"Кто учит людей умирать, тот учит их жить".
Мишель Монтень, французский философ
Древние греки говорили: "Страх смерти – хуже самой смерти". Не размышлял ли об этом великий Сократ, когда смерть неумолимо приближалась к нему? Не думал ли он, что человек должен уметь не только достойно жить, но и достойно умирать, противопоставляя страху смерти силу духа?
Сократ родился в Афинах в 470-469 гг. и умер в 399 г. до нашей эры. Умер не своей, а насильственной смертью. Афинские власти приговорили его к смертной казни по официальному обвинению в непризнании местных богов и введении других, новых божеств, в развращении молодежи. Иначе говоря, Сократа обвинили в инакомыслии, в подрыве самих основ государства, его основных законов. Однако за сухо сформулированными пунктами обвинения скрывались причины другого рода. Своим благочестивым, бескорыстным, скромным образом жизни Сократ нажил себе не только друзей, но и врагов.
Бездарные политики (а их было немало и в те времена) не могли простить ему его призыв: "Править должны знающие". "Цари и правители, - говорил Сократ, - не те, которые носят скипетры или избраны кем попало, и не те, которые достигли власти по жребию или насилием, но те, которые умеют управлять". Целью правителя должно быть, по Сократу, не удовлетворение ненасытной жажды власти, личных прихотей и капризов, а служение своему народу, стремление принести ему как можно больше пользы. Те же правители, которые используют власть в своекорыстных интересах, заслуживают, по мнению Сократа, сурового наказания. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы люди, готовящие себя к политической деятельности и властвованию, научились воздержанности во влечениях и обрели знания, необходимые для пользы государства и его граждан. Странным считал Сократ то распространенное мнение, будто искусство государственного управления, величайшее из занятий, дается человеку само собою, тогда как в прочих маловажных занятиях люди достигают успеха лишь после соответствующей учебы и подготовки. Словом, всякий человек, даровитый или бездарный, должен, по Сократу, учиться и упражняться в том, в чем он хочет достигнуть успехов. Особенно это важно для тех, кто избрал политическую деятельность своим основным занятием.
Невзлюбили Сократа и богатые граждане Афин за его неприязненное отношение к их образу жизни, в основе которого лежала безудержная страсть к наживе, к накопительству, к чувственным наслаждениям. Им, этим людям, чуждо было то, что счастье Сократ видел не в богатстве, роскоши и неге, а в добродетельной жизни, достигаемой путем умеренности во всем и разумного управления потребностями, страстями и чувствами. И Сократ до своего последнего дыхания не изменил этому пониманию счастья. Несмотря на то, что его семья жила в крайней бедности, он отказывался брать деньги у своих слушателей, считая их друзьями, а не учениками. Философа, берущего плату за обучение мудрости, Сократ сравнивал с теми людьми, которые продают свою красоту за деньги. Ведь в таких случаях философия как любовь к мудрости в значительной мере теряет свою способность одухотворять и возвышать отношения между людьми и, следовательно, их отношение к процессу познания истины. И Сократ, исходя из этой особенности философии, бескорыстно просвещал всех, кто готов был его слушать. Отказывался он и от предлагаемых ему состоятельными друзьями и поклонниками своих средств и услуг. Как писал позднеантичный историк философии Диоген Лаэртский (жил где-то в конце II и в начале III века н. э.), древнегреческий афинский государственный деятель, оратор и полководец Алкивиад (450 – 404 до н. э.) хотел подарить Сократу большой земельный участок под строительство дома. Но Сократ не принял этот подарок, сказав с присущим ему остроумием: "Это так же смешно, как если бы я нуждался в башмаках, а ты предложил мне кожу на обувь". Не принимал Сократ и подношений ряда правителей как Афин, так и других городов-государств тогдашней Греции. Таким вот был этот "государственный преступник", заложивший основы моральной философии.
