Нью-Йорк не только на словах город "великих возможностей". А для любителя музыки так и просто Мекка. И уж точно, это, наверное, самое подходящее на земле место, для того, чтобы взять интервью у музыканта, который концертирует по всему миру. Рано или поздно, он обязательно окажется в Нью-Йорке.
Я разговаривал, конечно, мысленно, с Александром Солженицыным, когда в каком-нибудь 9-м классе читал его "Ивана Денисовича" в затрёпанном номере "Роман-газеты". Но никогда в то время даже в голову не могло мне прийти, что когда-нибудь буду брать интервью у великолепного музыканта, который по совместительству является еще и сыном одного из величайших литераторов и мыслителей мира, Игната Солженицына.
Я слушал записи Игната Солженицына. Все они отличаются удивительно мягкой манерой исполнения. А потому, оказавшись в Нью-Йорке, при первой же возможности пошел на его концерт. Считаю, что мне несказанно повезло. Это был удивительный зал. Старая, отслужившая свое, баржа XIX-го века, переоборудованная под концертный холл. Настоящий музей на воде, покачивающийся на волнах Ист-Ривер у моста Верразано. Внутри была простая и трогательная атмосфера романов Марка Твена - обшитые деревом стены и печь у левой стены выложенная из старого, отшлифованного временем кирпича. Более того, там были длинные, темные от времени и блестевшие от тысяч и тысяч сидевших когда-то на них людей, скамьи вдоль стен, тянувшиеся до самой сцены. И первым чувством было, будто ты зашел на какой-то провинциальный праздник, где люди близки друг другу, располагаются почти по домашнему на простых креслах, и радуются встрече со своими старыми друзьями, ставшими мировыми исполнителями.
Музыканты уже собирались у сцены, обменивались приветствиями со знакомыми, опробовали инструменты. И была еще одна особенность у этого зала: у сцены не было задней стены. Вместо нее было огромное окно с изумительным видом на небоскребы Манхэттена. Я не люблю словесных клише, но единственное, что могло прийти мне в голову - голливудский штамп: "Это Нью-Йорк!"
При первых же звуках музыки просто физически ощущаешь, что камерная музыка и писалась для таких салонов. Зал вместе со зрителями и старой печью будто бы растворился в музыке и сам стал частью мелодии. Игнат Солженицын в характерной для него позе с высоко поднятой головой сидел за роялем. А зачесанные назад волосы придавали еще более одухотворенный вид его лицу…
Излишне повторять, что Игнат Солженицын родился в семье человека-эпохи - Александра Исаевича Солженицына. И в чем не было в этой семье недостатка - так это во внутреннем содержании и духовности. Поэтому сколько угодно можно гадать, почему Игнат Солженицын не стал литератором, но случилось то, что случилось - духовность и музыка понятия неразделимые.
Короткая справка из "Всемирной паутины": "Признанный всеми как один из наиболее талантливых художников, который одинаково хорош и как дирижер и как пианист, Игнат Солженицын заслужил признание критиков по всему миру. Игнат Солженицын - главный приглашенный дирижер Московского симфонического оркестра, главный дирижер и музыкальный директор Филадельфийского камерного оркестра, с которым он работает уже 6 лет. Очень востребован как приглашенный дирижер симфонических оркестров Балтимора, Буффало, Далласа, Индианаполиса, Нэшвилла, Нью-Джерси, Северной Каролины, Сиэтла, Толедо Торонто, Филармонического оркестра Северной Германии, а также многих оркестров России, включая Оркестр Мариинского театра, Санкт Петербургской филармонии, Московского Филармонического оркестра и других. Он выступал с такими всемирно-известными солистами, как Ричард Гуд, Гарри Граффман, Стивен Иссерлис, Лейла Йозефович, Сильвия Мак Нэйр, Гарик Олсон, Мстислав Ростропович и Мицуко Учида. В последних сезонах его концертное расписание включало выступления с большим количеством ведущих симфонических оркестров, таких, как Бостонский, Чикагский, Филадельфийский, Сент Луиса, Лос Анжелеса, Сиэтла, Балтимора, Вашингтона, Монреаля, Торонто, Лондона, Парижа, Израиля и Сиднея. Игнат Солженицын сотрудничал также с такими прославленными дирижерами, как Герберт Бломштедт, Джеймс Конлон, Джеймс Де Прист, Шарль Дютуа, Лоуренс Фостер, Валерий Гергиев, Кшиштоф Пендерецкий, Андрэ Превин, Мстислав Ростропович, Герард Шварц, Максим Шостакович, Юрий Темирканов и другими. В дополнение к перечисленному, Игнат Солженицын дал множество сольных концертов по всей Северной Америке, Европе и на Дальнем Востоке в таких ведущих музыкальных центрах, как Лондон, Милан, Цюрих, Москва, Токио и Сидней. Страстный поклонник камерной музыки, он выступал с квартетами Эмерсона, Бородина, Брентано, Санкт Петербургским струнным оркестром, выступал в четыре руки с Мицуко Учида. Кроме того, часто участвовал в различных международных фестивалях, включая Зальцбургский, Людвигсбургский, Карамурский, Нижегородский, Московский и других. Игнат Солженицын обладатель престижнейшей музыкальной премии Эвери Фишер, профессор Кёртисского института музыки. Его выступления транслируются по радио и телевидению по все Америке.
