Пароль и отзыв.
В жизни бы не поверил, что когда-нибудь сделаюсь главным редактором. Тем более редактором заграничного и явно диссидентского журнала. Эти последние я и видел-то от случая к случаю. Читал, правда, с жадностью, когда попадали в руки, но не слишком запоминал, какие там обложки. "Континент" еще как-то знал - по причине того, что делал его мой старый знакомец и вечный оппонент Максимов, а дальше простиралось море прессы, в волнах которой "Время и мы", "Страна и мир" и другие глобально-закордонные издания накатывали непредсказуемо и неразличимо.
Поэтому я никак не связал появление на нашем московском горизонте улыбающегося человека с внимательными глазами и щегольской ниточкой усов - не связал с тем, что он издает некий зарубежный журнал.
- Перельман, - протянул он мне руку и, видимо, не надеясь, что я отделю его фамилию от фигуры некогда знаменитого научного популяризатора, книгами которого мы все зачитывались в отрочестве, прибавил: - Виктор Борисович. Как Шкловский.
Совпадение с автором "Энергии заблуждения" его явно не пугал.
- Вы из Нью-Йорка или из Тель-Авива? - брякнул я почти наугад, исчерпав запас моих закордонных сведений на две трети.
- Я из "Литературной газеты", - заметил он. - Правда, в ту пору, когда я делал там юмористическую 16-ю полосу, - вы уже в редакции не работали.
- Да! - подхватил я и, чтобы скрыть неловкость, уточнил: - Я там работал раньше, во времена Кочетова и Друзина… Хорошенькое было время…
- Время, - загадочно улыбнулся Перельман. - И мы.
- А вы там когда работали?
- При Чаковском и Сырокомском.
- Чак!! - выскочило из меня, как пароль.
- Сыр, - таинственно отозвался он.
С видом подпольщиков мы пожали друг другу руки.
Путь к сердцу
Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, гласит древняя мудрость. Современная мудрость гласит: путь к пишущему мужчине лежит через печатный станок.
Виктор Перельман впервые напечатал меня в 1991 году. Не помню уже, как попал к нему текст, я ли дал ему еще неопубликованный или он сам высмотрел его в печати. Статья называлась: "…И как с ней бороться". Марксистски подкованный читатель должен был сходу распознать в названии скрытую ленинскую цитату (что для разгара Перестройки, когда Ленина кинулись топтать все, у кого что-нибудь болело или чесалось, такая цитата звучала вызовом, с моей стороны вполне преднамеренным). Смысл же статьи "прост, как правда": у нас так: или все, или ничего, середины нет, и в этом горе наше. Самое же пикантное в этом эпизоде то, что, текст первоначально опубликовала у нас в "пробном номере" газета "День", впоследствии переименованная в "Завтра". Последующая судьба создателя газеты Александра Проханова придает этому эпизоду моей журналистской жизни особенную пикантность: значит, дело действительно не в том, где напечатано, а в том, что написано, - думал я, держа в руках компактную книжку журнала, на обложке которого Вагрич Бахчанян воспроизвел средневековую картину строительства Вавилонской башни, а на ее фоне - благодушного генсека Горбачева в европейском костюме и шляпе.
"Семнадцатый год издания", - гордо стояло на титуле. - "Международный демократический журнал литературы и общественных проблем". Издательство? "Время и мы". Место издания? "Нью-Йорк". Периодичность? "Один раз в три месяца".
Есть от чего взметнуться сердцу.
В ходе начавшегося десятилетия Перельман напечатал меня раз двадцать. То есть, в среднем через номер. Иногда я отдавал ему уже опубликованное в России, чаще всего компонуя статью из разбросанных по разным органам печати "колонок", - в отличие от советского времени опубликовать то или иное эссе уже не было проблемой, и я вовсю печатал свои текущие комментарии в "персональных рубриках" - в журналах "Дружба народов", "Родина", в газетах "Культура" и "Версты", но проблемой оставалось: соединить их вместе. Для этого нужны книги, но книги у меня стали выходить десять лет спустя, а тогда - именно Перельман открыл мне возможность составлять из моих бусинок цепочки, подтверждая заложенную в них внутреннюю последовательность, на которую я только и рассчитывал.
Я почувствовал неслыханную свободу. Я ощутил равенство с рыцарями мировой либеральной дружины, рядом с которыми оказывался на страницах перельмановского журнала. Это было уже как бы братство.
Liberte, egalite, Fraternite…
Мы встречались на бегу, - когда Перельман наезжал (точнее, налетал) в наши палестины. Я в ту пору работал "в семи местах", публиковался в семидесяти семи - иначе нельзя было свести концы с концами в тогдашней реальной действительности… в виртуальной тоже, но в виртуальной они для меня были изначально и непреодолимо несводимыми - это уж сквозная "тема" всех моих писаний - а вот бегать из редакции в редакцию надо было вполне физически.
