В моей сфере деятельности в министерстве государственной безопасности относилась вербовка негласных сотрудников в ГДР, которых можно было использовать в качестве контактных лиц с нашими агентами на Западе. Поэтому моим уже действующим около сорока негласным сотрудникам поручили идентифицировать подходящих людей для информационной работы, давать им оценку и сообщать об этом мне. Я работал по принципу: чем больше сеть и чем меньше у нее ячейки, тем больше рыбы попадет в неё. На меня работало несколько профессоров, как из университетов, так и из Академии наук, которые ездили на Запад в большинстве случаев по служебным делам и располагали там соответствующими контактами, а также молодые ученые, надеявшиеся таким путем преуспеть в карьере. Наряду с ними существовали еще сотрудники в области связи, которых при необходимости отправляли на Запад в качестве курьеров и инструкторов . Особенный интерес вызывали студенты, которых можно было готовить как кандидатов на переселение, и от них ожидали, что они когда-то устроятся на работу на каком-то из разработанных нами объектов на Западе. В компетенции нашего реферата находились, в частности, центр ядерных исследований в Карлсруэ, установка ядерных исследований в Юлихе, фирма "Интератом" в Бенсберге, военно-промышленный концерн Мессершмидт-Бёльков-Блом в Мюнхене и технологическое предприятие "Хераеус" в Ханау.
Но так как со времен "невода" становилось все трудней устраивать на Западе граждан ГДР на Западе с личными данными двойника, заслуживающими доверие, необходимо было искать новые способы работы. К этому относилось привлечение к сотрудничеству граждане ФРГ, которые уже работали в соответствующих фирмах или научно-исследовательских учреждениях. По идеологическим соображениям вряд ли хоть один из них пошёл бы на это, нужно было платить им много денег, попытаться шантажировать или прибегать к любви в качестве оружия. По последнему пункту мы использовали своих "Ромео", которые добивались благосклонности дам, работавших на должностях и обладавших ценной информацией. После моего перехода на Запад некоторые из них были разоблачены.
Среди женщин, работавших в интересах ГДР, были, в частности, Ингрид Гарбе (Ingrid Garbe) , оперативный псевдоним "Ирис" ("Iris"), секретарша руководителя политического отдела посольства ФРГ в Брюсселе, Урзула Хёфс (Ursula Hofs) , оперативный псевдоним "Уте" ("Ute"), секретарша федерального правления ХДС, Инге Голиат ("Inge Goliath") , оперативный псевдоним "Херта" ("Hertha"), секретарша депутата бундестага доктора Вернера Маркса (Werner Marx) (ХДС), Кристель Бросцей (Christel Broszey) , оперативный псевдоним "Кристель" ("Christel"), секретарша заместителя председателя ХДС в бундестаге профессора Курта Биденкопфа (Kurt Biedenkopf), а также Хельга Рёдигер (Helga Rodiger) , оперативный псевдоним "Ханнелоре" ("Hannelore"), секретарь в федеральном министерстве финансов. При переходе на Запад я прихватил с собой кое-какой материал о резиденте, курировавшем "Ханнелоре", поэтому в марте 1979 г. она вернулась обратно в ГДР.
Однако западная контрразведка ещё раньше разгадала искусный приём "Ромео", поэтому устраивались специальные перепроверки для секретарш, работавших на ответственных должностях, в ходе которых они работали с отсортированными документами, т.е. распределёнными по степеням секретности. В связи с этим у меня родилась идея, обернуть копье острием в противоположную сторону и просто послать на Запад не "Ромео", а "Джульетту", которая смогла бы очаровать мужчину с доступом к секретным материалам. Поэтому я решил просто повернуть оружие противника против него самого и вместо "Ромео" посылать "Джульетту", которая должна были очаровывать мужчину, имевшего допуск к секретным документам.
По моей оценке, женщины и так уже лучше приспособлены для разведывательной работы, чем мужчины. Они обладают лучшей наблюдательностью, уделяя особое внимание подробностям, они более восприимчивы и умеют лучше поставить себя на место другого человека.
