Семья Гаспарян приехала в Подмосковье семь лет назад. Папа Давид Артурович, мама Елена Арменовна и двое детей, Давид и Стелла. В Ереване им так тяжело жилось, что, несмотря на слезы родных, они продали свою двухкомнатную квартиру за деньги, которых хватило только на два билета до Москвы.
Много пришлось им испытать неприятных минут, но Елена часто повторяла: "Пусть нам будет тяжело, зато хоть дети наши смогут жить по-человечески".
В подмосковном городишке к приезжим отнеслись терпимо. Конечно, Елена частенько слышала в свой адрес неприятные высказывания и упреки в том, что она "черная", но, являясь оптимистом по натуре и человеком, ищущим в людях преимущественно хорошее, отворачивалась от недоброжелателей и повторяла про себя: "Господь терпел и нам велел. Ничего, все будет хорошо".
Шло время. Количество приезжих в Подмосковье со временем все увеличивалось. Все чаще на улицах появлялись люди с непривычной для России внешностью. Они ехали из всех стран ближнего зарубежья, стараясь заработать на хлеб. Одни россияне сочувствовали им, другие раздражались. И самое главное, история настолько сильно все перемешала, что невозможно понять, кто прав в своих выражениях чувств, кто не прав.
Последнее время Елена стала бояться за своих детей. Если раньше она думала, что со временем они приживутся в России и будут себя чувствовать, как дома, то теперь стала понимать, что время работает не на пользу, а во вред. Увеличение количества приезжающих иммигрантов увеличивало неприязнь к ним. Елене эгоистично хотелось, чтобы власти, наконец, уменьшили приток нелегалов в страну, потому что этот приток усиливал неприязнь ко всем приезжим, и даже к людям одной веры.
Елена стала чаще заходить в церковь. Ведь она ясно понимала, никто не сможет защитить ее, мужа и ее детей от беды, кроме Него. Она уже не стеснялась вставать перед распятьем на колени и просить: "Господи, спаси и сохрани, помилуй нас".
***
Лешка Птицын шел в компании своих приятелей, лениво жмурясь от жаркого солнца. Справа от него вышагивал Мишка Самойлов, рассказывая про графа Монте Кристо. Мишка очень интересно рассказывал, но Игорь Попов, не любивший, когда кто-то отвлекал внимание компании от него, перебил Мишку, не обращая внимания на недовольные взгляды Лешки Птицына и Валерки Симонова:
- Расскажи про нынешние новости. Сейчас столько всего происходит! Взрывы террористов, мочилово черных.
- Очень интересно, - скривился Мишка.
- По крайней мере, это правда. Моя мать говорит, что этих чернозадых нужно из России гнать! Они едут и едут, будто Россия резиновая. Только рабочие места занимают.
Тут из-за угла вышел Давид Гаспарян, который только что купил в магазине молоко и хлеб. В последнее время мать старалась не выпускать его из дома, но парень перешел уже в десятый класс и заставить его не покидать квартиру, Елена не могла. Тем не менее, Давиду отец запретил выходить на улицу после восьми часов, и он гулял с одноклассниками только до восьми.
Сейчас же был день, и Давид чувствовал себя совершенно спокойно, отправляясь за покупками. Стояло жаркое лето, солнце светило приветливо и ласково, и Давид шел, улыбаясь, думая о предстоящей встрече с друзьями, как вдруг один из проходивших мимо подростков резко стукнул Давида по спине.
- Вот, пожалуйста! Один из них! - громко заговорил Игорь, смотря на Давида блестящими глазами, и толкнул Давид еще раз .
От сильного толчка Давид упал на землю. Пакет с продуктами неудачно попал ему под ноги и, упав, мальчишка раздавил мягкую упаковку с молоком. Белый ручеек вытек на горячую пыль, намочив и джинсы Давида.
- Ну, что?! - победно выкрикнул Игорь. - Напился нашего молочка?
- Игорь! - Мишка взял за локоть своего приятеля.- Что он тебе сделал?
- Струсил?! Боишься?! Бей черного, ребята!
Давид быстро вскочил и побежал прочь. Его побег произвел на подростков будоражащее впечатление. Они невольно поддались инстинкту преследователей и побежали за Давидом. На месте остался один только Мишка. Он не одобрял этой межнациональной розни. Ведь если копнуть, в крови каждого из приятелей была какая-нибудь нерусская кровь, украинская, белорусская, молдавская, татарская или армянская. Недавно Михаил читал историческую книгу, в которой описывалось образование русского народа. Из этой книги он узнал, что русские представляют собой смешение многих людей, осваивающих новые земли.