Однажды, когда я отдавал Перельману какую-то рукопись - свидание было под падающим снежком, я выскочил из офиса раздетым, - он посочувствовал:
- Вам, как всегда, некогда?
Как всегда, в его тоне слышалась ирония, поэтому я счел необходимым выразить готовность здесь же, под падающим снежком, обсудить любые назревшие вопросы.
Он сказал:
- А что, если вам помещать в моем журнале не разрозненные опусы, а что-то связное и цельное?
- Роман?
- Если есть роман, пожалуйста, - опять включил он иронический регистр. Но тут же посерьезнел. - Я предлагаю вам рубрику. Чтобы из номера в номер был подхват…
… Раз в три месяца, - понеслось в моем сознании. - Четыре материала в год… Ну, для начала лучше три… One, deux, trios…
- … Чтобы читатель ждал… - говорил меж тем Перельман.
…Свобода есть изначальный подкоп под равенство, кой черт поставил их в строку?..
- …Ждал бы именно вашей рубрики…
…А братство - для того, чтобы свобода и равенство не перегрызлись насмерть…
- И назовем мы эту вашу колонку… колонкой главного редактора. Вы не замерзли?
- Нет… Свобода - равенство - братство! Вот тема первой триады. Логика восемнадцатого века и теперешний взгляд…
- Вам не холодно? - пробился он ко мне с ироническим вопросом.
- Мне жарко, - ответил я, и это была правда - без всякой иронии.
Русский дух
Обязанности редактора меня не пугали - я на протяжении жизни достаточно много занимался редактированием текстов.
Текстов - но не органов печати! Поэтому словечко "главный" в моей должности меня несколько настораживало. Но не обескураживало: я осенял себя духом Марка Твена и надеялся, что до сельскохозяйственных проблем дело не дойдет, а с литературными как-нибудь справимся.
Родно я знал твердо: если журнал будет состоять из материалов эмигрантского и диссидентского окраса, в которых зарубежные эксперты продолжат учить нас азам демократии и печалиться по поводу нашей на этот счет тупости, - такому изданию в нынешней России делать нечего, и читать его не будут.
Значит, надо добавить плодов с отечественной грядки. Нужны материалы, российские и по истокам, и по пафосу, говорящие о том, что происходит в наших душах под родными осинами.
Перельман согласился.
По счастливому стечению обстоятельств мне предстояло в ту пору читать лекцию в Тульском университете. И я использовал поездку, предложив знакомым тульским литераторам поучаствовать в "нашем" (так я формулировал) издании. Туляки проявили понимание.
Впервые в жизни надо мной как над редактором не висела привычная по прежним временам пирамида ответственных начальников, которые риском потери партбилета уравновешивали мои дерзости. Теперь я говорил: "Пойдет" и был уверен, что пойдет.
Согласовать все это нужно было только с Перельманом, который - по его новому амплуа "издателя" брался обеспечивать спрос и распространение, а за тексты отвечал я. Мы договорились на удивление легко: Виктор Борисович все принял, и мы со смехом удостоверили тот факт, что теперь в палитре журнала появились чисто российские краски, а если вослед тому же Марку Твену брать сравнения из сельскохозяйственной сферы, - пахнуло родным навозом, а если к американской вторичной этикетке (Марк Твен в переводе - марка номер два) доклеить что-то отечественное, то не обойтись без Лескова… на буквальное цитирование не решаюсь.
В полном обоюдном согласии мы с Перельманом сложили очередной (и мой первый) номер журнала. По его (естественно) настоянию книжку открывала в "колонке редактора" моя статья "Свобода…". Анонсирована она была и на обложке: там неукротимый Вагрич Бахчанян поместил несколько перекошенное, но вполне узнаваемое изображение знаменитой гранитной Дамы с факелом, знакомой всем, кто бывал (или, как я, не бывал) в Нью-Йорке.
Сдав номер в типографию, Перельман отбыл за океан, наказав мне проследить за качеством печати, а затем доставить изрядную часть тиража ему в Нью-Йорк лично, - в каковой перспективе мне (и моей жене) были оставлены соответствующие приглашения.
Я все исполнил, получил тираж, а затем встал в хвост длинной очереди в Девятинском (кажется, так) переулке за получением визы.
В качестве доказательства моей добропорядочности я предъявил американскому паспортному контролеру только что вышедший номер журнала.
Дядя Сэм взглянул, крякнул и выдал визы.
| 