И при всех своих регалиях и происхождении, на мою просьбу об интервью известнейший музыкант, воодушевленный успехом у слушателей, легко ответил согласием. С первых же слов Игнат Солженицын оказался таким же, как его музыка - мягким, улыбчивым, простым и очень теплым. Его приветливость сразу расположила к непринужденному доверительному и какому-то легкому по стилю общения разговору. Он отвечал просто, мягкая улыбка не покидала открытое лицо, поэтому и вопросы рождались сами собой, и легко было задавать самые, казалось бы "неуместные" для классического музыканта его уровня, вопросы.
В. Шилов: Вы выросли в семье, известной всему миру своей подвижнической политической и гуманитарной деятельностью, это была семья мыслителя-титана, который в свое время перевернул мир, семья одного из самых глубоких литераторов мира. В крайнем случае, это была семья математиков - но никак не музыкантов. Как получилось, что вашей жизнью стала музыка?
И. Солженицын: Когда мы переехали из Швейцарии в штат Вермонт, там стояла старая мебель, в том числе кабинетный рояль. Меня к нему тянуло - как и вообще к музыке, которая все время играла в доме на пластинках или радио. С этого все и началось.
В. Шилов: Есть такой анекдот: девочку спрашивают, тяжело ли расти дочерью полковника? "ТАК ТОЧНО!!!", - чеканит девочка. Ваш отец по своей общественно-политической значимости был генералиссимус. Легко ли было расти сыном великого Александра Солженицына?
И. Солженицын: В личном общении с ним - легко. А в соприкасании с обществом, где все ждут чего-то необычайного от сына Солженицына - нелегко.
В. Шилов: В википедии говорится, что в 9 лет вы услышали 5-ю симфонию Дмитрия Шостаковича на концерте, и она так повлияла на вас, что вы решили заняться музыкой серьезно. Но ведь вы жили в штате Вермонт, по общепринятым сведениям, вполне замкнуто. Столица штата Бёрлингтон совсем не большой город, около 200 тыс. человек со всеми пригородами, и музыкальным центром никогда не считался. Не могли бы вы рассказать нашим читателям, где вы слушали "живую" музыку.
И. Солженицын: Это был оркестр моего летнего музыкального лагеря, который на заключительном концерте исполнил Пятую симфонию. Мне было 11 лет, и впечатление произвело неизгладимое. Но настоящая живая музыка, в исполнении великих артистов как Сёркин, Ростропович, Перайя, Гуд, Хоршовский, Аккардо, часто звучала неподалеку от нас - в Брэтлборо, Мальборо, или Дартмуте.
В. Шилов: Чтобы "закончить тему детства": 5-я симфония Дмитрия Шостаковича наиболее "классическая" из всех его произведений по своему построению. Считается, что Дмитрий Дмитриевич "учел" критику партии и правительства, и написал, что называется, "нормальную" музыку вместо "всем привычного" "сумбура", вложив, правда, в нее все свое видение истории России 20-го столетия и симфония получилась абсолютно гениальной. Не можете ли вы вспомнить сейчас, что чувствовал 11-летний ребенок, слушая глобальное музыкальное произведение?
И. Солженицын: Я именно почувствовал эту музыку нутром, она затронула глубины, о которых я сам не знал. Мне казалось, что я сражен навеки, и так впоследствии и оказалось.
В. Шилов: Вы учились музыке у таких пианистов, как Рудольф Сёркин, Мария Курчо. Первый из них играл в оркестре самого Артуро Тосканини, который для меня, наверное, лучший дирижер современности. Мария Курчо выступала с легендой вокальной музыки Элизабет Шварцкопф. Наверняка, это личности, о которых есть, что рассказать. Может быть, они рассказывали вам какие-то "приватные" вещи о "великих", с которыми они выступали, встречались? Что то такое, о чем бы вам хотелось рассказать?