Среди афинских недругов Сократа были и ярые защитники демократической формы правления. Дело в том, что Сократ не был от нее в восторге. Ему представлялось, что Народное собрание, которое в условиях афинской демократии играло ведущую роль в решении основных государственных вопросов, не обладало нужной для этого мудростью. Так, затронув в беседе с одним из своих слушателей вопрос о застенчивости, Сократ спрашивал у него: "Неужели ты стесняешься валяльщиков, башмачников, плотников, кузнецов, земледельцев, купцов, рыночных торговцев, думающих только о том, чтобы купить что-нибудь подешевле и продать подороже? А ведь в основном из них и состоит Народное собрание". Иронизируя по поводу всевластия афинского демоса, который своими решениями превращает незнающих людей в стратегов (главных военных начальников) и т. д., Сократ как-то, когда зашла речь о нехватке лошадей, посоветовал и этот вопрос решить на Народном собрании и превратить ослов в лошадей путем голосования. Видимо, Сократ интуитивно уловил суть психологии толпы, которая обезличивает отдельных людей, делает их игрушками в руках вождей, лидеров, авторитетов. Привыкая поступать бездумно, эти люди теряют способность принимать правильное решение, самое здравое из предлагаемых им суждений. Между прочим, еще до Сократа на эту особенность толпы обратил внимание Солон (ок. 640 – ок. 560 до н. э.), выдающийся государственный деятель Афин. Он говорил, что один отдельно взятый афинянин – это хитрая лисица, но когда афиняне собираются на Народное собрание, то имеешь дело со стадом баранов. Не стал ли Сократ с его нелестным мнением о решениях "большинства афинян" жертвой этого стада?..
У Сократа была возможность предотвратить судебный процесс над собой. Начиная уголовное преследование крамольного мыслителя, обвинители, очевидно, думали об этом: дескать, Сократ, не желая связываться с ними, постарается без конца затягивать обсуждение дела. Такие вещи практиковались уже тогда. Мог Сократ и вовсе покинуть Афины, как это сделали известные древнегреческие философы Анаксагор (ок. 500 – 428 до н. э.) и Протагор (ок. 484 – 408 до н. э.), опасаясь расправы афинского демоса над ними за "безбожие" их мудрости. Словом, обвинители, возбуждая дело, рассчитывали, с одной стороны, запугать Сократа и заставить его замолчать, а с другой – дискредитировать его в глазах афинян, представив его мудрость и весь его образ жизни как богохульство и явное нарушение устоев государства.
Но Сократ не был бы Сократом, в высшей степени человеком нравственной свободы и ответственности, гражданского мужества и стойкости духа, если бы не принял брошенный ему вызов. Не мог этот человек, признанный самим дельфийским оракулом "мудрейшим из людей", поступить иначе. И он предстал перед афинским судом, чтобы объявить себя оправданным перед судом своей совести. Недаром Сократ после провозглашения приговора, воспользовавшись своим правом на последнее слово, сказал: "… ни на суде, ни на войне, ни мне, ни кому - либо другому не следует избегать смерти любыми способами без разбора… Избегнуть смерти нетрудно, афиняне, а вот что гораздо труднее – избегнуть испорченности; она настигает стремительней смерти".
Дело Сократа рассматривалось афинским судом присяжных в составе 501 человека. И хотя Сократ убедительно опроверг выдвинутые против него пункты обвинения, он признан был виновным в государственном преступлении.
За смертную казнь проголосовали 300 судей, против – 201. Сократ должен был выпить "государственный яд" – цикуту. Этот яд вызывает паралич окончаний двигательных нервов, но в то же время слабо затрагивает полушария головного мозга. Смерть наступает из-за судорог, приводящих к удушью.
Сократ, судя по воспоминаниям его учеников и последователей, был внутренне удовлетворен исходом процесса, пусть и жестоко осудившего его, но нравственно посрамившего его судей. "В самом деле, - говорил он им, - если вы думаете, что умерщвляя людей, заставите их не порицать вас за то, что неправильно живете, то вы заблуждаетесь. Такой способ самозащиты и не вполне надежен, и не хорош, а вот ваш способ и самый хороший, и самый легкий: не затыкать рты другим, а самим стараться быть как можно лучше".
Казнь Сократа была отложена на 30 дней в связи с наступлением продолжительного праздника в честь Аполлона, бога искусств и гармонии. Во время таких праздников смертные казни в Афинах не разрешались. Друзья уговаривали Сократа бежать, ссылаясь на несправедливость приговора и на ответственность философа перед своей семьей, особенно малолетними детьми, остающимися сиротами. Но Сократ решительно отказался от побега как от бесчестного и преступного поступка. Хотя большинство и в состоянии убить нас, говорил Сократ, однако в вопросе о добродетельном, справедливом и прекрасном следует руководствоваться только разумом и убеждением.
"Согласно или не согласно с этим большинство, пострадаем ли мы от этого больше или меньше, чем теперь, все равно, - утверждал он, - несправедливый поступок есть зло и позор для совершающего его, и притом во всех случаях".
