За окном надувал паруса кораблей XVI век. Он бил ставнями окон, подгонял грузчиков, загружавших корабли бочками с вином и порохом. Перекатывая с волны на волну громадные фрегаты, заставлял шкиперов под нецензурную брань матросов вглядываться вновь и вновь в горизонт. Испания, Португалия, Англия схватывались не раз друг с другом за власть над морями. Ведь по голубым артериям морей неслись золото, драгоценные шелка и диковинные пряности, всё, что составляло тогда кровь торговли и промышленности, начавших уже преображать и омолаживать Старый Свет.
16 век, как и предшествовавший ему 15-й был веком географических открытий. И хотя уже была открыта Америка, а древняя карта римского географа Птоломея, которой пользовались вплоть до Колумба, сменилась более современным описанием мира, то, что находилось за пределами европейского континента всё ещё оставалось во многом Terra Incognito (неизвестной землёй).
Где-то там, на севере, предполагали одни, находится то ли Скифия, то ли Сарматия, которой, по их мнению, всё ещё правят монголы. Самые сведующие, а их было ничтожное количество, говорили о диковинной земле, где не тает снег и все ходят круглый год в собольих шубах, а земля называется Московией. Имени же правителя далёкой земли никто практически не знал. А между тем, Московией правил в то время ни кто иной, как Иван IV, из-за деяний своих получивший прозвище Грозный. Недоверяющий абсолютно никому, невероятно жестокий, он беспрестанно рубил головы, сажал на кол и расчленял на части тех, на кого падал его подозрительный взгляд. В перерывах между посещением пыточной камеры и кровавыми походами против собственных городов, он интересовался античной историей, астрологией, магическими свойствами драгоценных камней, сочинял псалмы, неистово до пота молился и шантажировал осмелившихся возражать ему православных священников то обращением всех в католичество, то угрозой реформ на манер своего кумира английского короля Генриха VIII .
Тем временем англичане, не подозревавшие о существовании Ивана Грозного, были озабочены лихорадочной сменой своих правителей и теми религиозными метаморфозами, к которым они должны были всякий раз приспосабливаться. 6 июля 1553 года умер шестнадцатилетний король-протестант Эдуард VI, его сменила «королева на час» лэди Джейн Грэй. Торжествовашие было протестанты, проснувшись августовским утром 1553 года, обнаружили себя под властью на дух не переносившей их фанатичной католички Марии Тюдор. Заточив свою соперницу Джейн Грэй в Тауэр, она принялась твёрдой рукой восстанавливать так беспощадно разрушенное отцом Генрихом VIII могущество католической церкви.
На этом фоне и разыгрались события, имеющие непосредственное отношение к нашему рассказу. В то время, как в Лондоне устраивалась поудобней на троне Мария Тюдор, где-то в Северном море, по расчётам капитанов на полпути в Китай, перекатывались с волны на волну три английских фрегата. Море было неспокойным. Лишь с большим трудом можно было разглядеть на, бесконечно заливамых водой, названия кораблей: “Edward Bonaventure”, “Bona Speranza”, “Bona Confidentia”.
Целью экспедиции было открытие короткого пути в Китай, так как существовавший тогда караванный путь из Китая в Европу, по которому перевозился так ценившийся в Европе шёлк был необычайно долгим и требовал больших денежных затрат. Два корабля из трёх потерпели крушение во время жуткого шторма. Пережил морские передряги корабль, капитаном которого был Ричард Ченслер. Но, как это случилось с Колумбом, мечтавшим отыскать путь в Индию и открывшим Америку, Ченслер, волей судьбы вместо Китая попал в Россию, открыв её рынки для устремившихся туда немедленно английских купцов. Об иностранце, заброшенным волей обстоятельств на территорию его царства, узнал Иван Грозный и после тяжелейшего и долгого пути через заснеженную северную Лапландию, где высадился со своим экипажем английский капитан, он, наконец, предстал «пред светлые очи» русского царя. Ченслер, судя по записям в его дневнике, был в шоке от роскоши царского дворца. Глаза его жмурились от сиящей сапфирами и изумрадами царской короны, боярских одежд из золотой парчи, посуды, усыпанной зёрнами драгоценных камней.