Мою первую "Джульетту" звали Кристиной, оперативный псевдоним "Диана" ("Diana"), она была студенткой стоматологии в Берлине. Мне порекомендовал её, или, как говорят на сленге спецслужб, навел на нее, один из моих негласных сотрудников. Я достал ее фотографию с удостоверения личности, и она полностью меня очаровала. Она была членом СЕПГ, хотя чем-то особенным она не выделялась, и очень хорошей студенткой. После того как я основательно ее проверил и собрал в отношении её все возможные сведения, я завязал с ней контакты - и был очарован её еще сильней. У нее была отменная фигура, хорошо подвешенный язык, она демонстрировала чувство юмора, и, казалось, вовсе была не прочь при необходимости быть полезной МГБ. Я рьяно взялся за работу и добился её согласия на сотрудничество. Затем она прошла обыкновенные этапы подготовки, такие, как выявление лиц и объектов, наблюдение, установление контактов, обеспечение безопасности, закладка тайников и т. д. При этом она оказалась смышлёной, коммуникабельной и деловой. Можно было подумать, что она рождена для работы в спецслужбе. Я даже мог представить себе, что она выдаст себя "под чужим флагом" в общении с целевым лицом , то есть так, чтобы её визави преспокойно считал, что напротив действует в интересах западной спецслужбы.
Однако, мой восторг, как мне пришлось признаться самому себе через некоторое время, был обусловлен не только с моей профессией, все большую роль играла личная симпатия. Но тут возникла дилемма. Почему я должен был отправлять её спать с другим мужчиной? Этот вариант вдруг казался мне совсем нежелательным. На самом деле, это была не самая сильная черта моей личности - сопротивляться искушениям подобного рода. Совсем наоборот, приключения и риск прямо-таки магически привлекали меня.
Мы регулярно встречались приблизительно каждые четырнадцать дней на конспиративной квартире "Замок", где беседовали сначала о служебных вопросах. Однако я ждал благоприятного момента, чтобы у меня была возможность рассказать "Диане", что происходило в моей душе. Последующее развитие событий я представлял себе так: если "Диана" питала ко мне такие же чувства, что и я к ней, то я завязал бы с ней тайную связь, и при этом смог бы понять, что она думала на самом деле. Всё это, разумеется, следовало делать в строжайшей тайне, потому что стоило кому-то из моего руководства узнать о такой личной близости, то тут же последовало бы указание разорвать сотрудничество и передать ее на связь другому куратору.
Мой зондаж уже свидетельствовал о том, что политико-идеологическая убежденность "Дианы" была довольно слабой. Ей, как будущему врачу-специалисту по стоматологическому протезированию, было понятно, насколько сильно отстала ГДР в этой сфере от Запада. Это мнение она уже выразила в разговоре со мной. Если ей предстоит ездить на Запад в качестве негласного сотрудника, то она, вероятно, ещё отчётливее увидит это своими глазами, и я мог бы поговорить с ней открыто. И если личная связь стала бы достаточно сильной, я сообщил бы ей также свои самые тайные планы. Тогда она смогла бы установить для меня долгожданный контакт с другой стороной. Таким было мое стратегическое планирование. В реальности, однако, все вышло иначе. "Диана" тяжело заболела, и ей потребовалось весьма длительное лечение, поэтому наша связь прервалась. Когда же она выздоровела, я уже успел установить связь с БНД.
После моего перехода на Запад сначала отказались от услуг "Дианы", как и всех моих негласных сотрудников, прекратив с ними связь, ибо они считались засвеченными в связи с тем, что я мог бы выдать их другой стороне. Разумеется, отдел XX окружного управления МГБ в Берлине, действующий внутри страны и отвечавший среди прочего за сферу науки, старался некоторое время спустя вновь восстановить свою активность. Под оперативным псевдонимом "Катрайн" ("Kathrein") она должна была шпионить за коллегами берлинской больницы "Шарите", к чему она, впрочем, почти не проявляла никакого интереса. Еще до падения Стены при первой подвернувшейся возможности она через Венгрию сбежала на Запад.
После падения Стены я попытался снова разыскать "Диану", но из-за ее замужества и смены фамилии все мои усилия оказались безрезультатными. Только позже в результате ознакомления с документами Штази я вышел на правильный след. После тридцатилетнего перерыва мы снова возобновили наши прерванные деятельные встречи. При этом "Диана" подтвердила мне, что мои тогдашние планы, непременно, вызвали бы у нее живой интерес. Так что я отнюдь не ошибся в ней. Сегодня мы с ней близкие друзья.
