№ 451

НЕЗАВИСИМАЯ ГАЗЕТА
НЕЗАВИСИМЫХ МНЕНИЙ

В НОМЕРЕ:

Содержание
О праймериз
и не только
Робин Гуды Интернета
Самоубийство Сенеки
"Черная курица"

РУБРИКИ:

Международная панорама
Новости "города большого яблока"
Эксклюзив.
Только в
"Русской Америке"
Криминальная Америка
Личности
Президенты США
Страничка путешественника
Литературная страничка
Время муз
Женский уголок

ИНФОРМАЦИЯ:

АРХИВ
РЕДАКЦИЯ
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР
РЕДКОЛЛЕГИЯ
НАШИ АВТОРЫ
ПРАЙС
КОНТАКТ

ЛИЧНОСТИ

САМОУБИЙСТВО СЕНЕКИ.

Великий древнеримский философ Луций Анней Сенека родился в Испании, Кордове, на рубеже двух исторических эпох и умер в Италии, недалеко от Рима, в 65 году н. э. Он мог бы еще жить, но, узнав о том, что император Нерон приговорил его к смерти, покончил жизнь самоубийством.

Будущий философ рос в очень одаренной и добродетельной семье. Его отец Марк Анней Сенека, известный в истории литературы под именем Сенека-ритор, был человеком глубочайшего ума и образованности. В годы правления Августа он покинул свой родной город и перебрался в Рим. Его жена Гельвия, мать будущего философа, последовавшая за своим мужем, отличалась чистотой нравов и помыслов. Они дали сыну блестящее образование, уделив особое внимание воспитанию доброжелательности, чуткости и отзывчивости, чувства морального долга и ответственности.

От рождения Сенека был слаб здоровьем. По его словам, он переболел чуть ли не всеми болезнями. Особенно он страдал от хронического катара дыхательных путей. "Сначала, - писал взрослый Сенека, - я не обращал на это особого внимания: благодаря молодости мне было не слишком тяжело переносить болезнь. Но в конце концов мне пришлось слечь, так как катар довел меня до того, что я весь истаял и страшно ослаб. Я даже стал подумывать о самоубийстве; но меня удержала мысль о том, как я оставлю моего отца - старика, очень меня любившего. Я принял во внимание не то, как бы прекрасно мог бы умереть я сам, но как бы он горевал по моей кончине".

Вот, оказывается, когда появились у Сенеки мысли о смерти и самоубийстве. Но уже тогда чувство морального долга взяло у него верх над побуждением покончить с собой, чтобы избавиться от мучений. К тому же друзья всячески отвлекали его от мрачных мыслей. Впоследствии Сенека писал о них с чувством глубокой благодарности: "Ничто так не восстанавливает силы больного, как участие друзей. Ничто не устраняет в такой мере ожидания и страха смерти. Я не думал, что я весь умру, если они переживут меня. Я думал, что буду жить тогда, если не с ними, то через них. Мне казалось, что я не испущу духа своего, не передам его им. Все это поддерживало во мне желание вылечиться и терпеливо переносить все мучения". Однако эти мысли будут преследовать его всю жизнь. Этому не могли не способствовать его учителя по философии, особенно стоик Аттал, пифагореец Социон и киник Деметрий.

Аттал, как и другие философы-стоики, утверждал, что важно не то, какое дело человек выбирает, а то, чтобы во всем, что он делает, он обучался проявлять благородство, быть ответственным, следовать совести, долгу и чести. Эти качества стоики считали ядром, стержнем человеческой морали. При этом они говорили: учи не словами, а примером. Слушая лекции Аттала о невежестве и пороках людей, юный Сенека испытывал глубокое сожаление о роде людском, таком далеком от совершенства, и ему казалось, что его учитель - существо высшее, не как другие люди. "Когда он, - говорил начинающий философ об Аттале, - проповедовал бедность и доказывал, в какой мере лишняя и ненужная тягость все, что превышает первые потребности, мне хотелось уйти из школы нищим. Когда он обличал наши страсти и проповедовал целомудрие, трезвость, чистоту воображения и советовал не предаваться не только нехорошим наслаждениям, но даже излишним, хотелось совсем отказать себе в пище и питье". "Кое-что из его наставлений, - писал Сенека своему другу Луцилию в старости, - осталось у меня на всю жизнь. Сначала же я следовал им очень горячо, но затем, отдавшись общественной деятельности, растерял многие из этих правил. Но все же на всю жизнь я отказался от устриц и грибов, ибо эта пища служит не для насыщения, но лишь для возбуждения аппетита, и только помогает съесть больше, чем желудок мог бы вместить. Точно так же, благодаря советам Аттала, я на всю жизнь отказался от духов, тем более что всего лучше для тела, если оно совсем не пахнет. Бросил я также пить вино и стал избегать бань, находя излишней изнеженностью расслаблять свое тело искусственными парами. Другие же привычки возвратились, хотя я в них соблюдаю строгую умеренность, тем более что она не легче, чем полное воздержание".

