Работая с научной литературой о войне, иногда встречаешься с весьма забавными вещами, о которых ранее даже не приято было вспоминать. Мы, к примеру, и думать не могли, что советский генерал может материться и распускать руки, как последний биндюжник в одесском порту. Не знали и о роли русской матерщины в управлении воздушным боем и т.д. и т.п. Таких примеров собралось у меня множество. Сейчас, видимо, настало время рассказать о том, что я накопил. Ибо на войне было не только горестное и героическое, но и смешное. Об этом и расскажем в данной статье.
СТОРОННИКИ "ПАЛОЧНОЙ" ДИСЦИПЛИНЫ
Одним из них был генерал - полковник, впоследствии маршал И. С. Конев. Он - бывший унтер - офицер царской армии, затем комиссар, вырос в советское время до Маршала Советского Союза. О нём написал В. В. Бешанов в книге "Год 1942 - “учебный", Виктор Суворов в ряде своих работ и многие другие. Так вот все авторы отмечают, что был он человеком личной храбрости, но "дипломатией заниматься, прямо сказать, не умел." Как сообщает В. Бешанов, по отношению к подчинённым это выражалось в насаждении в буквальном смысле этого слова палочной дисциплины. "То есть у Конева, - сообщает он, - была особая палка, которой он лупил провинившегося. Когда я ему сказал об этом, - вспоминал маршал А. Е. Голованов, - он ответил: "Да я лучше морду ему набью, чем под трибунал отдавать, там расстреляют!". А поэтому подчинённые воспринимали такой стиль руководства как должное. Тем более те, кто встречался с маршалом Жуковым, склонны были рассматривать Конева, как либерала. В отличие от Конева, Георгий Константинович, не моргнув глазом, мог и в морду дать, и под трибунал отправить, а то и приказать организовать расстрел на месте. Даже драчливый генерал Еременко, о котором речь ниже, считал Жукова "узурпатором и грубияном". Ну точно, как у Бабеля: отец Бени Крика среди биндюжников слыл грубияном. А известный полярный лётчик Г. Ф. Байдуков охарактеризовал Жукова одним словом - "зверюга". Под стать ему был его заместитель по Западному фронту генерал Г. Ф. Захаров, о котором говорили, что он "…преданный Советскому государству и Коммунистической партии воин, но очень не сдержан на руку". Что это означает, читатели сами догадываются.
О проделках генерала и будущего маршала А. И. Еременко вообще ходили легенды. Как сообщает Бешанов, сам Сталин называл его "драчливым генералом". В книге "1942 - "учебный" в связи с этим приводится любопытный документ - жалоба члена Военного совета 13-й армии, секретаря ЦК Компартии Белоруссии Ганенко на имя Сталина: "Находясь на передовой линии фронта истекшей ночью, я с генералом Ефремовым вернулись в опергруппу штабарма для разработки приказа о наступлении. Сюда прибыл командующий фронтом Еременко вместе с членом Военного совета Мазеповым, при них разыгралась следующая сцена: Еременко, не спросив ни о чем, начал упрекать Военный совет в трусости и предательстве Родины, на мои замечания, что бросать такие тяжёлые обвинения не стоит, Ерёменко бросился на меня с кулаками и несколько раз ударил меня по лицу, угрожая расстрелом. Я заявил - расстрелять он может, но унижать достоинство коммуниста и депутата Верховного Совета он не имеет права. Тогда Ерёменко вынул маузер, но вмешательство Ефремова помешало ему произвести выстрел. После этого он стал угрожать расстрелом Ефремову. На протяжении всей этой безобразной сцены Еременко истерически выкрикивал ругательства, несколько поостыв, Ерёменко стал хвастать, что он, якобы с одобрения Сталина, избил несколько командиров корпусов, а одному разбил голову. Сев за стол ужинать, Ерёменко заставлял пить с ним водку Ефремова, а когда последний отказался, с ругательством стал кричать, что Ефремов к нему в оппозиции, быть у него заместителем больше не может, тем более что он не может бить в морду командиров соединений". История эта закончилась вполне благополучно. Верховный пожурил будущего маршала и дал ему кличку "драчливый генерал". На этом и поставили точку. Не менее драчливым был командующий Сталинградским фронтом генерал - лейтенант Гордов. Полководец он был не ахти какой, да к тому же отличался крайне неуживчивым характером и тоже, как и многие другие советские генералы, был "горячий человек". Н. С. Хрущёв так охарактеризовал командующего фронтом: "…недостаток его заключался в грубости. Он дрался с людьми. Сам очень щупленький человечек, но бьет своих офицеров".