СНТ/Отдел XІІI Берлин, 30.01.1984
КРАТКАЯ СПРАВКА на негласную сотрудницу "Диану""
###, Кристине
род. в 16.12.1955 в ###
прожив. 1071 Берлин, ###
Деятельность: Зубной врач, область медицина, клиника "Charite" университета им. Гумбольдта
была завербована ГУ "А" в 1977 г. в качестве негласной сотрудницы. Она обработала большое количество личных характеристик, в частности, студентов и ученых Университета Гумбольдта. Кроме того, ее использовали для контактной работы с лицами, любопытными в оперативном отношении в операционном районе. Негласная сотрудница "Диана" была завербована и курировалась предателем "Шакалом". По этой причине сотрудничество было остановлено (1979).
При последующем сотрудничестве следует обратить внимание: негласная сотрудница "Диана" не может быть использована в процедурах в качестве IMB в операционном районе. В исключительном случае необходимо обеспечить согласование с РГБ ГУ "А".
Имеющиеся документы по негласной сотруднице "Диане" хранятся закрытыми в архиве ГУ "А", архивный номер 17028.
Капитан Фишер (Fischer)
BStU, MfS, BV Berlin, XX 1260 / 84, Bd. 1, Bl. 13)
Отдел XX/3 Берлин, 04.07.1984
Предложение для предварительного установления связи с негласной сотрудницей (оперативный псевдоним "Диана") предлагается, с
###, Кристиной, доктор,
род. 16.12.1955 в ###
прожив. в 1071 Берлин, в 1055 Берлин, ###,
зубной врач "Charite", секция стоматологии, поликлиника стоматологического протезирования
установить связь для использования в качестве негласной сотрудницы.
Обоснование
"Диана" была завербована 29.11.1977г. ГУ "А", СНТ, отд. XІІI, и готовилась для использования в качестве негласной сотрудницы в операционном районе. Вербовку, инструктирование и негласное сотрудничество осуществлял предатель "Шакал".
"Диана" обработала большое количество личных характеристик, в частности, студентов и ученых университета им. Гумбольдта в Берлине, область медицины. Кроме того, были сделаны первые попытки для установления ею контактов с любопытными в оперативном отношении лицами в операционном районе.
"Диана" познакомилась с "Шакалом" через тов. Зимса, Вернера (Siems, Werner). Встречи с ней происходили на конспиративной квартире "Замок". Связь с "Шакалом" осуществлялась по телефону 5589332/112 или по адресу 1020 Берлин, п/я 347. "Диане" были известны как оперативный псевдоним "Шиллинг", так и настоящее имя предателя.
Сотрудничество было остановлено в 1979 г., после чего состоялась еще заключительная беседа.
С оперативной точки зрения с того времени не было обнаружено никаких признаков того, что она была завербована или соответственно перевербована противником.
Из действительных сведений о действиях противника в результате измены "Шакала" можно предположить возможность, что с "Дианой" был установлен контакт либо соответственно существует такое намерение.
С оперативной точки зрения нужно обратить внимание, что "Диана" полностью подвергнута процессу деконспирации и была выявлена в противовес IMS "Зессельманну"("Sesselmann"), с которым она поддерживала контакт входе негласного сотрудничества.
Действительные негласные характеристики свидетельствовали о том, что "Диана" очень хорошо выполняет свою профессиональную и научную работу, что у нее есть настоящая в "Charite". В течение следующих пяти лет ещё не могло быть и речи о рассмотрении её в качестве "выездной" в несоциалистические страны. У неё принципиальная политическая позиция, которая характеризуется с положительной стороны. Ее рассматривают как благонадежного товарища.
Исходя из оперативной обстановки , представляется необходимым в связи с оперативным контролем "Дианы" вновь поддерживать восстановить с негласное сотрудничество. При негласном контакте с "Дианой" нужно учитывать, в зависимости от значимости, проблемы, достойные обсуждения:
- Повторное установление доверительных отношений с МГБ;
- Проведение мероприятий по перепроверке, в частности особенно с точки зрения возможного вербовочного контакта или соответственно вербовки противником. Выработка убедительных указаний о честности или соответственно нечестности;
- Подготовка к возможному вербовочному контакту со стороны противника;
- Использование "Дианы" в области "Charite", в особенности, стоматологии, для негласного проникновения и контрразведывательного обеспечения объектов . Проведение перепроверок обработанной информации.