И. Солженицын: Рассказывается, что в молодости Сибелиус познакомился со стариком, который, будучи юнцом, служил посыльным между Бетховеном и его издателем. Искушенный возможностью узнать что-то насущно важное, высокое от очевидца, знакомого с великим гением, Сибелиус пытал старика, "Что же? Как же? Каким же он был?" Старик отмахивался, мол, давно всё это было. Но вдруг его озарило: "Помню!!… У него были очень волосатые руки!" Действительно, сущность великих людей нелегко объяснить потом другим. И всё же мне дорого то, что Мария рассказывала мне о Шнабеле, Ростропович о Прокофьеве, Сёркин о Шёнберге. Когда-то, может быть, об этом расскажу.
В. Шилов: Теперь просто напрашивается вопрос о современных пианистах, может быть, и не только. Кто повлиял на вас, как на музыканта? Кого из своих коллег вы слушаете? Может быть, есть музыканты, к которым у Вас особое отношение и о которых вы хотели бы что-то сказать?
И. Солженицын: На меня повлияли Аррау, Рихтер, Сёркин и, конечно же, Шнабель - учитель моего учителя. Из сегодняшних коллег не хочется выделять одного-двух, сегодня активны много прекрасных пианистов.
В. Шилов: И еще о Шостаковиче. Я слушал ваше исполнение его 1-й фортепианной сонаты. Этот зал совершенно уникальный, слушатель воспринимает музыку как-бы "изнутри". При этом один ваш инструмент издавал звучание целого оркестра и музыка, я живой тому свидетель, потрясала аудиторию. А что для вас эта соната? О чем лично вам говорит эта музыка?
И. Солженицын: Первая соната - дерзкое, неистовое, почти сумасбродное творение, которое только и могло быть рождено девятнадцатилетним юношей на хребте мировой славы.
В. Шилов: И сразу же за этим вопрос о залах. Каждый музыкант, наверное, хотел бы выступать в огромных залах на тысячи мест. И бывают огромные залы с изумительной акустикой. Но в небольших залах контакт со слушателями, по-моему, более "интимный", музыка воспринимается более лично". И вот каково ваше отношение к большим и маленьким залам? И к концертам в столицах, где публика, может быть, и более знающая, но и более "избалованная", и концертам для провинциальной публики?
И. Солженицын: Вы правы, разнообразие залов и публики поражает. Главное в зале это, конечно же, акустика. Бывают огромные залы с волшебной акустикой и, наоборот, интимные залы, где всё мертво. Нечто похожее и с публикой - в иных столицах слушают невнимательно, хлопают между частями, принимают звонки на мобильниках, а кой-где в провинции приходят на концерт, как на священнодействие.
В. Шилов: Вы уже много лет занимаетесь дирижерской деятельностью. Мне кажется, это счастье, дирижировать оркестром. Вы создаете свое видение каких-то величайших музыкальных творений - это как прямой разговор с великими, которые создавали эту музыку, может быть с самим Господом. Что вы чувствуете, когда вживаетесь в музыку композиторов, которых вы исполняете?
И. Солженицын: На тех репетициях и концертах, где такое вживание хотя бы частично удается, я испытываю именно огромное счастье, окрылённость, даже экзальтацию. Однако же, дирижёр обязан всегда оставаться и прочно заземлённым, не забывать, что он ведёт за собой дюжины изощрённых артистов.
В. Шилов: Теперь, для разрядки, вопрос абсолютно "несерьезный". Я, как человек, выросший, в том числе, и на современной музыке, заранее прошу извинить, выдам вас с головой. В одном из ваших интервью вы проговорились, что в отрочестве могли себе позволить шокировать своих добрых родителей пластинкой Black Sabbath, и вообще "баловались" слушанием рок-музыки. На самом-то деле, по-моему, в современном мире то, что называется "классический рок" играет большую, в том числе, серьезную роль в воспитании музыкальных вкусов. Каково сейчас ваше отношение, отношение одного из самых известных мировых исполнителей классической музыки, к музыке в стиле "рок"? Ведь вас слушает очень много молодежи во всем мире, так что, на самом деле, вопрос мне кажется не столь уж несерьезным. Думаю, мно-огим из них будет очень интересно ваше мнение.