Мишка еще немного постоял, но потом побежал вслед за всеми. Он не хотел бить молодого армянина, он хотел ему помочь.
Давид побежал от магазина не в сторону своего дома, а свернул на небольшую улочку, с двух сторон от которой тянулись ряды частных домов. Он думал, что здесь сможет быстрей оторваться от преследователей, но он просчитался. Уже в конце этой самой улицы ребята догнали его и начали драку.
Игорь дрался со злостью, изо всех сил. Лешка сначала лишь для вида махал руками, боясь, что его сочтут трусом, но позже разгорячившись, бил не шуточно. Валерка не отставал от товарищей, и когда Давида повалили на землю, остановились перед распростертым телом только Лешка и Валерка. Игорь же продолжал остервенело пинать ногами Давида, пока подбежавший Мишка не закричал на него:
- Перестань! Слышишь! Я милицию позову!
Избиение происходило недалеко от калитки дома, в котором жил Лешкин прадедушка Иван Матвеевич Петухов. Не только сам Птицын, но и его товарищи боялись строгого Ивана Матвеевича и, услышав шарканье его шагов по бетонной дорожке, ведущей к калитке, бросились бежать.
***
Иван Матвеевич Петухов жил в этом доме с того момента, как себя помнил. Он очень любил свой сад, любил лес, начинавшийся через две улицы от дома Ивана Матвеевича, любил речку, выбегающую из-за высокого холма.
Пройдя всю войну, Иван Матвеевич всегда молился, прося у Господа победы для своего народа и прося возможности вернуться домой, чтобы опять увидеть деревья в цвету, синюю воду, искрящуюся под солнцем, зеленые лесные поляны, покрытые земляникой. Господь помог солдату Ивану. Петухов вернулся домой победителем, но война не смогла изгладиться из его памяти уже никогда.
Было много случаев из военного прошлого, которые забыть не получалось никак. Но не только страх, боль и ужасы принесла прошедшая война. Она открывала много доброго и хорошего в душах людей, заставляя удивляться их бескорыстию и благородству.
Когда однажды солдаты отдыхали, измотанные частыми боями, Петухов прилег в землянке и уснул почти мгновенно. Уставший мозг отключился сразу, несмотря на все страхи, тревоги и переживания. Иван Матвеевич спал недолго. Уже через час немцы начали обстреливать укрепления русских, готовясь к атаке. Снаряд попал в землянку, где спал Петухов, и его засыпало землей. Михаил Акопян, находившийся рядом с землянкой, не бросил товарища. Он стал торопливо откапывать Ивана Матвеевича, зовущего на помощь, несмотря на то, что немцы уже пошли в наступление.
Выбраться самостоятельно Петухов бы не смог, потому что, придя в себя, он совершенно не понимал, в какой стороне находился заваленный вход и сумел выбраться наружу только благодаря помощи Акопяна. Отступали бегом вместе. Михаилу пришлось первое время тащить Ивана на себе, пока тот не смог передвигаться самостоятельно.
После этого случая дружба Ивана и Михаила окрепла. Иван был благодарен товарищу, не бросившему его погибать в темноте, а Михаил не смог бы убегать, зная, что совсем недалеко под землей зовет на помощь человек.
Иван Матвеевич рассказывал о своем фронтовом друге сыну, потом внучке, а потом и правнуку. Он долгое время переписывался с Акопяном, потом постепенно связь прервалась. Теперь, наверное, Михаила уже не было в живых…, ведь он почти на десять лет старше Петухова.
Больше всего Ивана Матвеевича огорчало то, что его правнук Лешка Птицын совсем не интересовался историей. Он неохотно слушал про войну, стараясь улизнуть от прадеда, когда тот рассказывал о военных бедах и страданиях. Война казалась Лешке чем-то далеким, настолько далеким, что становилась просто неправдоподобной, и слушал он о ней без интереса, словно рассказ о мамонтах. Иван Матвеевич вздыхал после беседы с Лешкой, считая его равнодушным и черствым.