Установление контактов с "Дианой" происходит после телефонной договоренности в кабинете 362 онкологической клиники или при имеющейся возможности в квартире "Дианы". Другие встречи проводятся у IMK "Новостройка" ("Neubau").
Отдельно вырабатываются предложения по установлению контактов и концепция по сотрудничеству и перепроверке.
Обер-лейтенант Гальстер (Galster)
BStU, MfS, BV Berlin, XX 1260 / 84, Bd. 1, Bl. 10f)
Отд. XX/3 (сентябрь 1989)
Внеочередное сообщение о негласной сотруднице "Катрайн"
(...)
3. Учетные данные
В случае с доктором ###, Кристине, речь идет о IMS "Катрайн", регистр. номер XX 1260/84 нашей базы данных.
IMS "Катрайн" была завербована, инструктирована и готовилась для использования в ходе негласного сотрудничества в операционном районе в период с 1977 по 1979г.
4. Время совершения преступления
С середины августа 1989г. А. пребывала в отпуске в Венгерской Народной Республике. 4.9.89г. A. позвонила по телефону в секретариат секции стоматологии "Шарите" и сообщила, что она больше не вернется в ГДР. 11.9.89 г. A. по телефону позвонила своему мужу из Гиссена.
5. Место совершения преступления
После оценки сложившейся ситуации следует исходить из того, что A. незаконно покинула ГДР через ВНР. Конкретное место совершения преступления до сих пор не известно.
(BStU, MfS, BV Berlin, XX 260 / 84, Bd. 1, Bl. 64)
РЕШАЮЩИЙ КОНТАКТ С ХЕЛЬГОЙ
Итак, все мои усилия вступить в связь с противоположной стороной сначала окончились неудачей. В начале 1978 г. у меня все еще не было контакта с БНД. Потому я продолжал ждать возможности, чтобы найти подходящего посредника.
11 января 1978 г. я выехал в занесённый снегом Оберхоф, чтобы на следующий день встретиться там с моим сомнительным негласным сотрудником Гюнтером Зенгером (Gunter Sanger), оперативный псевдоним "Хаузер" ("Hauser"), который работал на одном из кабельных заводов концерна "Сименс" под Кобургом. Автобан и магистральная дорога на Зуль были мало-мальски посыпаны реагентом, но в самом Оберхофе высота снега достигла уже 25 сантиметров, а зимней технической службы на автодорогах службы уборки снега не было видно. Во время ужина в ресторане гостиницы международного класса при выборе стола мое внимание привлекла одна очень миловидная официантка. Она, пожалуй, была на несколько лет старше меня и производила впечатление своей осанкой. Я сел таким образом, что мог рассчитывать на то, что меня будет обслуживать именно она. Так и получилось. Она была необыкновенно приветлива, в совершенстве знала свое дело и показалась общительной. Мы разговорились и условились немного выпить в гостиничном баре после окончания ее работы. При этом я выдал себя за инженера, находившемся по делам службы на предприятии Зуля. Она объяснила свое желание выпить крепкого виски тем, что власти ГДР как раз сыграли с ней злую шутку. Её брат пригласил её на свою свадьбу в Кобург, куда, собственно, в подобном случае "неотложных семейных обстоятельств" , она должна была бы ехать, но ей было отказано в поездке, хотя её сын-подросток оставался бы дома как залог. Несмотря на запросы, причину для отклонения просьбы ей не назвали. Она чувствовала себя подставленной власть имущими, не скрывая своего негодования. Я держался нейтрально, выражая порой сочувствие, и угощал её новыми бокалами хорошего виски, но сам как-то воздерживался. Поздно вечером я предложил ей подвезти домой на машине, так как тротуары едва ли были убраны, и местами оставались очень скользкими. Она приняла это предложение с благодарностью. Тем не менее, на месте стоянки автомашин я теперь столкнулся с проблемой. Снег продолжал идти, и с моими летними шинами я вряд ли мог бы въехать на гору. Хотя ГДР могла строить ослепительный социализм, но до зимних шин, к сожалению, руки не доходили. Потому мне впервые в жизни пришлось натягивать на колеса цепи против скольжения, которые наша линейная транспортная служба положила в мой багажник. С некоторым трудом это мне удалось, но я все же сильно вспотел, и поэтому снял пальто и пиджак. После этого моя белая рубашка выглядела соответствующе. Когда я привез ее домой, моя новая знакомая Хельга вызвалась почистить рубашку, прежде чем я поеду назад, так как к тому времени служба сервиса в отеле уже не работала. Сказано, сделано, но рубашка не могла высохнуть так быстро, а без рубашки я не мог вернуться назад в отель. Итак, Хельга открыла бутылку шампанского, и мы пожелали друг другу удачи. Когда я утром прощался с ней, вторая половина дня была уже полностью распланирована. Мы хотели непременно увидеться вновь.