И. Солженицын: Я думаю, что немало есть достойной рок-музыки. Как профессионалу, мне кажется, что главное, чего ей не хватает, это технической базы. Бывают красивые мелодии, сильные слова, но выражаются они почти всегда в том же самом метре 4/4, в той же самой гармонической последовательности I-VI-V-I и т.д. Не достаёт разнообразия.
В. Шилов: Думаю, после этого уместно будет узнать ваше мнение о так называемой "популяризации" классической музыки. Я слышал замечательные передачи с участием вашего коллеги, с которым вы сотрудничаете, Николая Петрова, дай Бог ему здоровья, он сейчас находится в больнице, к сожалению; Михаила Казиника и других. Вы человек очень обаятельный в личном общении, на сцене вы умеете заставить публику смеяться, когда рассказываете какие-то забавные вещи о музыке, музыкантах. Занимаетесь вы такой деятельностью? То есть не только со своими студентами, а с широкой аудиторией слушателей, в особенности, с молодежью?
И. Солженицын: Да! Шостакович говорит в "Свидетельстве", что музыке всё-таки нужны слова, не всегда она может всё выразить без помощи языка. Сам я со временем всё больше соглашаюсь с этой точкой зрения, особенно когда речь заходит о том, как достичь более широкой, неискушенной публики. Мне нравится общаться с аудиторией, рассказывать о музыке, которую люблю, отвечать на вопросы.
В. Шилов: Традиционный вопрос, без которого не обойтись. Все ваши поклонники и слушатели так или иначе знают о семье Александра Исаевича Солженицына. Вы свою личную жизнь не афишируете. Но, извините, я точно знаю, все хотят знать о вашей семье, о том, где вы живете, о ваших братьях. Пожалуйста, хоть немного?
И. Солженицын: Женат на враче-психиатре, живём в Нью-Йорке, трое детей (возрастом от десяти до трех). Оба брата - женаты, работают в Москве, партнёры в международной консалтинговой фирме McKinsey.
В. Шилов: Сейчас вы едете выступать в Россию, посетите, в том числе мой родной город Челябинск, там вы будете исполнять фортепианные сонаты Бетховена. Должен сказать, у нас очень благодарная публика. Классическую музыку любят и ценят, классических исполнителей принимают исключительно тепло. Рекламы только, к сожалению, для подлинных музыкантов не всегда хватает. Вы ведь выступали уже у нас несколько лет назад. Можете вы как-то представить эти сонаты слушателям? Может быть, рассказать о вашем видении этой музыки? Я, признаюсь, люблю что-то прочитать о произведении, прежде чем пойти на концерт и, уверен, я не один такой. И где Вы еще планируете выступать на этот раз?
И. Солженицын: Сейчас я вожу эту программу по России, в том числе буду её играть в Санкт-Петербургской Филармонии и в Московском Доме Музыки. Потом в Нью-Йорке, а потом записываю на диск. Последние сонаты Бетховена, как и весь его поздний период, - неистощимая сокровищница духовной пищи. Окончательно оглохнув, композитор начинает слышать что-то дотоле недоступное ни одному смертному. Адажио 29-й сонаты - между прочим, самая длинная из всех медленных частей Бетховена - представляет собой одновременно как бездну отчаяния, так и великую надежду, как агонию одиночества, так и экстаз любви. Следующая за ней грандиозная фуга захлёстывает все мыслимые человеческие пределы, она напоминает борьбу богов и титанов, метание молний и скал.
В. Шилов: И еще один вопрос. Только сразу приношу извинения и прошу, не смейтесь мне в лицо, не вставайте и не уходите. Это только вопрос банальный. Зато ответ на него чрезвычайно интересен всем Вашим поклонникам, всем любителям и ценителям подлинной музыки. ВСЕМ хочется знать: ваши планы? Что вы хотите репетировать? С какими оркестрами планируете выступать? Какие приглашения у вас есть?
И. Солженицын: Много творческих планов, замечательные приглашения, изумительная музыка. Но довольно для каждого дня своей заботы, - сейчас всем существом сконцентрирован на дивных плодах бетховенского страдания и самопознания.
Увы, все когда-то заканчивается. И концерты, и общение, и газетная площадь в первую очередь. И хочется только пожелать на прощание новых работ и новых слушателей Игнату Солженицыну. И, конечно же, нам, слушателям, новых встреч с этим замечательным пианистом и дирижером и наслаждения, которое дарит нам музыка.
Владимир ШИЛОВ,
"Русская Америка, NY"
|