Только один рассказ, как казалось Ивану Матвеевичу, понравился правнуку. Рассказ о собаке, которую еще щенком попала в руки Ивана Матвеевича и его товарища - армянина. Щенка этого после боя нашли солдаты, и, считая Петухова самым жалостливым, решили стать добрыми за его счет. Возиться с щенком особенно никому не хотелось, разве что поиграть иногда, а оставить после боя в разрушенном городе было жалко. Слишком забавным и милым был этот пушистый, скулящий комочек. Щенок оказался в воронке, заполненной водой, и был весь мокрый и продрогший, когда его нашли. Солдаты сильно разбавили немного спирта и дали щенку, который с удовольствием вылакал содержимое котелка, тем более там была еще и солдатская каша. С тех пор щенку иногда подливали горячительного, на что Иван Матвеевич всегда сердился, а щенка стали звать Алкоголиком.
***
Иван Матвеевич вышел за калитку. Он увидел спины убегавших ребят и узнал и Мишку, и Лешку, и Игоря. Иван Матвеевич не любил Игоря, считая его плохим человеком, но к Мишке испытывал настоящую симпатию и радовался его дружбе с Лешкой. Мишка, по мнению Ивана Матвеевича, не мог сделать плохого или бесчестного поступка, и поэтому, увидев мальчишку, лежащего в пыли, он решил ни на кого не сердиться, пока не узнает причины драки.
Давид медленно поднялся с земли, скривившись от боли.
- Пойдем, умоешься, а то, как пойдешь в таком виде, - строго сказал ему Иван Матвеевич и распахнул перед пареньком калитку.
Давид явно колебался, но, боясь испугать мать видом своей крови, решился войти в дом незнакомого человека.
Иван Матвеевич повел его к дому, к месту, где к стене веранды был прикручен умывальник.
Давид начал умываться, кривясь от боли. На его руках и лице были синяки и кровоподтеки.
Иван Матвеевич поближе подошел к нему и стал рассматривать следы от побоев.
- Ух, здесь без зеленки и теплой воды не обойтись. Пойдем в дом, - сказал он более мягким голосом.
Давид молча пошел за стариком.
Когда он умылся, Иван Матвеевич принес зеленку и чистое полотенце. Старик сам осторожно вытер лицо мальчишки и спросил:
- За что они тебя били?
В его словах не чувствовалось сострадание или симпатия, поэтому Давид ничего не ответил.
- Наверное, сделал какую-нибудь пакость? - спросил Иван Матвеевич, не веря, что Мишка будет драться без причины.
- Да ничего я им не делал! - рассердился Давид.
- Но просто так драк не бывает.
- Бывает! Они били меня за то… за то, что я черный.
Иван Матвеевич так и застыл с ватой в руке, которую он обильно смочил зеленкой.
- За что?!
- За то, что я не русский.
- Мой Лешка не мог из-за этого драться! Я ему столько рассказывал о войне, о друге моем, - Иван Матвеевич махнул головой в сторону военных фотографий, висевших на стене.
- Мог! - обиженно ответил Давид, - Можете считать, что я вру, но они дрались из-за этого. Фашисты!
Иван Матвеевич охнул и сел на табуретку.
- Вам плохо? - испугался за него Давид.
- Мы их били, фашисты нас били, а мой внук…
Иван Матвеевич так горестно вздохнул, что теперь Давид стал предлагать свою помощь:
- Может, вам лекарство какое дать или воды?
Давид посмотрел по сторонам, ища, чем помочь старику, и остановил свой взгляд на фотографии, на которой молодой Иван Матвеевич был вместе с Михаилом и Алкоголиком.
- Это мой дед, вернее прадед! - невольно вскрикнул мальчишка.
Иван Матвеевич посмотрел на него с недоверием.
Прочитав недоверие в его взгляде, Давид сказал:
- У нас дома есть точно такая же фотография.
Иван Матвеевич смотрел на чернявое лицо Давида и не мог поверить. Слишком чудовищным казалось ему это совпадение. Не могло так быть, чтобы, воюя с фашистами, спасая друг друга от смерти, делясь окопным хлебом и кипятком, они с Михаилом не смогли привить своим потомкам ненависти к фашистским идеям. Не может быть, чтобы его правнук Лешка бил другого только за цвет волос, за другую национальность, как фашисты когда-то истребляли народы Советского Союза, считая их недостойными жизни. Этого не может быть!
- Ты врешь! - невольно вырвалось у Петухова. Его голос прозвучал не обличающее, а как-то виновато.