Как я узнал ночью, отношения Хельги с ее братом, проживавшим на западе, были исключительно тесными. По крайней мере, раз в месяц он приезжал к ней в рамках сообщения между пограничной областью и заграницей . Он был учителем по профессии, то есть, как разбирался и в сложных вопросах. Хельге совсем ничего не нравилось в ГДР и в социалистической системе в целом, хотя дела у нее шли, собственно говоря, гораздо лучше, чем у среднестатистического жителя государства рабочих и крестьян. Но контакт со многими западными немцами в гостиницах международного класса, вероятно, особенно наглядно демонстрировали ей экономический контраст между двумя обществами.
В моей голове что-то щелкнуло: вероятно, через Хельгу открылась возможность подступиться к её брату и через него установить контакт с БНД. Это всё было далеко от Берлина и не в сфере непосредственного контроля моего министерства. Но чтобы перестраховаться и узнать, за кого я тут вступился, я отправился в окружное управление МГБ и разыскал сотрудника, из отдела XX, в компетенции которого находился отель: именно он забронировал для меня номер. Я поблагодарил его и сообщил о том, что узнал в отеле об идеологических проблемах одной из официанток. "Ах, эта, - прозвучал ответ, - она сравнительно безобидна. Там есть гораздо более скверные типы, с которыми мне приходится вести борьбу. Вся эта хибара полностью коррумпирована Западом". Кроме того, он пожаловался мне на неприятности с детьми высших функционеров из Берлина, которые толпами приезжали в отель и порой валялись там в грязи, как поросята. Я выразил понимание трудностей его работы и попрощался, выразив благодарность. Я узнал самое главное: Хельга никоим образом не была связана со Штази, а также не находилась под особым контролем. С этой стороны ничего не могло помешать возникшему у меня плану.
Действительная цель моей поездки была достигнута очень быстро, ибо негласный сотрудник "Хаузер" не появился к назначенному сроку. У него, очевидно, возникли большие проблемы, чем ожидалось. Как я узнал на нашей следующей встрече летом, его брак за это время распался, причем он был обязан в результате развода заплатить очень большую сумму денег жене и ее четырем детям от предыдущего брака: полное основание, чтобы дополнительно приобрести кое-что неофициально. В последний раз я видел его потом в конце того года, незадолго до моего бегства на Запад. Мы провели два дня в гостинице международного класса "Нептун" ("Neptun") в Варнемюнде. Он был мне симпатичен, но я, естественно, не мог прямо предостеречь его. Тем не менее, я предложил ему как можно скорее бежать в США, пустив семью по ложному следу. Тем не менее, там он смог бы надежно укрыться от требований выплаты алиментов в связи с кучей детишек. Потом мы бы встретились снова. Он согласился со мной и заметил, что уже сам думал о таком варианте. Когда я вручил ему две тысячи марок ФРГ за поставленную информацию, я еще заметил, что этого должно было в любом случае хватить для покупки билета на самолет. На следующий день после моего перехода и передачи всех привезенных мною документов "Хаузер" был арестован. В его сумке чиновники ФВКП нашли билет на самолет в Бразилию. Он получил незначительное наказание и после этого, надо надеяться, наверное, все-таки добрался к цели своего запланированного путешествия.