Большое впечатление производили на Сенеку и лекции Социона. Будучи пифагорейцем, т. е. последователем Пифагора, знаменитого древнегреческого философа и математика, жившего в VI веке до н. э., Социон знакомил своих учеников с его учением о смысле жизни и смерти, утверждающее, что "мы, люди, находимся как бы под стражей, и не следует ни избавляться от нее своими силами, ни бежать". Смысл этого учения заключается, в частности, в том, что тело - темница души и что освобождение души от оков тела наступает лишь со смертью. Поэтому смерть есть освобождение, однако самому произвольно лишать себя смерти нечестиво, поскольку люди часть божественного достояния, и боги сами укажут человеку, когда и как угодна им его смерть. Закрывая тем самым лазейку для самоубийства как произвольного пути к освобождению, пифагорейское учение придает напряженный и драматический смысл ожидания смерти и подготовки к ней. Вместе с тем, исходя из этого учения о бессмертии души и особенно о переселении душ из мертвых тел в живые тела не только людей, но и животных, из чего следует, что люди и животные имеют одинаковое право на существование, Социон излагал пифагорейскую доктрину вегетарианства, согласно которой люди должны ограничить себя растительной пищей. Социону даже удалось склонить Сенеку к воздержанию от мясной пищи. Около года Сенека питался исключительно растительной пищей. Он уже стал привыкать к ней, и ему казалось даже, что дух его стал подвижнее, а ум острее. Но в это время тогдашний император Тиберий начал гонения на тайные секты евреев и египтян, казавшиеся подозрительными властям: внешним признаком этих сект было неупотребление в пищу мяса некоторых животных. Отец Сенеки, без восторга относившийся к отказу своего сына от мясной пищи, воспользовался этим случаем и уговорил его не увлекаться вегетарианством.

Не менее сильное влияние на жизнь и духовное развитие Сенеки, на формирование его философских взглядов оказывал и Деметрий. Он исповедовал учение кинизма, призывавшее людей к простоте жизни, к самоотречению и перенесению трудностей, к предельному ограничению своих потребностей, к умению постоять за себя, проявляя силу духа, характера, воли. Гордый и смелый Деметрий был отрицательно настроен против тогдашнего образа жизни. Он презирал богатство и роскошь, бичевал тех, кто находил смысл существования в славе и почестях, смеялся над ничтожеством властей, был неоднократно преследуем. В то же время он строго придерживался самых возвышенных правил жизни. "Я любил его, Деметрия, - писал Сенека, - и, бросив жирных улиток в пурпуре, говорил с этим полуобнаженным чудаком и восхищался, видя, что он не чувствует никаких лишений. Все презирать лучше, чем иметь все. Кратчайший путь к богатству - презрение этого богатства. Деметрий же так живет, как будто он не то, что презирает все вещи, но предоставил другим ими пользоваться".

Своим презрением к богатству и неподкупностью он удивил императора Калигулу, отказавшись принять от него очень ценный подарок. "Неужели, - говорил Деметрий, - он думал, что я дам продать себя за такую ничтожную цену? Чтобы подкупить меня, не хватило бы всего его царства". Одному царедворцу, гордившемуся своим богатством, Деметрий сказал: "И я был бы так же богат, как и ты, если бы стал торговать своей совестью". В глубокой старости он осыпал оскорблениями Веспасиана. Но коса нашла на камень. Этот мудрый император презрительно заметил, что считает излишним убивать собаку, которая на него лает. Сенека сохранил дружеские отношения с Деметрием почти до своей смерти.