- Ничего я не вру, - опять обиделся Давид. - Вот его друг Иван, вот их собака Алкоголик. Мне мама много рассказывала…
Давид невольно прервался, увидев, как рыдания сотрясают тело старика.
Иван Матвеевич теперь не сомневался в том, что перед ним стоит потомок его фронтового друга. Мальчишка мог узнать о кличке собаки только от Мишки…
Кряжистыми стариковскими руками Петухов привлек к себе Давида, обнял его и стал гладить по голове, словно старого друга встретил. Мальчишка не сопротивлялся. От старика приятно пахло медом и садом, и в его объятиях чувствовалась искренняя доброта, словно исходившая из самого сердца.
Немного успокоившись, Иван Матвеевич стал расспрашивать Давида о его деде, о его семье.
Почему-то именно рядом с Давидом Иван Матвеевич отчетливо вспомнил тихого, скромного, доброго и благородного Михаила. Вспомнил настолько отчетливо, будто тот только что вышел из дома в сад. От этого воспоминания стало еще горше осознавать, что его Лешка бил Давида. Бил правнука человека, без которого не было бы ни детей Ивана Матвеевича, ни внуков… Бил за его национальность, за его предков, за доброго и благородного деда…
Когда Иван Матвеевич провожал Давида, он взял с него обещание, что семья Гаспарян непременно посетит его дом.
***
В тот день вечером Лешка Птицын неохотно возвращался домой. Он знал, если дед Иван видел его убегающим с места драки, то без взбучки дело не обойдется.
Так и вышло. На кухне сидел прадед Иван и тихо разговаривал с Любовью Сергеевной, матерью Лешки. Она внимательно слушала и одновременно ставила на стол тарелки с дымящимся, вкусно пахнущим борщом.
- Здорово, дед, - поздоровался Лешка нарочито весело.
Дед Иван ничего не ответил и стал молча есть. Лешка ел неторопливо, стараясь оттянуть неприятный разговор.
- Спасибо, Любушка,- поблагодарил Иван Матвеевич внучку ласковым голосом, а потом, строго посмотрев на правнука, также строго проговорил: - пойдем на балкон, не будем матери мешать.
Любовь Сергеевна вопросительно посмотрела на сына, но ничего не сказала.
Лешка стал доедать борщ, косясь в сторону прадеда, выходившего на балкон. Как можно медленней Лешка съел еще одну тарелку, тяжело вздохнул и поплелся вслед за Иваном Матвеевичем.
Иван Матвеевич сидел на табуретке, грустно смотрел куда-то вдаль и молчал.
Лешка облокотился двумя руками о балконные перила и стал смотреть вниз.
Вдруг Иван Матвеевич спросил:
- Лексей, а ты боишься смерти?
Лешка безразлично пожал плечами:
- Не знаю.
- Нет, ты представь, что можешь умереть.
Лешка представил и невольно поежился.
- Наверное, боюсь.
- Вот и я раньше боялся. Сейчас уже не так.
Иван Матвеевич тяжело вздохнул и стал медленно рассказывать:
- Там на войне я был еще молодым. Мне ужасно не хотелось умирать. Хотелось жить… однажды, шел длинный затяжной бой. Все устали. Но на войне, когда везде смерть, стоны и боль, трудно уснуть даже во время затишья. Сначала трудно, а потом выматываешься на столько, что просто, казалось бы, подвесь вниз головой и то уснешь. Вот так и я тогда. Устал, что называется до смерти. Как только бой прекратился, немец ведь тоже не из железа, все стали присаживаться в окопах и многие засыпали, а я пролез в земляное укрепление и уснул мгновенно. Сколько спал, не знаю, но проснулся от сильного взрыва. Снаряд попал совсем рядом, и меня засыпало. Засыпало и оглушило. Лежу я под слоем земли, а жить так хочется. Да и страшно вот так заживо под землю. Стал кричать, помощи просить. А в это время немец так попер, что наши начали отступать. Ну, думаю, все, конец. И тут чувствую, что кто-то пытается меня откапать. Я еще сильнее стал кричать, а этот кто-то уже и руку мою нащупал. Вытащил он меня, а я как во сне. Голова гудит. Наши бегом отступают. Так мой спаситель меня на себе понес. Я чуток очухался и сам стал ногами перебирать… В общем, спас меня Господь. Доброго человека послал, человека, который не смог остаться равнодушным к крикам о помощи… Удивительный был человек, добрый, благородный, смелый. Его уже нет среди живых, но что бы он сказал, если бы узнал, что мой правнук, бьет сегодня его правнука только за то, что он другой национальности? Лексей, почему вы сегодня избили мальчишку армянина?