Во второй половине дня Хельга уже ждала, когда я приду к ней домой. У нас была чудесная ночь, и следующим утром стало ясно, что мы хотим непременно сохранить свои связи. Я не стал оставлять нё в неведении того, что у меня была жена и ребенок, но это, кажется, не особо ей мешало. Правда, она была вначале возмущена, когда я признался ей, что я не инженер, а офицер госбезопасности. Она отреагировала очень спонтанно: "Вон из моей квартиры! Я хочу тут же забыть, что когда-то встречала тебя". Я попросил её уделить мне несколько минут внимания и разъяснил ей, что я ни в коем случае не был приставленным к ней шпиком, и полностью разделяю ее негативное отношение к ГДР. Тут же я перешел в наступление и объяснил, что я нуждаюсь в ее помощи для осуществления моих намерений. О чем конкретно идет речь, я пообещал объяснить ей в следующий раз. Единственное, что я попросил у нее, было не говорить никому ни слова, ибо тогда я пропал. Хельга обещала, что никому не расскажет об этом своеобразном деле. Мне, пожалуй, тогда было немного не по себе, так как в то время я не знал, что она думает и что чувствует внутри себя. Однако мне ничего другого не оставалось, кроме как довериться ей.
Мне удалось организовать себе уже через две недели снова служебную командировку в Оберхоф, и вскоре после этого мы встретились в начале февраля в Лейпциге. У Хельги было несколько свободных дней, а я сроки командировки подогнал под это время.
В гостиничном номере я как всегда включил радио. Оно делало подслушивание при подконтрольном тихом разговоре почти невозможным. Хотя отдел 26 , отвечавший за акции по подслушиванию, располагал стереомикрофонами, которые могли улавливать шумы из различных частей помещения, но из собственного опыта я знал, что при тихой беседе они были практически бессильны против музыки, звучащей из радио на заднем плане. Хельга явно влюбилась в меня и хотела продолжения наших отношений почти любой ценой. Когда я разъяснил ей, что мы не сможем вечно скрывать нашу аферу, и если о ней станет известно, то Штази вмешается в наши отношения со всей мощью своего аппарата, потому что любовные интрижки официально не допускались, она поняла, что перспектива у наших отношений могла бы быть, собственно, только вне ГДР. Я раскрыл перед ней свой план. С горой информации, которую я уже накопил и увеличивал почти ежедневно, я мог бы скомпрометировать не только непосредственно свой Сектор науки и техники, но и в немалой степени также шпионаж ГДР за границей в целом. Для Федеральной разведслужбы это представляло бы огромный интерес.
Хельга сделала необходимые выводы сама: "Значит, ты хочешь, чтобы другая сторона как вознаграждение за информацию, которую ты поставляешь им, вызволила бы нас отсюда. Но как ты себе это представляешь?
Теперь я втянул в игру её брата. Именно он мог бы передать соответствующим образом подготовленное сообщение в адрес БНД. Тогда получилось бы и все остальное. "Я не знаю, сделает ли он это, - ответила она, - но у нас такие хорошие отношения, что даже в случае отказа он будет держать язык за зубами". Теперь было ясно: Хельга решилась и была готова пойти со мной на эту авантюру.
После следующего приезда брата на Пасху 1978 г. я подготовил всё профессионально. Отношения с Хельгой стали из-за этого несколько более деловыми, так как отныне все следовало делать строго по конспиративным правилам. Телефонные переговоры можно было вести только в случае необходимости, и я принципиально звонил лишь из телефонных будок, причем не назывались настоящие имена, а дни и часы указывались всегда с учётом лишней единицы, то есть, из произнесенного дня или часа следовало вычитать единицу.
К счастью, у нее в квартире был телефон, так как если человек работал в гостинице международного класса и располагал западной валютой, можно было иногда добиться и у Deutsche Post ГДР чего-то невозможного для других. Если ей непременно требовалось поговорить со мной, было решено, что она звонит мне домой, но снова вешает трубку тут же после первого звонка. Я тогда понимал, в чем дело и мог перезвонить из телефонной будки. В конце концов, наши отношения следовало скрывать не только от Штази, но и от моей жены.
Ее коллеги в отеле, которые, естественно, со временем узнали, что в ее жизни появился новый мужчина, она рассказала, согласно договоренности, что он работает в ОСНП, Объединении свободных немецких профсоюзов ГДР . Это было настолько же скучно, как Демократический женский союз или общество рыболовов, и там никто не задавал вопросов.
Насколько обоснованна была эта перестраховка, я почувствовал при своём втором визите к Хельге в Оберхофе, когда меня там случайно увидел мой начальник полковник Фогель, у которого тоже была тайная встреча, разумеется, служебная, на том же месте.
