Это я о журнале «Корни». Не нужно рассматривать это заглавие, как приговор последней инстанции. Там, где я поставил знак «плюс», обязательно найдётся некто, который поменяет его на «минус», там, где я поставил пятерку, другие скажут, что и тройки много, любое мнение субъективно, и истина в споре рождается крайне редко, так было только тогда, когда спор завершал начальник, издавая приказ.
Чаще истина тонет среди многообразия мнений и оценок, но это не значит, что не нужно выражать мнение и давать оценки, иначе получится, что любой автор всегда прав, а так никогда не бывает. Даже классики правы далеко не всегда. Помните, как классик Д. Писарев обругал классика А. Пушкина, а классик И. Сталин – классика Ф. Энгельса?
Имея всё это в виду, я хочу выразить всего две оценки по следам публикаций журнала «Корни». Обе публикации нашли своё место на страницах номера 33. А поскольку природа любит равновесие, и любое нарушение равновесия стремится выровнять то ли ветром из области повышенного давления в область пониженного, то ли морским течением, то ли землетрясением, то одна оценка будет положительная, а другая отрицательная. Надеюсь, что ни та, ни другая землетрясения не вызовет.
Прежде всего, прошу выдать почётную грамоту автору журнала «Корни» Виктору Малинову за его статью «История российских евреев в их фамилиях». К его званию – кандидат технических наук – в связи с этой публикацией можно смело добавить – звание «Кандидат исторических наук», но, раз редакция журнала «Корни» таких полномочий не имеет, для начала, пусть будет почётная грамота. Я обязательно расскажу своему другу Жоре Левитину, откуда взялась его фамилия, своему знакомому Мильману расскажу, что его предки были мельниками, а соседа Альтшулера обрадую, что его фамилия переводится не как старый шулер, происходит от слова шул, что на идише означает – синагога, и шулер это не жулик, а служащий синагоги.
Оказалось что Маркс это не более, чем сын Марка, другими словами, его предки могли носить фамилию Марксон, а потом какой-нибудь чиновник, выписывая очередное свидетельство о рождении, торопился на обед, и сократил её на две буквы. Кто бы мог подумать, что в фамилии Маршак зашифровано «Морейну ребе Шломо клугер», что можно перевести, как «Наш учитель Соломон мудрый». Боюсь, что Самуил Яковлевич умер, так и не узнав об этом.
Теперь Михаил Жванецкий и Михаил Ходорковский могут поискать своих родственников в населённых пунктах Жванец и Ходорков, где, как выяснилось, жили их предки. Одним словом, пусть Виктор Малинов примет мою искреннюю читательскую благодарность, и не надо думать, что это оценка неадекватная, разве не ради этого работают все поэты, писатели и публицисты.
Теперь возьмём на вооружение знак «минус» и будем его использовать как таран, чтобы взломать словесные сооружения Анатолия Вайнштейна, которые он словно линию Маннергейма, построил в статье «Грустный юбилей».
Речь идёт о 1937 годе, после которого прошло 70 лет, поэтому и «Грустный юбилей». Автор называет этот год самым страшным годом советской эпохи. Откуда он взял, что этот год был самым страшным? Ему об этом сказал Никита Сергеевич Хрущёв в своём закрытом докладе на 20-м съезде КПСС. Но можно ли всё, что говорил Н.С. Хрущёв считать образцом правдивости? После его отставки выяснилось, что нельзя. Если мы больше не верим на слово ни Марксу, ни Ленину, почему мы должны верить Хрущёву?
Сам Вайнштейн приводит цифру, что в 1937 году расстреляно 353 тысячи человек. Если согласиться, что в эпоху Ленина-Сталина расстреляно, или иным образом умерщвлено 60-70 млн. человек ( а некоторые исследователи округляют эту цифру до ста миллионов), то станет ясно, что 37-й год был сравнительно безобидным. С 1918 до 1952 года включительно прошло 34 года. Если исходить из цифры 65 млн. то окажется, что в среднем в год режим истреблял 1,9 млн. наших соотечественников. Значит, 1937 год даже до средней величины далеко не дотягивает.
Для кого 1937 год был самым страшным? В этом году уровень репрессий был поднят до правительства и политбюро. Вот для кого он был страшным. Пока миллионами гибли кулаки и подкулачники, пока расстреливали так называемые враждебные классы от царской семьи до непмана, торговавшего в ларьке ботиночными шнурками, по этой логике ничего страшного не происходило, но когда неожиданно арестовали трёх маршалов Советского Союза, партийная элита забеспокоилась. Теперь поставим вопрос так: действительно ли из 353 тысяч расстрелянных в 1937 году все до единого ни в чём невиновны? Раз уж заговорили о маршалах, то нужно припомнить, как Тухачевский тысячами расстреливал крестьянских заложников, как применял химические войска против собственного народа, как подавлял кронштадский мятеж, и ещё много чего ему можно припомнить. Его расстреляли, как врага народа, а потом хрущёвская юстиция его реабилитировала, но означает ли это, что он перестал был врагом народа? Восставшие крестьяне и восставшие моряки хотели не так уж много – они хотели, чтобы чекисты и продотряды не отбирали у крестьянина всё, что он вырастил. После того, как Тухачевский расстрелял крестьян и матросов из артиллерии крупных калибров, В.И. Ленин пришёл к выводу, что они правы и заменил продразвёрстку продналогом, то есть, косвенно признал, что Тухачевский, так ожесточённо стрелявший из орудий, был не совсем прав. Это означает, что даже на уровне ленинского правительства возникло понимание того, что в собственный народ стрелять из орудий могут только его враги.
