги на культуру трудно. Он скорее на церковь даст, думая, что Бог есть и на том свете ему легче будет. Хочется вспомнить замечательные строки Пушкина:
“И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал...*
Надо быть добрее. Мы стали все злые какие-то. Я про нас говорю. Настолько тяжёлая жизнь, что все думают где заработать, как потратить, где выучить ребёнка, как вылечить больного... Поэтому на положительные эмоции часто не хватает. Лучше плюнуть на всё, как я написала в стихах о сказке, и вернуться к исходному. Пусть у тебя в котелке пусто, но пускай сердце будет полно любви к людям, и желанием добра. Наверное это всё-таки какой-то выход. У нас теперь мало читают. Спорили о том, хорошая ли книжка Гарри Потер. Я такую литературу не читаю. Своей внучке Марине, когда учила её читать, давала книги со стихами Пушкина, Конька Горбунка. И лексика её стала более яркой, насыщенной. Потом я её заинтересовала произведениями Дюма. Она прочитала Граф Монтекристо и многое другое. Марина и Гарри Потера читала конечно. Но вот многие говорят, что хорошо хоть читают Гарри Потера, а то все влезли в компьютеры и забыли о том, что надо читать. Я сама работаю на компьютере, но когда у меня спросили, что такое книга, я ответила, что это конец одиночеству.
- В 59-м году Вы стали членом Союза Писателей СССР. Что это дало Вам в творческом плане?
- Тогда был другой строй, другая жизнь. Всё было другое. Был только создан Союз Писателей России и очень заботились о молодых писателях. Я сразу попала в тёплую компанию Твадовского, Симонова, Луконина, Орлова, Бирюкова, Светлова - замечательных поэтов, которые так же нежно и с интересом относились к молодёжи, как я сейчас отношусь к нашим молодым поэтам. Я помню, как меня в 56-м году привёл один писатель в дом Литераторов и так представил Светлову: “Эта девочка живёт на Дальнем Востоке и пишет стихи.” На что Светлов сказал: “Ну, старуха”- он всех от 8 до 80 называл старухами. “Ну, старуха, давай почитай что-нибудь, только покороче.” Я выбрала самые короткие стихи из трёх строф и прочитала. Он подумал и говорит: “А теперь наоборот”. Я спрашиваю: “Как это?” - на что в ответ слышу: “Какая непонятливая. Переверни их, чтобы конец был в начале, а начало было в конце.” Я не поняла зачем, но перевернула и прочитала. Он подумал, пожевал губами и сказал: “Всё равно плохо.” Ну думаю: “Всё, карьера ещё не началась, но уже закончилась. Пойду-ка я домой.” Но Светлов меня остановил. Положил мне свою тёплую руку на плечо и говорит: “Садись, посиди. Ешь конфеты.”
Какие там конфеты. Я чуть не плакала, потому что поняла, что ничего из меня не получится. Там был какой-то вечер фронтовиков. Все сидели в баре и начали петь песни. Я сама не заметила, как присоединилась к этому песнопению. Песни я знаю почти все русские народные и советские, а я люблю петь. Я начала петь активно, радостно и сразу же забыла про свою печаль. Вдруг, в самый разгар этого песнопения опять на моё плечо водрузилась нежная отеческая Светловская рука и он мне говорит: “Старуха, а может тебе в хор Пятницкого податься?”
А потом в 59-м году я приехала из Хабаровска на Всесоюзную Писательскую Дискуссию и там уже поближе со Светловым познакомилась. Он подарил мне свою книжку, на которой написал: “Римме Казаковой, кажется очень талантливой.” И говорит: “Старуха, обрати внимание, я написал, кажется.” Я ответила: “Вы написали, очень.” В последствии мы с ним “очень” дружили. Я вегда мечтала писать песни. Как-то раз Михаил Аркадьевич писал тексты песен для детского спектакля и одну не дописал по какой-то причине. То ли уехал, то ли забыл, то ли ещё что. А меня ребятишки, молодые актёры, попросили эту песню дописать за него. Я вся была в его песнях. Очень любила его спектакли. Видимо под этим влиянием я как-то подстроилась к их спектаклю и написала песенку, которая пошла. Так началась моя песенная карьера.
Потом я Михаилу Аркадьевичу однажды прочитала песенку о парусе, но я тогда считала, что это стихи. А он говорит: “Ты знаешь, ведь это песня, и ты должна понять, что в песне слова немножко не так ставятся, как в стихах. Между ними должно быть больше простора и их должно быть меньше, чтобы они доходили сразу в единственном варианте до слушателя.” Когда он умер, я эту песенку о парусе посвятила Михаилу Аркадьевичу Светлову. Надо сказать, что она по настоящему песней не стала, а превратилась в бардовскую. Саша Градский написал к ней мелодию. Но я пела её всегда на свой мотив. Последняя моя самая популярная песня исполняется уже в течении двух лет Сашей Малининым.
А в начале осени
клёны листья сбросили.
Облака холодные надо мной.
Что же мы наделали?
Мы любовь не сберегли...
Я спросила Сашу: “Почему ты так радостно поёшь песню о разлуке?” На что он ответил: “Так это же очень по русски. А, пропади всё на свете.”
“Стрелки” поют мою песню:
Я хорошая, а ты меня не любишь.
Я люблю тебя, а ты такой плохой...