Во время визитов Хельги в Берлин мы встречались на конспиративной квартире "Замок" ("Burg") на Мариенбургер Штрассе в районе Пренцлауэр Берг: она использовалась только мной и поэтому считалась безопасной. В моих семейных отношениях уже в некоторой мере царил к этому времени разлад. Моя жена стала подозрительной, так как я всё меньше бывал дома, и однажды она даже обнаружила следы царапин на моей спине. Я признался ей в своей новой любовной истории, однако, пообещал с ней вскоре покончить. Мы всё более отдалялись друг от друга, но оба знали, что в нашем жилом доме МГБ следовало сохранять видимость, что всё в порядке, так как в противном случае я мог бы потерять работу.
И вот в конце апреля 1978 г. наступила Пасха. Мы договорились, что Хельга сначала сама должна будет поговорить со своим братом и разъяснить ему наш план. В зависимости от его реакции я бы тогда появился при следующем его визите. О результате беседы она хотела опосредованно подать мне знак. Если реакция была положительной, она по телефону между прочим сообщила бы дату его следующего въезда в страну - естественно, согласно ключу к шифру, в противном случае разговор шёл бы о всяких мелочах. Все праздники я не находил себе место. Не подавалось никаких сигналов. Вечером на второй день Пасхи я уже не выдержал и сам позвонил ей. И действительно она назвала мне дату. В соответствии с этим следующий приезд брата запланирован на первое мая.
Дверь в БНД, в которую мне я так долго хотелось попасть, неожиданно оказалась открытой. С этого момента речь шла уже не только о какой-то виртуальной, а о настоящей реальности. Тем самым возникала степень риска, так как отныне каждая оплошность могла стоить жизни. Как лучше всего предложить свои услуги другой стороне? Самым безопасным вариантом, несомненно, был бы только устный инструктаж брата, но это также могло бы привести к недоразумениям, поэтому письменное сообщение было бы лучшим методом, чтобы исключить дезинформацию. С самого начала должно быть ясно, кто с кем будет иметь дело, и какими будут общие условия.
Следующим вопросом состоял в том, что я должен был хранить в тайне о самом себе. Я хотел бы скрыть свое настоящее имя, но в любом случае сообщить наименование своей служебной инстанции. Предложение звучало так: передача информации в течение определенного периода о духовной жизни МГБ, а после этого в качестве вознаграждения нелегальная переправа меня, Хельги и ее сына на Запад. Так как любая спецслужба намеревается точно знать, что она получает взамен, мне пришлось уточнить намеченную мною поставку информации: имена не менее десяти агентов ГДР на Западе, новейшие сведения о структуре ГУ "А", а также об ее методах работы, главных направлениях деятельности и уязвимых местах.
Я готовился к тому, чтобы проинструктировать до мелочей брата Хельги. Ему следовало отдать мое письмо непосредственно начальнику Федеральной пограничной охраны в Кобурге, присовокупив его к ходатайству о непосредственной передаче в БНД. В результате курсов обучения в ГУ "А" мы знали, что у ФПО действительно были весьма хорошие отношения с Федеральной разведслужбой. Тогда сначала я записал свой текст для себя и закодировал его, меняя буквы на цифры. Я использовал для этого один из последних номеров журнала "Spiegel". О номере журнала и соответствующей в нём странице брат Хельги должен был в устной форме передать служащему ФПО. Это уже гарантировало некую безопасность. Сами числа, каждое из которых соответствовало букве из текста на указанной странице "Spiegel", я написал на сигаретной бумаге, чтобы сделать письмо как можно более тонким. Затем я изъял из фонда западных бумажников, которые использовались моими негласными сотрудниками из ГДР во время операций в Федеративной Республике, одно подходящее, отделил подкладку, засунул письмо под нее, и снова закрыл подкладкой. Снаружи письмо в этом тайнике никак нельзя было прощупать, и оно даже не шуршало подозрительно, если потереть подкладкой по наружной части.