А что собой представлял маршал Блюхер? Примерно то же самое, что и Тухачевский. Он был награжден четырьмя орденами Красного знамени, но по свидетельству одной из жён (а их у него было не то 5 не то 6 ) ордена он носить не любил, зато со значком Почётного чекиста никогда не расставался. Это коё о чём говорит. Если к этому добавить, то, что он был законченным алкоголиком и то, что он был членом суда, который судил собственных начальников из Наркомата обороны, объём сожалений о его несправедливой судьбе значительно уменьшится. Фамилия третьего маршала была Егоров. Пусть исследователь 1937 года Вайнштейн расскажет нам, действительно ли этот маршал так уж чист и непорочен?
Если судить по той компании, в которой он находился на скамье подсудимых (а там были такие мастера убийств и расстрелов, как командующий Киевским военным округом Иона Якир и заместитель наркома внутренних дел Михаил Фриновский), то его непорочность может оказаться под большим вопросом.
Каменев, Зиновьев и Бухарин были не военачальниками, а лидерами единственно правильной партии, и уже в силу этого они не могли быть непричастны к уже совершенным к тому времени преступлениям – и к репрессиям они приложили руку и к коллективизации и к ликвидации кулачества, как класса. Конкретные их преступления историкам хорошо известны, и если отмена их реабилитации в России до сих пор не осуществлена, то это по той же причине, по которой не похоронен Владимир Ильич Ленин.
У меня к Анатолию Вайнштейну просьба: чтобы не просматривать списки всех расстрелянных в 1937 году, пусть представит справку, подписанную Генеральным прокурором или Председателем Верховного суда России, в которой будет сказано, что из 353 тысяч расстрелянных 91 тысяча (цифра чисто условная) никогда не имели отношения к партийным органам, ЧОН, ВЧК, продотрядам и другим бандформированиям. И тогда мы с ним хором провозгласим, что 91 тысяча человек в 1937 году были расстреляны, хотя ни в чём не были виноваты. При этом нужно проигнорировать и обвинительные заключения и документы о реабилитации, а руководствоваться только записями в трудовых книжках.
Если Анатолий Вайнштейн хочет знать мою личную оценку 1937 года, то я её очень кратко выскажу. Отдышавшись после коллективизации и индустриализации, Иосиф Виссарионович огляделся вокруг и пришёл к выводу, что партия, которой он руководит, и руководящий костяк которой составляет так, называемая, ленинская гвардия, после всех совершённых ею преступлений заслуженно пользуется у населения страны не всенародной любовью, а всенародной ненавистью. Сначала чуть ли не ежедневно он подписывал документы: «Приказ Владимира Ульянова (Ленина) № …от… отменить». Но потом понял, что этого недостаточно. Нужно было с этой ненасытной, кровожадной, проворовавшейся, бессовестной бандой кончать. Такая задача была поставлена перед карательными органами, которые возглавил преданный и решительный человек Н.Н. Ежов. Далее, можно цитировать множество работ, в том числе и ту, что написал Анатолий Вайнштейн. И кампания, которую некоторые называют второй гражданской войной, началась.
Очень кстати незадолго до 1937 года муж кировской любовницы, застукав свою жену в объятиях ленинградского партийного лидера, его застрелил. Если бы этого не случилось, нашелся бы другой предлог, а Сергей Миронович Киров, преступления которого ещё предстоит исследовать, оказался бы в компании Зиновьева, Бухарина, Каменева и их коллег по разбою.
При этом следует сказать, что, несмотря на твёрдость и бескомпромиссность Сталина, которые ему приписывают, поставленную перед собой задачу он до конца не решил.
Например, Бела Кун и Розалия Землячка вместе расстреляли в Крыму 20 тысяч врангелевских офицеров, которые поверили лживому обещанию Михаила Фрунзе, и отказались покинуть Крым (не только офицеров, среди расстрелянных были врачи и медсёстры, которые работали во врангелевских войсках, и даже грузчики, которые в Севастополе грузили на корабли врангелевское имущество), а наказание понёс только Бела Кун. Розалия же Самойловна доросла до заместителя Сталина в правительстве СССР, и умерла своей смертью.
Например, активные организаторы голодомора в Украине Станислав Косиор и Влас Чубарь расстреляны, а не менее активный Григорий Иванович Петровский, который в те годы занимал должность Председателя ЦИК Украины, дожил до глубокой старости и Днепропетровск до сих пор называется в его честь.
Но всё это досадные исключения. Значительная часть преступников всё-таки получила по заслугам, и пусть никого не смущает, что в тексте приговоров, оглашённых в залах служебных заседаний, прозвучало совсем не то, в чём они действительно были виновны.
А во всём остальном я с Анатолием Вайнштейном согласен.
Мне осталось только пожелать редакции журнала «Корни» всегда докапываться до настоящих корней, как это сделал Виктор Малинов, а не до мнимых, как это сделал Анатолий Вайнштейн.
Тимур БОЯРСКИЙ,
для "Русской Америки, NY".
|