Высокого мнения придерживался Сенека и о своем учителе Фабиане Папирии, который славился как прекрасный оратор и высоконравственный человек. "Из уст его выходят не речи, но сама нравственность", - говорил Сенека. В другом месте Сенека ставит его в образец лектора по философии за ясность и плавную медленность, с какою он читал свои лекции. Фабиан, как и Аттал, читал лекции не только по философии, но и по естественной истории. Под их руководством Сенека написал сочинение о землетрясениях, переделанное им впоследствии и вошедшее в состав его "Естественнонаучных вопросов". В этом сочинении Сенека подробно и обстоятельно разбирает различные гипотезы древних о землетрясениях, объяснявшие эти явления то влиянием подземного огня, то колебаниями мирового океана, на котором плавает земной материк, то напором подземных газов, то сочетанием нескольких из этих причин. Сенека отдал предпочтение гипотезе, рассматривающей землетрясения, как следствие напора скопившихся под землею газов.

Увлечение молодого Сенеки философией, да еще стоической, не нравилось его отцу. Дело в том, что общественные условия той эпохи не благоприятствовали той популярности, которой философия пользовалась прежде, во времена республиканского Рима. Теперь же, с образованием Римской империи, духовные ценности все больше уступали место материальным. По словам Сенеки (судя по его письмам), модной этикой становился легкий эпикуреизм, привитый римскому обществу грациозной поэзий Горация (выдающийся древнеримский поэт, живший в I веке до н. э. - И. Ю). "Добродетель, мудрость и справедливость, - говорили тогдашние представители высших классов, - только пустой звук. Все человеческое счастье заключается в хорошей жизни: есть, пить, расточать полученное наследство - вот это жизнь, вот это значит помнить, что мы смертны. Проходят дни и минует быстротечная жизнь. Зачем же думать? Что за радость быть мудрецом в нашей жизни, в которой не всегда будут доступны наслаждения, даже в то время, когда можно им предаваться, когда сама природа их требует. Приписывать себе умеренность - это предвосхищать смерть и отказывать заранее себе в том, что она отнимет у нас. Нет у тебя любовницы; ежедневно ты проводишь время трезвым; обедаешь так, как будто тебе придется показывать свою расходную книжку строгому отцу. Это не называется жить, но только смотреть, как живут другие. Не безумно ли копить имущество для своего наследника и отказывать себе во всем, когда большое наследство только превращает друзей во врагов. Ибо чем больше останется после тебя, тем более будет радоваться твоей смерти наследник. Не ставь ни в грош этих мрачных и подозрительных цензоров чужой жизни, врагов самим себе, публичных наставников и не сомневайся, что веселая жизнь предпочтительнее их хорошего мнения".

Таково было настроение римского общества при первых императорах. Неудивительно поэтому, что философов-стоиков ненавидели за то, что их пример был живым укором обществу. Правительству же они казались подозрительными, потому что, осуждая современный им порядок вещей, они, естественно, возвращались в мечтах к древним республиканским формам. Впоследствии стоиков нередко даже изгоняли из Рима императорскими декретами как людей вредных. Уже Сенеке в своих последних сочинениях приходилось тщетно доказывать, что философия не мешает политической благонадежности. Будучи, таким образом, небезопасными, занятия философией сверх того считались мало почетными. Не этим ли объясняется стремление отца Сенеки и других его родных отвлечь его от возлюбленной им науки? Уступая их упорным настояниям, молодой философ после долгих колебаний обратился к адвокатской деятельности. "Медицина, - говорили в те времена, - ведет к богатству, адвокатура - к почестям". Судя по косвенным данным, речи Сенеки блистали по содержанию остроумием и глубокомыслием, а по форме подкупали плавностью и ясностью изложения.

На долю Сенеки выпало жить в те времена, когда Римом правили особенно жестокие императоры: Калигула, Клавдий и Нерон. Они завидовали его незаурядному уму, удивительному красноречию и популярности в народе. Эта зависть-ненависть не давала им покоя, побуждая лишить Сенеку жизни.

