В 1990 году из Нью-Йорка в Москву прилетел кинорежиссер Михаил Богин на съемки своего фильма (под рабочим названием) "Путь". Меня с Мишей связывала кинематографическая юность, когда на "Мосфильме" я проходил студенческую практику на его картине (совместно с Давидом Лифшицем) "Влюбленные". Фильм закрыли: руководство студии не поверило молодым режиссерам и приостановило работу на полпути к ее завершению.
Но Богин доказал свою кинематографическую способность доводить свои замыслы до конца и снял на Рижской студии черно-белую короткометражку "Двое" с Викторией Федоровой, дочерью знаменитой Зои Федоровой. Картина о театре глухонемых получилась очень трогательной и была удостоена восьми (!) наград, в том числе и международных. Мое участие в этом талантливом кинопроизведении Михаила - раскадровка и экспликация, сделанные по его просьбе перед началом съемок. А через несколько лет на фабрике "Рекламфильм" был напечатан мой плакат к мишиной картине по сценарию Агнии Барто "Ищу человека".
Неожиданно для всех на пике славы и признания, сняв несколько замечательных картин - "Зося", "О любви" и другие, он эмигрировал в Америку, и афишу мою увидел лишь спустя годы.
Но вот мы снова встретились в Москве на съемочной площадке. У камеры оператор, умевший рисовать объективом, выдающийся наш Георгий Рерберг - вспомните его "Зеркало" с Андреем Тарковским, "Первый учитель" и "Дядю Ваня" с Андроном Кончаловским, "Мелодии белой ночи" с Сергеем Соловьевым. Пожимая руку, он с полуулыбкой обронил: "Не бойся, Лёня, гениальность не заразна!" Рерберг знал себе цену и действительно был преталантлив, в совершенстве владея мастерством живописания экранного полотна.
Теперь перед его кинокамерой предстали Маргарита Терехова и Евгений Евстигнеев.
Снимается эпизод в поезде.
В купе мягкого вагона к пожилому мужчине входит моложавая экстравагантная дама. Между ними завязывается разговор. С первой минуты становится ясно, что цель их поездки одна: уехать от самих себя, от своих проблем. Каждый из них по-своему несчастен и одинок, несмотря на материальную обеспеченность обоих. Ведь она, материальная обеспеченность, не украшает жизнь, если рядом нет единственно верного и надежного друга.
А что если сейчас, в эту минуту, они, случайные попутчики, встретили друг в друге того единственного, верного и надежного человека, которого порою ищешь весь свой земной век?!
Лица их меняются. В них появляется зыбкая, трепетная надежда. Буквально на наших глазах творилось актерское диво! Из немощного старика рождался романтический мужчина, влюбленно глядящий на свою невесть откуда появившуюся избранницу. А дама теряет свою колкость и оборонительную напряженность.
Становится мягче, добрее, загадочней…
Финал сцены трагичен: она погибает, выбрасывается из поезда. На наших глазах герой, "помолодевший" часом назад от встречи с прекрасной женщиной, увядает, возвращаясь в старческие границы своего возраста, - это надо было видеть!
Дуэт Терехова - Евстигнеев был неподражаем.
Проблема для режиссера, причем наитяжелейшая, состояла лишь в том, как из нескольких прекрасных дублей выбрать лучший. Импровизации следовали одна за другой. И хотя строго по сценарию известного американского драматурга произносились те же самые слова, в кадре не было ни единого повтора!
Трудно было совмещать обязанности художника-постановщика на площадке с восторгом от реальности жизненной ситуации. Воссоздаваемой двумя выдающимися актерами. Сделал несколько зарисовок. Наброски Евгению Александровичу понравились. Я их ему подарил Он попросил написать с него масляный портрет. Договорились о встрече, благо, что рядом жили. Дом в дом на Миусах.
Но театральная и кинематографическая занятость Евстигнеева, его бесконечные гастроли и командировки, да и моя издательские побегушки не дали нам возможность провести хотя бы один сеанс позирования. Остались карандашные мгновения встреч как предвестники расставания с большим талантом, так рано нас осиротившим.
Возвращаюсь к сцене "Купе стального вагона", диалога наших героев. В решении эпизода, да и картины в целом, я предложил режиссеру нетрадиционный ход, подчеркивающий искусственность и постановочность происходящего действа, тем самым диссонансно противопоставив разворачивающуюся драму: в кадр "случайно" попадает микрофон, в зеркалах за спинами Тереховой и Евстигнеева отражаются члены съемочной группы - осветители, гримеры, реквизиторы, уборщица с тряпкой. Зритель "присутствует" на съемках. Он видит, что удивительную атмосферу интима и доверительной правдивости актеры достигают в такой неудобной ,"публичной" обстановке. Чтобы наши "ненужные" лица мешали сосредоточиться зрителю, который сам в какой-то степени становится режиссером, выбирая на экране "нужные" для восприятия сюжета персонажи.
Рербергу идея понравилась, когда мы втроем у Георгия дома с режиссером Богиным обсуждали изобразительную концепцию сценария. Миша этот ход, к моему сожалению, не принял.
Но картину снял добротно, по-мхатовски классично.
По-рерберговски блестяще.
По-тереховски изысканно.
По-евстигнеевски безупречно!
Леонид КОЗЛОВ,
для “Русской Америки, NY”
| 