Лешка уже расслабился, слушая рассказ про войну, и невольно поежился от вопроса Ивана Матвеевича.
- Лешка, я тебя спрашиваю.
- Не знаю. Это Игорь. Он начал, ну и мы за ним, - честно признался он.
- И Мишка бил?
- Нет, Мишка нас останавливал.
- А ты, значит, вместе с Игорем… - Иван Матвеевич тяжело вздохнул.
- Дедуль, ты не сердись так. Я бы не стал. Это Игорь, да и все вокруг твердят, что понаехали,- стал оправдываться Лешка, с беспокойством глядя на Ивана Матвеевича, лицо которого исказилось словно от боли.
- Эх, Лешка, Лешка! Сколько фашизм нам всем горя принес! Всем советским. Это они убивали, жгли, мучили, считая нас ниже себя. Ведь они хотели оставить в живых только столько людей, сколько им было нужно, чтобы прислуживать. Никогда не бей человека просто так, ни за что! Слышишь?! Ненависть против людей - это грех. Не от Бога это. Когда-то люди вообще имели один язык и все мы потомки Ноя, выжившего с семьей после потопа. К сожалению, люди после потопа были не лучше, чем до. Гордыня толкнула людей на строительство огромной башни. Ну, так, чтоб до самого неба. Господь наказал людей за гордость, смешал язык их, чтоб они не могли понимать друг друга и продолжать строительство, а потом рассеял всех по земле. Понимаешь?!
- Угу.
- А то место стало называться "Вавилон", то есть "смешение". Мы с моим другом армянином часто молились по соглашению. Потому и выжили в той страшной войне оба.
Ивану Матвеевичу показалось, что Алексей слушает совсем рассеяно, и он строго спросил:
- Слышишь меня?
- Да слышу, дед. Слышу.
- Мальчишка, которого вы избивали кучей, правнук моего фронтового друга, Акопяна он правнук.
По лицу Ивана Матвеевича покатились слезы.
- Как правнук? - спросил Лешка и застыл с открытым ртом от удивления.- Не может быть. Дед, ты что-то напутал.
- Ничего я не напутал, - рассердился Иван Матвеевич. - Давид правнук Михаила Акопяна. Это точно.
- Дед, прости. Я не знал.
- А если бы знал?
- Сам бы не бил, и другим не дал.
- Ты должен будешь попросить у парня прощения. Слышишь?
Лешка не отвечал и смотрел в пол.
- Лешка, если тебе не хватит смелости извиниться перед ним, я буду считать тебя не только трусом, но и фашистом.
Иван Матвеевич тяжело встал и пошел на кухню. Поговорив немного с внучкой, Петухов отправился домой, а Лешка так и остался стоять на балконе.
Закрыв за дедом дверь, Любовь Сергеевна пошла к сыну.
- Алексей, а что тебе дедушка говорил?
- Да так, просто. Про войну рассказывал.
- Ух, а я думала, натворил ты чего.
Лешка был благодарен Ивану Матвеевичу за то, что тот ничего не сказал маме, и на следующий день все рассказал своим друзьям.
Ребята выслушали молча.
Игорь заговорил первым, и глаза его выражали презрительное равнодушие.
- Ну и что, что они воевали вместе? Подумаешь!
Он посмотрел на Валерку, ожидая поддержки, но Валерка молчал.
- Если даже это и правнук того армянина…, - пытался опять говорить Игорь, но Мишка его резко перебил.
- Да, ты напрочь лишен такого, казалось бы, естественного качества, как благодарность. А вот Лешкин дед помнит добро. И Лешка обязан помнить это добро. Ведь если бы не тот Акопян, Лешки бы на свете не было! И вообще, прав Иван Матвеевич. Нельзя человека ненавидеть только за то, что он темный. Если не сделал зла, не можем мы его преследовать. Не имеем права! А то, чем мы тогда отличаемся от фашистов? От подонков?
Игорь хотел опять что-то сказать и обвел глазами товарищей. Все молчали. На лицах ребят застыло смущение. Им было стыдно за свой вчерашний поступок. По настоящему стыдно.
Марина ОБЪЕДКОВА,
для “Русской Америки, NY”
|