Впрочем, в глазах Сталина рукоприкладство, как мы знаем, являлось не недостатком, а свидетельством "твердости руководства" и не наказывалось. Примеров таких не счесть. Многие генералы и офицеры в результате произвола подобного рода, лишились жизни. Их расстреливали прямо на глазах подчинённых. В этом отношении, пожалуй, за Жуковым следовал Мехлис. Вот такие были дела.
Но складывались порой и весьма комические ситуации с благополучным исходом. Об одном таком случае поведал ветеран войны, инженер - полковник в отставке Кожевников Георгий Вячеславович в публикации "На следующий день после Победы" в журнале "Военно - исторический архив".
ПУТЕШЕСТВИЕ В ПАРИЖ
Произошел этот случай, который описал Кожевников, на следующий день после подписания акта о капитуляции Германии. Два офицера, майор и капитан сидели и продолжали отмечать великую Победу, что и делала тогда вся армия - от солдата до генерала. А застолье у этих героев было невдалеке от славного города Прага. Грудь была увешана у наших героев орденами и медалями. И прошли они всю войну, оставшись живыми и невредимыми, что случалось не так уж часто. Сидели, вспоминали. И тут майор высказал мысль, что, дескать, лежит теперь вся Европа перед ними. Можно и поехать куда пожелаешь. Капитан сразу и не понял, о чем речь. Майор уточнил: есть у него желание прокатиться по Европе, в Париж, к примеру. Надоело в лесу сидеть. Капитан опешил: "Как в Париж?". - Очень просто, мы всех освободили, с американцами полное понимание, взять карту, несколько канистр бензина и пошёл. Представляешь себе - Париж….улицы залиты светом, девушки смеются…Когда ещё будет случай посмотреть Европу, а тут всё рядом и Вася - шофёр на ходу…А? Капитана долго убеждать не пришлось. Возникло лишь одно сомнение: ведь Париж далеко: На что майор вполне резонно заметил: "Это тебе не Россия, где всё далеко. Здесь далеко не бывает. Пошли к топографам, потребуем у них карту, у них теперь должны быть карты на всю Европу!...". Естественно, карту им сделали. И оказалось, что до Парижа всего - то ничего - тысячу километров. А что такое тысяча километров для машины "Виллис", да ещё с таким водителем, как Вася, прошедший на ней все фронтовые дороги!?
Сказано - сделано. Канистры заполнили горючим, сухим пайком на первое время себя тоже обеспечили. Водитель Василий был человеком опытным, запасливым, машина у него всегда была в полном порядке. Не зря всю войну на ней шастал. Выпили ещё по стопарику. Предложили и водителю. Но тот отказался. За рулем Вася никогда не пил. Твердо знал, что нельзя. Ну а наши офицеры, пригубив ещё немного, взобрались на "козлика" и - вперед, на Запад.
Американцы на своих КПП, как правило, их не задерживали. К русским ребятам у них отношение было более чем тёплое. Ну а там, где их пытались проверить, срабатывала русская гвардейская смекалка. Вот так и докатили до Парижа. Там - то и началось самое главное. До этого парижане русских военных не видели. А тут три воина прибыли в столицу Франции. Да каких! Все в орденах и медалях, статные, не совсем трезвые, что вполне естественно. Толпы парижан окружали наших героев. Появились и русские эмигранты, которые выступали в роли переводчиков. И, как это водится везде на Западе, корреспонденты газет. Угощали их в лучших ресторанах, ночевали они в фешенебельных отелях. Вася, правда, машину не оставлял. Всегда при ней. Попытка американского патруля задержать их успехом не увенчалась. Парижане их просто не отдавали. В газетах появились статьи с крупными заголовками: "Русские в Париже".