Вслед за Ченслером, в Москву первопрестольную зачастил английский дипломат Антони Дженкинс. Из одного из своих вояжей, он вернулся в Лондон с личным посланием Грозного к английской королеве Елизавете. Царь предлагал английской королеве тесный союз и принятие взаимных обязательств о предоставлении друг другу убежища в случае, если кому-нибудь из них будет грозить опасность. Говоря о союзе, Иван прежде всего имел ввиду военный союз двух правителей. Преисполненный уважением к англичанам, Грозный решил, что союз с владычицей морей, богатой и могущественной Англией не помешает. Да и к тому же страх перед очередным заговором, мнимым и подлинным, упорно возвращал царя к одной и той же мысли: куда бежать, в случае если его жизни будет угрожать опасность. На север, к шведам, но там его «брата», как он именовал шведского короля Эрика, подданные, уставшие от его жестоких безумств, совсем недавно сбросили с престола. Поближе на Запад, но там ненавистные Польша и Литва – давнее прибежище для князя Курбского и ему подобных, бежавших туда от его гнева и опалы.
Англия, считал он, была бы недосягаема для его врагов, да и с ней он был бы непобедим. Завоевать расположение английской королевы стало его манией. Историки так и назовут это – «англоманией Ивана Грозного». Но в мечтах своих, склонный к фантазиям царь, пошёл дальше. Грозный решил стать мужем всё ещё пребывавшей в девицах, английской королевы Елизаветы. На одной из встреч с Джениксом царь неожиданно для англичанина заговорил о брачном союзе с Елизаветой, чем совершенно обескуражил посланника.
О планах брачного союза с английской королевой знали считанные люди из наиболее доверенных лиц царя, среди которых числился до поры до времени (у Грозного, все числились в друзьях до поры до времени) некий Бомелей, сменивший туманный Альбион на Россию, знающий всего понемногу, авантюрист, которыми просто кишела тогда Европа. Бомелей поделился с царём пророчеством о том, что Грозному суждено стать королём Англии. По его гороскопам выходило, что браку царя с английской королевой, якобы, благоприятствуют звёзды. Брошенная Бомелеем идея помолвки с английской королевой попала на благоприятную почву. Она явно увлекла Грозного.
Без пяти минут король Англии, каким воображал себя Грозный, он ждал ответа на прямой вопрос, хочет ли королева стать его женой. Но Елизавета, ко времени сватовства к ней русского царя, пришла к выводу, что замужество не сулит ей никаких особых выгод, наоборот – одни неприятности. Ведь выйдя замуж, она обязательно заденет этим чьё-то самолюбие: то ли кого-то из своих поданных, то ли искавших её руки заморских принцев и королей, от которых не было отбоя. Неопределённость в вопросах замужества с одной стороны не пресекала надежд со стороны многочисленных претендентов, с другой – открывала большие возможности для внутренних и внешних интриг, то есть, именно для того, чем жила и сама Елизавета и её двор.
Из дипломатических соображений, не желая также подводить «под монастырь» английских купцов в России, Елизавета пришла к выводу, что в создавшейся довольно деликатной ситуации умнее всего повременить с ответом царю насчёт замужества. Время, надеялась она, рассеет сумасбродные планы русского царя. Но задержка с ответом лишь разозлила Грозного, вызвала у него раздражение. Это скоро почувствовали и английские купцы. Почувствовал это и посланник английской королевы сэр Томас Рандольф. Он оказался, по сути дела, под домашним арестом. К дому, где он остановился, была приставлена стража и прошло четыре томительных месяца прежде, чем посол её величества получил разрешение на аудиенцию с Иваном Грозным.
У посланника Елизаветы были чёткие инструкции «восстановить порядок в английской торговле» и отклонить как можно вежливей брачное предложение Ивана. Аудиенция была тайной. Глубокой ночью доверенный царя боярин Вяземский провёл Рандольфа в «государев дворец». Всё походило на кадры приключенского фильма. Англичанина заставили переодеться в русское платье. Ни одна живая душа не должна была знать об этой встрече. После беседы, длившейся в течение нескольких часов, царь под какие-то, видимо, смутные надежды, которые внушил ему английский посланник, распорядился восстановить все прежние льготы английских купцов. В Англию, тем временем, был отправлен русский посол, который возвратился в Москву с личным письмом от английской королевы.