Считая недопустимым отвечать несправедливостью и злом на несправедливость и зло, Сократ неоднократно высказывал ту мысль, что лучше испытать чужую несправедливость, чем самому творить ее. Для Сократа, рассматривавшего справедливое и законное как одно и то же, побег из тюрьмы означал бы насилие над законом и, следовательно, над, справедливостью. "Предпочти умереть, оставшись верным закону, - говорил Сократ, - нежели жить в насилии". И он сделал свой выбор: ушел из жизни в соответствии с приговором, ушел, не признав себя виновным, но и не посягнув на Закон и тем самым не воздав злом за зло…
В дни ожидания казни Сократ жил, по словам его ученика, известного древнегреческого писателя, историка, философа и политического деятеля Ксенофонта (ок. 430 – ок. 355 до н. э.) "совершенно так же, как и в прежнее время, а в прежнее время его необыкновенно благодушное, ясное настроение вызывало общее удивление. Можно ли умереть, прекраснее, чем так? Какая смерть может быть прекраснее той, когда человек умирает с таким великим достоинством? Какая смерть может быть счастливее самой достойной? Какая угоднее божеству, чем самая счастливая?"
Даже последний день Сократа прошел, по воспоминаниям его самого талантливого и преданного ученика Платона, в просветленных беседах о жизни и смерти, о богах и бессмертии души. Причем Сократ так оживленно обсуждал эти проблемы со своими друзьями, что тюремный прислужник несколько раз просил собеседников успокоиться: оживленный разговор, дескать, горячит, а всего, что горячит, Сократу следует избегать, иначе положенная порция яда не воздействует и ему придется пить отраву дважды и даже трижды. Но эти напоминания лишь усиливали оживленный характер разговора. Ведь это были последние беседы Сократа с его слушателями.
Сократ не боялся смерти. Когда после оглашения приговора его повели в тюрьму, он заметил, что его спутники плачут. Чтобы успокоить их, он сказал: "Что это? Вы только теперь плачете? Разве не знаете, что с самого рождения я осужден природой на смерть? Да, если бы мне приходилось погибать безвременно, когда течет счастье, то, несомненно, надо было бы горевать мне и расположенным ко мне людям; если же я кончаю жизнь в ту пору, когда ожидаются в будущем разные невзгоды, то я думаю, что всем вам надо радоваться при виде моего счастья".
Сократ признался своим друзьям в том, что он полон радостной надежды: ведь умерших, как гласят старинные предания, ждет некое будущее. Он полагал, что за свою справедливую жизнь попадет после смерти в общество мудрых богов и таких знаменитых людей, как Орфей, Мусей, Гесиод, Гомер, Паламед, Аякс, Агамемнон, Одиссей и др. Блаженную жизнь своей души Сократ представлял себе как интересные беседы с душами этих людей и испытание их на мудрость. Это, по словам Сократа, будет несказанным блаженством, и уже поэтому ему нечего бояться смерти и цепляться за жизнь. "Во всяком случае, - говорил он с явным укором в адрес своих земных судей и обвинителей, - там-то за это не казнят". Смерть и то, что за ней последует, представляют собой награду за муки жизни. Как надлежащая подготовка к смерти, жизнь – трудное и мучительное дело. "Те, кто подлинно предан философии, - рассуждал Сократ, - заняты, по сути вещей, только одним – умиранием и смертью. Люди, как правило, этого не замечают, но если это все же так, было бы, разумеется, нелепо всю жизнь стремиться к одной цели, а потом, когда она оказывается рядом, негодовать на то, в чем так долго и с таким рвением упражнялись".
В основе этих рассуждений Сократа лежало очень глубокое, по его оценке, учение пифагорейцев (берет начало от Пифагора (570 – 490 до н. э.), великого древнегреческого философа и математика, создателя знаменитой религиозно- философской школы), утверждавшее, что "мы, люди, находимся как бы под стражей, и не следует ни избавляться от нее своими силами, ни бежать". Смысл этого учения о таинстве жизни и смерти заключается, в частности, в том, что тело – темница души и что освобождение души от оков тела наступает лишь со смертью. Поэтому смерть есть освобождение, однако самому произвольно лишать себя жизни нечестиво, поскольку люди – часть божественного достояния, и боги сами укажут человеку, когда и как угодна им его смерть. Закрывая тем самым лазейку для самоубийства как произвольного пути к освобождению, пифагорейское учение придает жизни напряженный и драматический смысл ожидания смерти и подготовки к ней. Но так как конечной целью в понимании пифагорейцев было возвращение к жизни среди богов, то, следовательно, человек должен сознательно, в постоянных поисках истины и блага готовиться к соединению с божественным.
