- Действительно ли мы имеем дело со сменой, используя президентское выражение «парадигмы международный связей»?
- Нет, никакой смены не произошло, хотя подвижки есть. Впервые, например, насколько я знаю, глава Российского государства критикует Иран. Но «парадигма» не изменилась по той простой причине, что не изменился режим. Видимо, именно поэтому в выступлении президента Медведева так подчеркнуты установки по большому счету удаленные от первоочередных задач дипломатического ведомства – модернизация экономики, укрепление гражданских и демократических институтов и т.д. Президент возвращается к этим задачам снова и снова, поскольку прав, когда замечает, что приоритеты внешней политики определяются политикой внутренней. А как раз внутри парадигма не поменялась.
- Видите ли вы различия между внешнеполитическими установками, которые нынешний глава государства дает МИДу, и установками его предшественника?
- Безусловно. Мне кажется, что в этом и цель этого и предыдущих подобных выступлений, начиная от манифеста «Вперед, Россия», – отделить себя, хотя бы риторически, от своего предшественника. Даже стилистика у Медведева обретает важную смысловую нагрузку. В начале речи он упоминает важнейшие события за два года – «это и то, что случилось в августе 2008 года на Кавказе». Это же разительная перемена, если вспомнить, что он говорил о войне с Грузией в то время. Куда подевалось «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс!» или «Броня крепка и танки наши быстры»? Медведевская риторика нацелена на то, чтобы подать сигнал обществу и - что может быть важнее – бюрократии. Правда, бюрократию риторикой не проймешь, с ней надо действовать как-то иначе, более рисково... Но что есть, то есть.
- В таком случае как оценить отчетливо заявленный в президентской речи разворот внешней политики в сторону США и ЕС – как конъюктурный шаг или долговременную стратегию?
- Это очень важный вопрос. Я бы в этот ряд еще и НАТО поставил. О нем тоже упомянуто достаточно спокойно и без навешивания клеймящих ярлыков. И тут сильное отличие от языка предшественника, который в принципе старался о НАТО не распространяться, но уж если касался, то в хорошо знакомом нашему поколению духе советской пропаганды. То есть опять налицо некий риторический поворот, демонстрация того, что нынешний президент как-то пытается если не порвать, то, я бы сказал, «утончить» связь с политикой предшественника.
- Модернизация – ключевое теперь слово в выступлениях Дмитрия Медведева. И послам тоже сказано о важности проекта «Сколково». Может ли он стать реальностью?
- Я бы обратил внимание на то, что, видимо, сам Медведев и часть российской элиты не случайно связывают вместе модернизацию и изменения в обществе, изменения политического климата в стране. Без этого реальная модернизация – существенная, глубокая и, самое главное, продолжительная - не получится. У Петра 1 была «Немецкая слобода» для «иностранных специалистов», у Сталина – особые городки, где жили инженеры с предприятий Форда и других зарубежных компаний, помогавшие СССР в строительстве тракторных, автомобильных и других флагманов индустриализации. Если «Сколково» окажется в этом ряду – то это не модернизация, это игра в технологические догонялки. Вы чего-то вложением денег и привлечением импортных мозгов добились, вышли на какой-то уровень. А тем временем прогресс уже демонстрирует новые чудеса.
Импульсы к развитию, открытиям, совершенствованиям должны идти от общества и бизнеса постоянно, как миллионы маленьких ручейков, сливающихся потом в одну могучую реку. Но для этого в стране должна быть полная уверенность в каких-то базоовых вещах: что у тебя не отберут твое дело, если вдруг оно покажет себя перспективным, что госчиновники по собственной прихоти не отберут заработанные потом и недосыпами деньги, и что суд, если вас вынудили туда обратиться, рассмотрит дело так, как положено - по закону и никак иначе. Понимаете, если бы это уже было, то не надо и поездок в Стэнфорд. Я бы резюмировал так: дорога к модернизации проходит не через Стэнфорд, а через Хамовнический суд, где судят Ходорковского и Лебедева.
- А в том, что касается Запада – какой у него есть интерес модернизировать непредсказуемую, с его точки зрения, Россию?
- Сугубо деловой. Он и с Советским Союзом дело имел. Сейчас смотрите, какие у Запада связи с Китаем. Так что если предложат хорошие условия, почему не поучаствовать. Я общаюсь по роду работы и с бизнесменами, имеющими дела в России. Если дело идет не об энергетическом секторе (там особая ситуация и после «Сахалина-2» России долго придется восстанавливать доверие в глазах больших нефтегазовых корпораций), то многие довольны и дела у них идут вполне прилично. С другой стороны, модернизация – это же не просто производство или сервис, тут все сложнее. Все опять может упереться во внутренние ограничители. Насколько я слышал, глава Apple Corp. Стив Джоб прямо сказал Медведеву, что, де, коррупции у вас слишком много, чтобы мне к вам идти.
- Как в контексте заявлений Медведева можно прогнозировать развитие политических отношений России с США и другими ведущими мировыми державами?
- Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять – глава Российского государства аносировал смягчение, определенную либерализацию. Другое дело, что в отношении России никогда нельзя быть ни в чем уверенным, и мы не знаем, когда эта политика может обвалиться – до 2012 года или после... США и Евросоюз за последние два десятилетия столько обжигались, что теперь не станут спешить обольщаться. Пока ясно, определенная либерализация есть, о большем числе вопросов стало возможно говорить предметно. И слава богу! Более радикальных внешних поворотов нельзя ожидать без радикальных изменений внутри страны.
- Насколько способен нынешний российский МИД воспринять новые президентские установки? Не являются словам Медведева о «легкости на подъем» и «о свежем взгляде» сигналом к обновлению кадров этого ведомства?
- Если все пожелания президента принимать за чистую монету, то тогда, конечно, нынешнему министру иностранных дел там делать нечего. Не потому что он плохой, по крайней мере, я его таковым не считаю, – а потому что не может человек пять или десять лет работать в одном ключе, а потом на утро стать совершенно другим. Правда, некоторым бюрократам сталинской и советской школы такое удавалось, патриарх советской внешней политики Андрей Громыко чуть ли не всех генсеков похоронил. Другие же, как герой Александра Бека в «Новом назначении», умирали от сердечных приступов, будучи не в силах выдержать борьбу противоречий. Ясно, что «новая парадигма» требует притока новых кадров. Но это касается не одного министра иностранных дел, но и других руководителей тоже, и не только на высшем уровне, на других ступеньках иерархической лестницы тоже. Дело тут в другом. Медведев сейчас – с учетом внутрироссийских раскладов – и близко не подошел к той власти, чтобы снять своего министра иностранных дел. Президентские слова прозвучали как заявка на будущее, но ни в МИДе, ни в других высоких учреждениях никто не испугался.
Николай ЗИМИН,
Вашингтон,
"Русская Америка, NY"
|