Елизавета предлагала Грозному убежище в случае опасности. В то же время она отклонила идею предлагаемого им убежища для неё в России, заявив, что её подданные не дают ей повода к панике и потому она не предвидит ситуации, при которой ей придётся спасаться бегством. Что же касается военного союза, на который надеялся Грозный, то Елизавета дала понять, что сможет решить в пользу этого лишь после одобрения такого союза королевским советом. Задетый за живое письмом Елизаветы, которая абсолютно проигнорировала его предложение о браке и по сути дела отвергла идею военного союза, Иван в ответном письме дал волю своему раздражению. Вот доподлинно его довольно таки «язвительное» письмо Елизавете, полное намёков и на её зависимость от какого-то там «королевского совета» и даже на то, что она была, есть и будет достойной презрения старой девой. «И мы чаяли того, что ты на своём государстве государыня и сама владееш, ажно у тебя мимо тебя люди владеют и не токмо люди, но мужики торговые, а ты пребываешь в своём девическом чине как есть пошлая девица».
Неизвестно перевели ли Елизавете дословно послание Грозного. Возможно, что смышлённый переводчик несколько смягчил особенно оскорбительные слова в адрес её Величества. Известно лишь, что к войне между Англией и Россией это не привело. Но в 1581 году в самый разгар войны с Польшей, очень неудачно складывавшейся для Грозного, он вновь вспоминает об Англии. В то время в Россию часто наезжал купец и дипломат Джером Горсей. Его рассказы о могуществе английского флота буквально загипнотизировали Грозного. Горсей по просьбе царя отправляется со сверхтайной миссией в Англию. В личном письме к королеве царь просил в этот раз не только военной помощи, но и руки одной из родственниц королевы некой Марии Гастингс. Раз уж так упирается королева, решил, видимо, царь, то что ж, сойдёт и кто-нибудь поменьше чином. Бабушка Марии доводилась Елизавете двоюродной сестрой. Идеей женитьбы на Марии Гастингс увлёк Грозного попавший как раз к этому времени на службу к царю в качестве личного доктора некий Робертс. Робертсу была, похоже, поручена деликатная миссия восстановить былое расположение Грозного к английским купцам и в наиболее дипломатичной манере переключить брачные интересы Ивана с Елизаветы на одну из её родственниц.
Вновь закрутилась сватовская карусель. Уже упомянутый Горсей отправляется с тайным посланием царя в Англию. Вот как об этом пишет сам Горсей: «Когда письма и наказы царя были готовы, я и Савелий Фролов, главный государственный секретарь, спрятали их в тайном дне деревяной фляги, полной водки, подвесили её под гриву моей лошади, меня снабдили четыремястами венгерских золотых дукатов, которые зашили в обувь и моё старое платье. «Я не стану рассказывать тебе секретные сведения, потому, что ты должен проходить страны, воюющие с нами, - сказал царь, - если ты попадёшь в руки наших врагов, они могут заставить тебя выдать тайну. То, что нужно передать королеве, моей любезной сестре, содержится во фляге, и, когда ты прибудешь в безопасное место, её можно будет открыть. Теперь и всегда оставайся верным и честным, а моей наградой будет добро тебе и почёт». Я пал ниц, поклонился в ноги, на душе у меня было беспокойно – предстояли неизбежные опасности и беды».
Пропустим «неизбежные опасности и беды», которые, действительно, выпали на долю Горсея. «Я носил свою секретную флягу с водкой, - пишет Горсей, - днём на поясе под корсетом, а ночью она служила мне подушкой... Прибыв из Гамбурга в Англию, я открыл мою флягу с водкой, вынул и надушил как мог, письма и наставления царя, однако королева почувствовала запах водки, когда я их вручал, пришлось раскрыть причину этого, к удовольствию её величества».
Вслед за Горсеем в Англию отправился личный посланник царя Фёдор Писемский, который должен был оформить окончательный военный союз России с Англией и, что было даже важнее в глазах Грозного, заключить брачный союз с племянницей Елизаветы Марией Гастингс.