Сначала намеревался это сделать император Калигула. Тот самый Калигула, который настоял на избрании его любимой лошади в Римский сенат. Отличаясь болезненной завистью к талантливым людям и считая себя выдающимся оратором, Калигула возненавидел Сенеку за его огромный успех у публики и приказал убить философа. Но за него заступилась одна из фавориток императора, уговорившей его не убивать философа, так как он очень болен и в ближайшее время умрет своей смертью. А вскоре после этого погиб сам Калигула, став жертвой организованного против него заговора..

Пришедший на смену Калигуле император Клавдий тоже невзлюбил Сенеку, но предпочел не убивать его, а сослать на остров Корсика, известный своим тяжелым климатом: мол, этот болезненный философ долго там не протянет. Тем более, что незадолго до ссылки он потерял отца, жену и единственного сына. Каково же было ему после этих страшных ударов судьбы жить на мрачном острове в окружении полудикарей!..

Около восьми лет находился Сенека в ссылке. На первых порах он был в отчаянии. Снова стали одолевать его мысли о самоубийстве. И снова чувство морального долга, сознание того, какое горе он причинит близким ему людям, особенно матери, заставило его отказаться от намерения свести счеты с жизнью. Все чаще задумываясь о смысле человеческого бытия, о его духовно-моральных ценностях, Сенека пришел к выводу, что участь его не так уж тяжела, какему представлялось прежде. "Пусть судьба, - писал он своей матери, - забросила меня в страну, где хижины - самое обширное жилище. Я бы счел себя малодушным и низким, если бы не мрг утешиться мыслью, что и Ромул жил в хижине. Надо стараться, чтобы в этой хижине обитала добродетель. И хижина окажется прекраснее всех храмов, если в ней будут обитать справедливость, воздержание, мудрость, благочестие, разум, познание божеского и человеческого. Разве ничтожно то место, в котором живет столько добродетелей? Никакая ссылка не покажется тяжелой, если можно удалиться в нее в таком обществе".

Между тем в Риме произошли события, благоприятные для Сенеки. Император Клавдий женился во второй раз на властолюбивой и коварной римлянке Агриппине . Она вернула опального философа из ссылки и поручила ему воспитание своего сына - Нерона, которого хотела возвести на престол. Задача, стоявшая перед Сенекой, была явно не из легких. По иронии судьбы, один из самых нравственных мыслителей древнего мира призван был воспитывать одного из самых безнравственных правителей той эпохи. Не случайно в тогдашнем Риме поговаривали, будто отец Нерона, узнав о рождении сына, сказал, что от этого брака может родиться только чудовище. Сенеке не потребовалось много времени, чтобы, разгадав природу своего царственного воспитанника, убедиться в этом. Мудрый философ говорил, что Нерон - это хищный лев, которому стоит только дать попробовать крови, чтобы он обнаружил всю ярость своего характера. Однако у Сенеки не опускались руки: он сделал все возможное, чтобы обуздать эту ярость и как можно дольше не давать ей проявиться… И в том, что Нерон, вступивший в 17-летнем возрасте на императорский престол, вел себя в первые годы царствования более или менее сдержанно и терпимо, безусловно, была большая заслуга его воспитателя.

Юный император охотно прислушивался к советам своего учителя, совершал под его влиянием достойные поступки. Но чем больше Нерон постигал вкус власти, тем сильнее пробуждался в нем кровожадный зверь. И Сенека ничего не мог с ним поделать. Настали годы нероновской вакханалии, кровавых оргий и грязных доносов. Враги Сенеки (а их было немало) старались оклеветать его в глазах Нерона. Они обвиняли философа в том, что он всячески стремится завоевать в народе популярность, большую, чем у императора. Утверждая, что Сенека считает себя лучшим оратором Рима и осуждает при этом всевозможные развлечения цезаря, они внушали Нерону, что он уже не ребенок, и поэтому ему пора освободиться из-под контроля зазнавшегося философа.

В конце концов поток клеветы и доносов на Сенеку сделал свое черное дело. Болезненно подозрительный Нерон велел умертвить своего наставника. Сенека был готов к этому. Как и другие философы стоической школы, он призывал мужественно и даже презрительно относиться к смерти. В "Нравственных письмах к Луцилию" (124 письма в 20 книгах), представляющих собою целый курс нравственной философии, особенно много говорится о смерти, о том, как следует встречать собственную смерть и как относиться к смерти близких людей. Если свести воедино все сказанное о ней в этих письмах (нередко в форме афоризмов), то можно смело утверждать, что мы имеем дело с весьма оригинальным учением о смерти, выдержанным, разумеется, в духе стоицизма с присущим ему (и особенно самому Сенеке) пессимизмом. Что же представляют собой основные идеи этого учения?