Рассуждая в духе учения Пифагора и его последователей, Сократ не сомневался в том, что он заслужил свою смерть, потому что боги, без воли которых ничего не происходит, допустили его осуждение. Не по этой ли причине Сократ не считал нужным готовиться к защите на предстоящем суде над ним, говоря, что вся его жизнь была подготовкой к ней, что он ничем другим не занимался, как только тем, что исследовал вопросы о справедливости и несправедливости, поступал всегда справедливо, а несправедливых поступков избегал, и это, по его убеждению, было лучшей подготовкой к защите…
"Сократовская версия жизни в ожидании смерти, - пишет В. С. Нерсесянц, автор книги "Сократ", - была не безразличием к жизни, но, скорее, сознательной установкой на ее достойное проведение и завершение. Ясно поэтому, как трудно приходилось его противникам, которые, столкнувшись с ним, видели, что обычные аргументы силы и приемы устрашения не действуют на их оппонента. Его готовность к смерти, придававшая невиданную прочность и стойкость его позиции, не могла не сбить с толку всех тех, с кем он сталкивался в опасных стычках. И смертный приговор, так логично завершивший жизненный путь Сократа, был в значительной мере желанным и спровоцированным им самим исходом. Смерть Сократа придала его словам и делам, всему, что с ним связано, ту монолитную и гармоничную цельность, которая уже не подвержена коррозии времени. Сократ, кончивший свою жизнь по-другому, был бы другим Сократом…"
…Последний день земной жизни Сократа приближался к концу. Пора было сделать последние приготовления к переходу в мир богов. Оставив друзей, Сократ удалился на омовение перед принятием яда. Согласно пифагорейским представлениям, омовение перед смертью имело ритуальный смысл и символизировало очищение тела от грехов земной жизни. После этого ритуала Сократ попрощался с родными, дал им последние наставления и велел возвращаться домой. Когда принесли цикуту в кубке, Сократ спросил у тюремного служителя:
- Ну, милый друг, что мне следует делать? Служитель сказал, что содержимое кубка надо испить, а затем ходить, пока не возникнет чувство тяжести в бедрах. После этого нужно лечь.
Мысленно совершив возлияние богам за удачное переселение души в иной мир, Сократ спокойно и легко выпил чашу до дна. Друзья его заплакали, но Сократ попросил их успокоиться, напомнив, что умирать должно в благоговейном молчании.
Он походил немного, как велел служитель, а когда отяжелели ноги, лег на тюремный топчан на спину и закутался. Тюремщик время от времени подходил к Сократу и трогал его ноги. Наконец он сильно сжал стопу Сократа и спросил, чувствует ли тот боль. Сократ ответил отрицательно. Надавливая на ногу все выше и выше, тюремщик добрался до бедер. Он показал друзьям Сократа, что тело холодеет и цепенеет, и сказал, что смерть наступит, когда яд дойдет до сердца. Внезапно Сократ откинул одеяло и сказал, обращаясь к одному из находившихся рядом друзей: "Критон, мы должны Акслепию петуха. Так отдайте же, не забудьте". Жертвоприношение петуха сыну Аполлона Акслепию, богу врачевания, обычно полагалось за выздоровление. Сократ же, скорее всего, имел в виду выздоровление своей души и ее освобождение от бренного тела. Когда Критон спросил у Сократа, не хочет ли он сказать еще что-нибудь, Сократ ничего не произнес, и вскоре его тело вздрогнуло в последний раз.
Согласно сохранившимся с тех далеких времен сведениям, зло, причиненное Сократу, обернулось злом для тех, кто был особенно повинен в его насильственной смерти. Как писал Диоген Лаэртский, афиняне, раскаявшись в содеянном и считая себя злоумышленно введенными в заблуждение, приговорили Мелета, инициатора судебного дела, возбужденного против Сократа, к смерти, а остальных обвинителей – к изгнанию…
На протяжении почти двух с половиной тысячелетий человечество не перестает восхищаться и преклоняться перед духовным и нравственным величием Сократа, обессмертившим свое имя не только своей мудрой жизнью, но и своим трагически достойным уходом из нее. Смерть Сократа – это торжество духа над плотью, разума над страстями, истины над заблуждением, справедливости над несправедливостью, ненасилия над насилием.
По мысли Иоганна Готфрида Гердера (1744 – 1803), видного немецкого философа, историка культуры, просветителя и гуманиста второй половины XVIII века, чтобы стать Сократом, "нужно было обладать превосходным умением жить, терпя лишения, нужен был тонкий вкус морально-прекрасного, вкус, который у Сократа возвысился до степени своеобразного инстинкта…"
Доживет ли человечество до тех времен, когда люди с таким, на первый взгляд, удивительным инстинктом, как у Сократа, перестанут восприниматься как уникальное явление?
И.ЮДОВИН,
"Для "Русской Америки NY"
Фото: Портрет Сократа, скульптура римской эпохи
Фрагмент картины Жака Луи Давида "Смерть Сократа"
|