Послу Грозного было поручено увидеть леди Гастингс, как следует рассмотреть её и дать по приезду полный отчёт царю: какова она, красива ли, дородна ли, какого роста. Писемский должен был привезти с собой портрет царской невесты и «точную мерку на бумаге». Ему были даны инструкции и на тот случай, если англичане пожелают смутить его и намекнут на недавний седьмой брак русского царя. В этом случае, посланник Грозного должен был ответить, что это не имеет никакого значения, так как новая царица простого боярского рода, т.е. не чета королевской племяннице. Ему было велено также дать понять, что не будет никаких трудностей в случае, если возникнет необходимость избавиться от жены. Писемский обязан был оговорить и определённые аспекты будущего брака. Мария Гастингс, как и те её придворные, которые захотели бы обосноваться с ней в России, должны были принять православие.
Когда Писемский объявил в Лондоне о желании Грозного жениться на племяннице Елизаветы, правительством английской королевы была пущена в ход политика умышленного затягивания окончательного решения. После восьми месяцев топтания на месте, Писемский добился, наконец, разрешения на встречу между ним и, как поспешили её титуловать на свой лад русские «московской императрицей Марией Гастингдонской».
Вот как свидание русского посла с Марией Гастингс описал уже упомянутый англичанин Горсей: «Королева предоставила им (посольству царя) возможность увидеть леди, которая в сопровождении назначенного числа знатных дам и девушек, а также молодых придворных явилась перед послом в саду Йоркского дворца. У неё был величественный вид. Посол в сопровождении свиты из знати и других лиц был приведён к ней, поклонился, пал ниц к её ногам, затем поднялся, отбежал назад, не поворачиваясь спиной, что очень удивило её и её спутников. Потом он сказал через переводчика, что для него достаточно лишь взглянуть на этого ангела, который, он надеется, станет супругой его господина, он хвалил её ангельскую наружность, сложение и необыкновенную красоту. Впоследствие её близкие друзья при дворе прозвали её царицей Московии».
Под впечатлением встречи Писемский спешит доложить царю, что Мэри Гастингс «ростом высока, тонка, лицом бела, очи серы, волосом руса, нос прям, у рук пальцы тонки и долги». Сама Мэри вначале дала себя уговорить стать невестой царя Московии, но позже, узнав о царе побольше, наотрез отказалась от его предложения. Прибывший в Москву английский посол Баус, когда царь в беседе коснулся идеи женитьбы на Мэри Гастингс, сообщил, что она нездорова и ей будет не по силам столь длительное путешествие в Россию. К тому же, её родители не хотят разлучаться с дочерью.
Между тем, Елизавета вновь дала понять Грозному, что в случае опасности, он может всегда надеяться на убежище в Англии, где ему будут оказаны все приличествующие ему почести и обхождение. Раздосадованному царю было сказано, что у английской королевы есть много других родственников, помимо Мэри Гастингс. На одной из встреч с английским послом, Грозный сказал, что он настолько настроился соединиться браком с одной из родственниц Елизаветы, что даже намерен для этой цели сам отправиться в Англию и захватить с собой все свои богатства, т.е. по сути дела всю государственную казну.
Приближённые Грозного были не на шутку встревожены английскими прожектами царя и перспективой потери столь великих богатств. По одной из версий именно это и послужило причиной смерти Грозного, то ли отравленного, то ли задушенного тогдашним фаворитом Богданом Бельским. Заговорщики, в число которых входил и будущий царь Борис Годунов, решили одним махом избавиться и от кровавого деспота, и от его сумасшедших затей. Когда английский посол Баус осведомился о возможности очередной аудиенции с Грозным, глава посольского приказа Щелкалов, не пытаясь даже скрыть своего злорадства, выпалил в лицо елизаветинскому посланнику: «Помер ваш английский царь, помер».
Так закончилась несколько затянувшаяся эпопея странного сватовства Грозного, который за время своего правления имел семь жён, собственноручно душил своих незаконорожденных детей и принёс своему народу больше горя, чем монгольская орда. Нет, точнее всё же по английски, чем по русски звучит его прозвище: Ivan the Terrible, что переводится как Иван Ужасный. Он же, как это значилось в его титулах: «Царь и великий князь всея Руси. А также царь новгородский, казанский, астраханский. Государь псковский, великий князь смоленский, тверской, югорский, пермский, вятский, болгарский» и... несостоявшийся король Англии, скажем мы, и добавим - к счастью для англичан.
Яков РАБИНЕР,
для "Русской Америки, NY".
|