В смерти нет страдания: "Причина страха смерти кроется не в самой смерти, но в умирающем. В смерти не более тягостного, чем после смерти. Но ведь так же безумно бояться того, чего не испытываешь, как и того, чего не почувствуешь. А разве можно чувствовать то, через что совсем перестанешь чувствовать?... Приходит смерть: ее можно бы бояться, если бы она осталась с тобою. Но она неизбежно или наступит, или свершится. .. В смерти нет страдания: ведь необходимо, чтобы был субъект, испытывающий его".

Смерть не должна быть страшна, потому что мы уже знаем ее. "Уже потому что ты родился, ты должен умереть… Мы испытывали смерть до нашего рождения: ведь смерть - это небытие; каково оно, мы уже знаем. После нас будет то же, что было до нас. Если в смерти есть какая-либо мука, очевидно, она была уже и раньше, чем вы явились на свет. Но тогда мы не чувствовали никаких страданий… не нелепо ли думать, что светильнику хуже после того, как его погасят, чем до того, как его зажгут? Мы тоже загораемся и гаснем. В этот промежуток времени мы испытываем некоторое страдание. Вне его по обе стороны должен быть полный покой. Вся ошибка в том. что мы думаем, будто смерть только последует за жизнью, тогда как она и предшествовала ей".

Смерть неизбежна, а потому мы не должны ее бояться: "Мы боимся не смерти, но мысли о смерти, потому-то от смерти мы всегда одинаково далеки… если смерти бояться, ее следует бояться постоянно, ибо какой же час изъят от ее власти? Часто мы должны умереть, и не хотим: умираем и все-таки не хотим. Конечно, все знают, что когда-нибудь придется умереть, однако когда наступает час смерти, прячутся от нее, дрожат и плачут. Но разве не нелепо плакать о том, что не жил тысячу лет тому назад? И одинаково нелепо плакать и о том, что не будешь жить тысячу лет спустя. Ведь это одно и тоже. Не было и не будет… Мы недовольны судьбой, но что справедливее: чтобы мы подчинялись законам природы или чтобы она подчинялась нам? А если так, не все ли равно, когда ты умрешь, коль ты в любом случае должен умереть. Надо заботиться не о том, чтобы долго жить, но чтобы жить достойно".

Смерть есть явление справедливое: "Неблагоразумно печалиться, во-первых, потому, что печалью ничему не поможешь; во-вторых, несправедливо жаловаться на то, что теперь случилось с одним, но ожидает и всех других; в-третьих, нелепо грустить, когда и тот , кто теперь скорбит, сам скоро последует за оплакиваемым".

Смерть не есть уничтожение, но только видоизменение: "Все кончается, ничего не гибнет. И смерть, которой мы так боимся и ненавидим, только видоизменяет жизнь, а не отнимает ее. Наступит день, когда мы снова выйдем на свет, и как знать, быть может, многие не захотели бы этого, если бы не забыли о прежней жизни!".

Смерть есть избавление от жизненных невзгод: "Безразлично, когда умереть - рано или поздно. Кто живет - во власти судьбы, кто не боится смерти, - избежал ее власти… Знай, что если ты не хочешь, ты должен будешь умереть. Так сделай своим то, что в чужой власти… Величайшее благо жизни в том, что есть смерть. Важно жить хорошо, а не долго". Часто даже все благо в том, чтобы недолго жить… Кто умер, не чувствует страданий… Если обращать внимание на горести, то жизнь долга даже для отрока; если же на скоротечность - она коротка и для старца. Кто рано кончил путь жизни - счастлив, ибо жизнь не есть благо или зло сама по себе, но только арена для блага и зла".