Описывались наиболее красочные эпизоды этой эпопеи. Само собой разумеется, что слухи о прибытии какой - то делегации Красной Армии дошли до генерала - представителя советского Главнокомандующего при штабе Эйзенхауэра. Американцы запросили этого генерала, известно ли ему, что эта делегация без согласования с ними встречается с парижанами. Меры были приняты немедленно.. Путешественники были доставлены в помещение советского представительства. Само собой разумеется, что разговаривать с ними не представлялось никакой возможности. Пришли воины в норму под утро. Приведя себя в полный порядок, предстали пред очами генерала и все честно рассказали, хотя о похождениях в Париже помнили весьма смутно, так как дозы веселящего напитка принимали многократно в течение суток. Естественно, генерал их пожурил за самовольство. Но вот один вопрос он им задал весьма любопытный. Полковник Мацкевич воспроизводит эту беседу.
- Ну, отличились, друзья, вон сколько наград добыли, а порядков не знаете и солдата в грех вводили, с собой таскали. У меня к вам ещё один вопрос, как же вы это длинные речи на митингах произносили?
- Товарищ генерал, так уж получилось, - смущённо сказал капитан, - у меня была такая молоденькая очень грамотная переводчица, так я два слова, а у неё целая речь получается.
Далее генерал им сказал: "Так вот, товарищи офицеры, до решения Москвы будете здесь под домашним арестом…солдат ни в чём не виноват и хоть чересчур подвыпил….но машину и вас сохранил, его наказывать не за что, за него отвечать будете вы…".
Через пару дней с сопровождающими машину и путешественников отправили в штаб Третьей гвардейской танковой армии с сопроводительным пи-сьмом. По законам военного времени (а они ещё тогда действовали), их судил военный трибунал за дезертирство. Присудили к расстрелу. В соответствии с законом, приговор представили командующему армией на утверждение. Однако Член Военного Совета посоветовал ему не спешить с утверждением приговора. "Ведь это не совсем обычное дезертирство, - отметил он, - оставление части в военное время с целью уклониться от несения службы, кроме того, вот перевод присланных из Парижа газет "Русские в Париже - тут в стихах и красках пишут, как парижане принимали якобы посланцев Советской Армии, во - вторых… Мой совет такой - я все описал в донесениях… и в заключение просил указаний. Давай подождём, что они скажут…".
На этом и порешили. Не прошло и нескольких дней, как на стол командующему легла только что поступившая директива, содержание которой тоже приводится в цитируемом материале. В частности, там было сказано: "Отмечаются случаи, когда военнослужащие, воодушевлённые великой освободительной миссией Советской Армии, самовольно покидают расположение своих частей и соединений и совершают поездки в различные города европейских государств, где их как победителей, триумфально встречает население этих городов. Верховный Главнокомандующий приказал… развернуть и неустанно проводить работу, направленную на воспитание дисциплины и разъяснение недопустимости самовольных разъездов…".
Итак, не расстрелять, а "разъяснять"!. И командарм дал указание Члену Военного Совета освободить двух офицеров (шофера Васю так и не судили), "разъяснить" им недопустимость подобного и отправить в часть. Но при этом командарм просил не особенно пропагандировать эту директиву.
Вот так благополучно закончилась эта история, о которой нам поведал Георгий Кожевников. Он же сообщил, что командующим армией был генерал - полковник танковых войск Павел Семенович Рыбалко, членом Военного Совета этой же армии - генерал - лейтенант танковых войск Семен Иванович Мельников. Может быть найдутся среди ветеранов и свидетели подобных событий. Напишите. Это ведь так интересно. И сами решите, быль это или небылица. А вот сейчас речь пойдет о были, о событиях, непосредственным участником которых был полковник В. В. Мацкевич, и которые он описал в статье "Ненормативная лексика - "грозное оружие" советских лётчиков".
МАТ КАК СПОСОБ УПРАВЛЕНИЯ ВОЗДУШНЫМ БОЕМ
События, о которых нам поведал известный изобретатель, полковник Мацкевич Вадим Викторович происходили в период войны в Корее. Все помнят, что в воздушных боях там себя достойно показали как американские, так и советские лётчики. Командиром одного из полков был некто Шестаков. Полк хороший. Летчики храбрые. Но вот водился за ними грех - матерились они, как говорили тогда, "по - чёрному". Естественно, в воздухе, а особенно в период боя.