Инсценируя новую попытку контакта с "Хаузером", я отправился в Оберхоф. Брат с его новой женой уже были там, и Хельга представила меня им. Пока женщины готовили обед, у меня была возможность поговорить с братом наедине. Он заверил меня в своей принципиальной готовности помочь нам, но выразил некоторые сомнения и проявил некоторую нерешительность. Он считал, что не рожден для таких действий и не особо пригоден для этого. Однако, в конце концов, он заявил о своей готовности выполнить это особенное пожелание своей сестры, даже если это ему будет стоить неких усилий. Я передал ему приготовленный бумажник и попросил его положить в него свои собственные документы. Я проинструктировал его, чтобы он после погранперехода вынул свои документы из бумажника и передал его, якобы пустое, начальнику ФПО с ходатайством о немедленной передаче в БНД. Для этого он должен был назвать номер "Spiegel" и страницу с кодом. И то, и другое легко было запомнить.
На обратном пути я снова проанализировал, не упустил ли я чего-нибудь из вида, и где еще могли подстерегать возможные опасности. Брат не притворялся. Исключено, чтобы он мог быть осведомителем МГБ. Но он относительно часто въезжал в ГДР для встреч сестрой. Это могло привлечь к нему внимание контрразведки ГДР, которая могла бы заподозрить в нём курьера западной спецслужбы. Уже несколько нестандартное поведение могло бы привести к допросу. Если затем на границе прибавилась бы еще и нервозность, он мог бы выделиться, и его могли бы обыскать. Но на этот случай я кое-что заранее предусмотрел. В бумажнике в боковом отделении лежали две порнографические фотокарточки, о которых он - и, прежде всего, его жена - не имел никакого понятия. При обыске, если их найдут, они объяснили бы его нервозность. У офицеров ГДР будет кое-что, что они у него заберут и чему смогут порадоваться сами, после чего, по моим соображениям, ему снова разрешат сесть в поезд и ехать дальше. То, что органы власти ГДР, сверх того, стали бы разрезать бумажник гражданина ФРГ, было невероятно, так как это нарушило бы соглашения о сообщении между пограничной областью и заграницей, и было бы допустимо лишь в случае серьезного подозрения или официального ареста.
Вернувшись в Берлин, я сразу позвонил Хельге. Она смогла успокоить меня. Брат уже позвонил и сообщил, как было согласовано, что благополучно приехал домой. Мне сразу стало легче, и теперь я мог только расслабленно ждать, как отреагирует другая сторона. В дальнейшем я решил чуть больше уделять внимание своей семье, так как некоторое чувство вины уже мучило меня. Кроме того, я хотел, чтобы внешне все выглядело хорошо и стабильно.
В конце мая я в следующий раз встретился с Хельгой в Карл-Маркс-Штадте. Мы договорились не обсуждать по телефону больше ничего, ну просто ничего, что имело бы отношение к нашей операции. В ходе встречи она сообщила мне: "Дорогой, мой брат позвонил и обмолвился наряду с этим, что у него побывал его друг Гюнтер из Мюнхена. Вот и всё. Контакт, очевидно, состоялся, но все же что могло это значить, я не знал. Ожидание продолжалось. До середины июля ничего не произошло. Во время отпуска я регулярно ездил с семьей к родителям жены в Венгрию. Оттуда я каждые два дня звонил из телефонной будки Хельге - имитируя необходимость служебных контактов с министерством. Примерно через неделю был упомянут главный пароль: она пожаловалась на ужасную мигрень. Я привел в свое оправдание неотложные проблемы на службе, оставил семью на оставшиеся дни отпуска в Венгрии и улетел в Берлин.
Я встретился с Хельгой на конспиративной квартире "Замок". Незадолго до этого к ней приезжал её брат. Он сообщил, что "Гюнтер" из БНД уже неоднократно посещал его и усиленно расспрашивал обо всех подробностях. В заключение ему сообщили о местонахождении тайника в Восточном Берлине, описание которого он передал Хельге. Тем самым он выполнил необычное желание своей сестры и больше не хотел иметь ничего общего с этим делом. Прежде всего, по соображениям безопасности он не стал пока больше приезжать в ГДР.
Я очень сожалел, что брат Хельги прибыл именно в то время, когда я застрял в Венгрии и поэтому не мог пообщаться с ним лично. После того как теперь был, наконец, установлен контакт с БНД, я охотно напутствовал бы его рядом практических предложений для другой стороны, чтобы та могла осуществлять будущее сотрудничество со мной как можно более безопасно и надежно. Впоследствии это оказалось ещё большой помехой.
|