Сейчас у нас и в песенном деле кризис тоже, потому что авторы пишут сами себе. Моя внучка говорит мне: “Римм, ты знаешь такую песню “Ты беременна, но это временно”? Или: “Ты люби меня везде, я ведь взрослая уже”. Я женила сына под музыку песни: “Йогурты, йогурты, йогурты уйогурты. Сникерсы, сникерсы... С ума можно сойти. У нас есть певичка по имени Глюкоза, которая поёт: “Место, место, я твоя невеста” - и в концу почему-то: “честноё”. Какую белиберду только не поют. Раньше мне мой родственник из Америки писал, что там все книжные прилавки забиты макулатурой. Наша литература сейчас - это тоже макулатурой забитые книжные прилавки. Как сказала одна моя знакомая издательница: “Мы не издательство, а бизнес система. Это проект и мы должны зарабатывать деньги.” Газета “Московский Литератор” пишет, что явление года - это Донцова. Я была недавно на Кипре, купалась там и отдыхала. Полистала Устинову - Донцову. К литературе это никакого отношения не имеет. Но есть и серьёзная литература.
- Из под Вашего пера вышло множество поэтических сборников. Вы переехали жить в Москву, которой я думаю очень повезло. Ведь Вами написано столько прекрасных стихов о Москве. Как дальше складывалась Ваша жизнь?
- Моя жизнь складывалась не по принципу - где я живу, а по принципу - призвание. Потому что меня ведёт по жизни поэзия, а не место и не время даже. И если бы я жила в Нью Йорке, то и там писла бы стихи. Потому что для поэта отечество - это его родной язык, где бы он ни жил. Даже есть такие стихи у меня:
Мы рождены родною речью.
Она других не безупречней,
А лишь роднее и ясней.
И суть живую, человечью
Мы постигаем с ней и в ней.
В раю, в чистилище, в застенке,
До гроба, до расстрельной стенки
Родная речь всегда жива.
И все души моей оттенки
В её стоических словах.
Если б я была англичанкой, я бы писала полные любви стихи на английском к какой-нибудь англоязычной стране. Чем больше живёшь на свете, тем больше понимаешь, что и Бог един, и люди все равны. И горести и радости примерно одни и те же. Последняя моя книжка вышла совсем недавно. Она называется “Наперекор” - потому что я иду всё время на волну, разбивая колени. У меня была такая книжка, которая называлась “Безответная любовь”. Как-то я пошутила, что самая безответная любовь - это любовь к нашему отечеству. И появились у меня такие стихи:
Говорю я с горечью и с болью,
Но презрев наивное враньё,
Самой безответною любовью
Любим мы отечество своё.
То ли у неё нас слишком много.
И не стоит спрашивать так строго.
Требовать, грубить и теребить.
Может быть не брошен, не несчатен.
Каждый,кто к отечеству причастен
Долгом и достоинством любить.
И пускай оно не отвечает,
Нас не замечает, не венчает.
Но мы в просторах долгих лет
Внимаем и с плеча не рубим.
Просто любим, безответно любим.
А сама любовь - и есть ответ.
- Вы Первый Секретарь Союза Писателей города Москвы. Каково Вам в этой должности приходится?
- Я нахожусь в постоянном состоянии войны, потому что наш патриарх Михалков приватизировал так называемый дом Ростовых. То есть помещение, в котором мы все располагались, и которое дано было в пользование писателям в 1932 году. Он выгнал три организации, в том числе и нашу. Нас сейчас утешает Московское правительство тем, что вроде бы даёт нам помещение. Но это всё бандитское безобразие, которого в нашей стране более чем достаточно. Я уже даже не вздыхаю на эту тему и не переживаю. На месте нашего президента я бы честно сказала, что это не профессия - поэт и писатель. Это хобби. Мы так и живём. Потому, что по указу 91-го года членство в творческом союзе не даёт права на трудовой стаж. Так что мы все бомжи. Раньше мы были духовные бомжи, а теперь настоящие. Потому что помещения у нас на этом этапе нет. Полтора года мы на улице. Но я отношусь к этому спокойно. Я вообще оптимистка. И я написала такие стихи:
Всё падает из рук.
Карандаши, тарелки.
Остался близкий круг
Людей и чувства мелки.
Привычка подвела
В пределах жизни бренной.
Примерила дела
И помыслы к вселенной.
Она теперь мала.
Её масштаб оковы.
Она мечту свела
К задачке местечковой.
И этот крест несём
Мы злясь и соглашаясь.
И словно яд во всём.
Растерянность и жалость.
Но смотрит строго друг.
Пусть нет былого хора.
Остался близкий круг -
Надежда и опора.
Остался близкий круг
Для торжества науки.
Всё падает из рук,
И все вернётся в руки.
Дождаться бы только этого.
- А чем Вы увлекаетесь сегодня?
- Я увлекаюсь многими вещами. От вязания кофточек до публицистики. Я сейчас живу для людей и всё я себе предсказала, когда писала:
“... А случится беда,
Я шагну, назову своё имя.
Я своя у своих.
Меня каждое дерево примет...”
В моём квартале меня все знают. Я ничего из себя не строю. Ничего из себя не представляю. Такой же человек, как и все. То, что я умею писать стихи - это божьи дела.
Возможно, я в конце сентября буду в вашей стране, в Нью-Йорке, тогда встретимся глаза в глаза с Вашими читателями. Я Вас всех очень люблю и считаю соотечественниками, ибо это объясняется общностью менталитета, языка, культуры и просто общего доброго российско-американского отношения друг к другу и к людям.
Для читателей “Русской Америки” интервью брала
Аннета МЕЙМАН
|