Автор приводит такой пример. Командир корпуса неоднократно запрашивал "Я "Алмаз", "Алмаз"! Кто в тридцать седьмом квадрате". После неоднократных запросов через все аэродромные репродукторы на весь честной мир последовал ответ: "Ну и х…с тобой, что ты "Алмаз". Не знаем, кто в тридцать седьмом квадрате! Что привязался!". Комкор взбесился и решил отчитать летчиков. На ковер вызвали комполка Шестакова.
Автор цитируемой работы был свидетелем этого разговора. "Шестаков,- кричал на него комкор, - что за безобразие! Когда твой полк в воздухе, прекращается радиосвязь не только у нас, но и у американцев. Вы забиваете эфир матершиной. Они поэтому и узнают вас, и как только услышат мат, тут же сообщают, что полк Шестакова в воздухе… Ну, нельзя ведь до такой степени ругаться, чтобы прекращалась во всём корпусе радиосвязь!... А вчера меня обматерили…Что, вы меня не уважаете?". И тут же привел этот случай с "Алмазом". Естественно, командир корпуса приказал прекратить в воздухе мат. В ответ Шестаков заметил, что комкора уважают все, но при этом он хотел бы сказать пару слов.
Его речь была примечательной. Вот фрагменты, которые приводит Вадим Мацкевич. "Товарищ генерал!...Как обычно, летит наш лётчик, вдруг сзади что - то появилось, поблескивает. То ли "МИГ", то ли "Сейбр". В нос их отличить невозможно. В профиль они отличаются, а в нос - нет. Наш летчик, к примеру, спрашивает: "Я - 82-й, я - 82-й, кто там сзади?" И тотчас же слышит ответ: "Я свой, я свой!" А кто это ответил? Или наш лётчик, или это специальная служба американцев на каждый наш запрос отвечает:"Я свой!" Наш продолжает спокойно лететь и оказывается сбитым! Сколько мы потеряли наших лётчиков в результате американской хитрости одному Богу известно! А как у нас, в моём полку? Летит наш, сзади кто-то появился, он спрашивает: "Я 82-й, я 82-й, какая б… там прицепилась сзади?" Если отвечают американцы, то они говорят: "Я свой, я свой". А если наш летит, то в ответ раздается: "Что сдрейфил? Ё… твою мать и т. д. Свой я, свой". И так мать - перемать. Вот это значит дейст-вительно свой, потому что американцы материться не умеют!".
У генерала, естественно, отвисла челюсть. А Шестаков продолжал далее: "А приходиться ругаться, чтобы общий фон был такой матерный. Понимаете? Потому что, если мы будем материться только во время атаки, то они тоже схитрят и быстренько сообразят, что мат у нас принят на вооружение. Так. Ну, так что, товарищ генерал, будем накладывать взыскание или делиться боевым опытом?".
Естественно, предпочтение было отдано последнему. И ещё. Хочу привести содержание разговора цитируемого автора с заместителем Шестакова. Мацкевич ему задали вопрос: почему в их полку все такие здоровяки? Ответ был весьма примечательным: "Очень просто. Наш полк базировался в Уссурийске. Там летом плюс 50, а зимой минус 60. Жуткий климат Мы круглые сутки спирт глушили, вот слабые все и повымирали Командир дивизии раз в месяц прилетит к нам. Построит в одну шеренгу Мы стоим, а руки у все трясутся. Он встанет на правый фланг и спрашивает: "Ну, как орлы, побьем их?". А мы хором отвечаем: "Побьем! Где они?".
Вот такую быль, или байку нам поведал Вадим Викторович Мацкевич.
Могло ли быть такое? Вполне. Я сам служил на Чукотке. И была у нас авиаэскадрилья. Транспортная. А спирту у лётчиков - залейся. Вот и пили. Не только они, но и пехота. Со слабым здоровьем подобного напряжения не выдержишь. Вот и действовал закон естественного отбора.
Вилен ЛЮЛЕЧНИК,
для "Русской Америки, NY".
|