В жизни нет ничего, что привязывало бы к ней: "Что заставляет жить? Наслаждения? Но ты ими пресыщен. Ты все перепробовал в жизни. Чего тебе жаль? Друзей и родины? Но разве ты ценишь их хотя бы во столько, чтобы ради них позднее поужинать… Ты боишься смерти, но разве твоя жизнь не есть сама смерть? Но, возразят мне, мы хотим жить, потому что живем праведно; мы не хотим бросать наши обязанности, которые налагает на нас жизнь, так как мы справляем их хорошо и искусно. Как? Вы не знаете, что одна из обязанностей, налагаемых жизнью, состоит в смерти. К тому же вы не оставите ни одной из ваших обязанностей: ведь число их неопределенно. Совершенно все равно, когда кончишь жизнь, лишь бы кончить ее хорошо. .. Чтобы равнодушнее смотреть на жизнь и смерть, думай каждый день о том, сколь многие цепляются за жизнь совершенно так, как цепляются за колючие тернии утопающие в быстром течении реки. Сколь многие колеблются между страхом смерти и мучением жизни: и жить не хотят, и умереть не умеют".

Сенека учил не только бесстрашно смотреть смерти в глаза, но и призывал в определенных ситуациях прибегать к самоубийству. Он восхищался упорством, с каким самоубийцы преследовали свою цель. Теперь ему предстояло на личном примере показать, что это не были пустые слова.

По рассказу известного древнеримского историка Тацита, когда прибывший от Нерона посланник сообщил философу о решении императора, "Сенека обнял свою жену (он был женат во второй раз - И. Ю.) и, растроганный зрелищем собственного несчастья, стал уговаривать ее утешиться в созерцании добродетельной жизни своего мужа. Паулина возражала, что и она хочет умереть вместе с мужем, и требовала, чтобы ее пронзили мечом. Сенека не хотел отнимать у нее этой славы, а также опасался, чтобы жена его, оставшись без поддержки, не подверглась худшим оскорблениям. Поэтому он сказал ей: "Я указывал тебе на утешения, какие может дать жизнь, но ты предпочитаешь умереть. Я не буду противиться. Умрем же вместе с одинаковым мужеством, но ты с большею славою". После этих слов оба вскрыли себе жилы на руках. У Сенеки, истощенного старостью и строгим образом жизни, кровь вытекала очень медленно; чтобы ускорить ее истечение, он приказал открыть жилы также на ногах и на коленях. Утомленный жестокою болью и боясь смутить свою жену видом своих мучений, а также и сам опасаясь мучения при виде ее страданий, Сенека велел перенести себя в другую комнату. Там он с красноречием, не покинувшим его даже в последний момент, призвал писцов, диктовал им многое, чего я, однако, не решаюсь повторить здесь".

"Нерон, - читаем мы дальше у Тацита, - не имел никакой личной ненависти против Паулины и, боясь упреков в излишней жестокости, приказал спасти ее.

По настояниям воинов, рабы и вольноотпущенники перевязали ей жилы и остановили кровь, неизвестно, впрочем, с ее ли согласия. Ибо, так как в обществе склонны верить только дурному, то были и такие, которые уверяли, что, пока она боялась жестокости Нерона, она искала славы умереть вместе с мужем, когда же ей была подана надежда на его милость, в ней проснулось желание жить. После этого она прожила еще несколько лет, храня уважение к памяти мужа; но бледность ее лица и членов доказывала, что она потеряла очень много крови.

Между тем Сенека, так как истечение крови у него шло медленно и смерть не наступала, попросил Стация Аннея, своего друга и опытного врача, дать ему яд, приготовленный на всякий случай заранее. Это был тот яд, которым афиняне отравляли осужденных на смерть (очевидно, этим ядом - цикутой - умертвили Сократа - И. Ю.). Сенека принял яд, но напрасно, так как тело его похолодело и яд не производил своего действия. Тогда он вошел в горячую ванну и, обрызгав водою окружавших его рабов, сказал, что это возлияние Юпитеру Освободителю. В ванне он задохнулся от горячих паров. Его тело было вынуто из нее и предано сожжению без всяких торжественных обрядов. Так завещал он незадолго перед смертью. Завещание это было найдено среди его рукописей…"


И. ЮДОВИН,
для "Русской Америки, NY"

наверх
вернуться к содержанию номера

РАДИО:

ПРИЛОЖЕНИЯ:

РЕКЛАМА:

ПАРТНЕРЫ:

ПАРТНЕРЫ

Copyright © 2012 Russian America, New York