Великий немецкий философ Эммануил Кант родился 22 апреля 1724 года в Кенигсберге (ныне Калининград) в семье ремесленников. Родители Канта были очень набожными и добродетельными людьми и старались в том же духе воспитывать своих детей, служить для них примером нравственно религиозного поведения. Как писал много лет спустя сам философ, он никогда не слышал от своих родителей ничего неприличного и не видел ничего недостойного. По словам одного из ранних биографов Канта, отец требовал от детей "труда и честности, в особенности избегания всякой лжи; мать требовала еще большего, а именно: святости. По всей вероятности, это и способствовало той непреклонной строгости, которую впоследствии обнаружил Кант в своем нравственном ученье". Каждый раз, когда он вспоминал о том, чем обязан родителям с нравственной стороны, он чувствовал себя преисполненным трогательной благодарностью.
От рождения Кант был слаб здоровьем, в детстве и юности часто болел. Мать нежно любила болезненного ребенка, много занималась его воспитанием. Систематически гуляя с ним, чтобы укрепить его здоровье и развивать рано обнаруженную в нем наблюдательность и пытливость, она постоянно обращала его внимание на окружающую природу, цитируя при этом те места Библии, в которых восхваляется благость и мудрость Творца. "Я никогда не забуду своей матери, - писал впоследствии Кант. – Она насадила и взлелеяла во мне первые зародыши добра, она открыла мое сердце впечатлениям природы, она возбудила и расширила мои понятия, и ее поучения оказали непрерывное спасительное влияние на всю мою жизнь".
Не тогда ли, во время этих прогулок в природу, маленький Кант почувствовал неугасимую потребность в том, что определило весь его жизненный путь. "И чем более я размышляю, - писал 64-летний философ в 1788 году в одном из своих основных трудов "Критика практического разума - тем более две вещи наполняют душу мою все новым удивлением и нарастающим благоговением: звездное небо надо мной и нравственный закон во мне". Что означают эти две вещи? Прежде всего то, что Канта как мыслителя особенно вдохновляли космология Ньютона и этика свободы человека.
Когда Канту пришла пора учиться, родители отдали его в начальную школу, откуда он вынес неприязнь к царившей в ней атмосфере муштры и зубрежки. Уже в те времена это было весьма характерно для немецкой школы. Немногим лучше обстояло дело в государственной гимназии – "коллегии Фридриха" – в среднем учебном заведении, где учащихся готовили к духовному званию. Учителя в большинстве своем придерживались схоластических методов и приемов преподавания. "Эти господа, - вспоминал Кант, - не могли зажечь в нас даже малейшей искры".
Как писал один из школьных товарищей, в коллегии Фридриха Кант не проявлял никаких склонностей к философии и поэтому никому не приходило в голову, что из него "выйдет философ". Отчасти "благодаря" тем учителям, которые бездарно преподавали логику и другие близкие к философии предметы и не пытались при этом увидеть под оболочкой природной застенчивости Канта его философский склад ума. Правда, его ум мыслителя, как и ум Ньютона, развился сравнительно поздно. В нем не обнаруживались признаки той ранней гениальности, которою отличались, например, Лейбниц и Паскаль. Если не считать так называемой "гениальной рассеянности", которою Кант, подобно тому же Ньютону, отличался с детства, трудно указать признаки, которые характеризовали бы его еще в ранней юности как будущего реформатора философии. О рассеянности Канта сложилось немало анекдотов. Еще в начальной школе он часто страдал от упреков и даже оскорблений учителей за то, что являлся без книг, о чем обыкновенно вспоминал лишь в тот момент, когда входил в класс. Однажды он вывел учителя из себя заявлением, что раньше забыл, куда положил книгу, но вспомнил об этом как раз в тот момент, когда его об этом спросили. Учитель, конечно, не поверил ему и приписал это его нежеланию учиться.
Но зато очень рано обнаружилась у Канта характерная для него способность не теряться в сложных ситуациях, властвовать над своими эмоциями и чувствами, целеустремленно и решительно преодолевать возникающие трудности. Судя по рассказам биографов, Кант, как и многие болезненные, малокровные дети, не отличался должной храбростью. Однако в условиях, когда ему неожиданно угрожала серьезная опасность, он способен был проявить необыкновенное присутствие духа. Так, 8-летний Кант надумал однажды перейти через глубокую канаву с водой по перекинутому бревну. Не успел он пройти несколько шагов, как у него закружилась голова. Он хотел вернуться назад, но бревно закачалось и готово было совсем скатиться. Маленький Кант не растерялся и, стараясь не смотреть вниз, сосредоточил свой взгляд на одной точке по ту сторону канавы. Не отвлекаясь от заданной цели и не поддаваясь чувству страха, он благополучно переправился через канаву.
Уже тогда в сознании Канта зарождалась связь между "хочу" и "должен". Не только "хочу", но и "должен" учиться. Должен после окончания средней школы поступить в Кенигсбергский университет. На богословский факультет. Таков был завет матери. Увы, она не дожила до этого дня. Но даже смертью своей она напутствовала его, 13-летнего подростка, жить в любви к ближнему. До глубокой старости Кант не мог без сильного душевного волнения говорить о том, при каких обстоятельствах умерла его мать. Одна ее нежно любимая подруга была обручена с человеком, который обманул ее, свою невесту, и женился на другой. Несчастная женщина заболела и, не желая больше жить, отказывалась принимать прописанные врачом лекарства. Мать Канта самоотверженно ухаживала за больной и уговаривала ее принять какую-то микстуру. Для большей убедительности она сама выпила эту микстуру из ложки, которой пользовалась больная. А между тем у больной оказался тиф. Мать Канта заразилась, через несколько дней слегла и вскоре скончалась.
За годы пребывания в университете (1740 - 1745) Кант не проявил себя как творчески одаренная личность. Он даже не стремился ускорить получение университетского образования, как это делали наиболее способные студенты, чтобы скорее преуспеть в избранной ими профессии. И тем не менее Кант отличался от студенческой массы необыкновенной широтой и глубиной своих познавательных интересов. Трудно, пожалуй, назвать такую область знаний, которая не привлекала бы его внимание. Товарищи Канта затруднялись понять, к какой житейской карьере он готовится. План его университетских занятий, в котором физико-математические науки соседствовали с богословием, языкознанием и так далее, казался им, его товарищам, настоящей загадкой. Даже его самые близкие друзья терялись в догадках. Разве что они замечали, что он отдавал предпочтение нравственным наукам, но в то же время увлекался и математикой, и физикой, и физической географией. "К чему ему все это?" – удивлялись его друзья, считавшие, что из него выйдет хороший сельский священник. Но сам Кант считал иначе. Записавшись на богословский факультет, он постепенно пришел к убеждению, что не чувствует в себе призвания стать религиозным деятелем. К тому же он понял, что голос его слишком слаб для проповедника. Не тогда ли Кант сделал свой выбор в пользу философии и не потому ли он максимально использовал студенческие годы для обстоятельного освоения тех фундаментальных знаний, без которых не может состояться истинный философ?
Вскоре после окончания университета Канта постигло новое семейное горе: умер его отец. Материальное положение будущего философа стало особенно тяжелым. Еще студентом он вынужден был за мизерную плату заниматься с богатыми товарищами, объясняя им содержание затруднявших их лекций. Теперь же за неимением ничего лучшего он занялся домашним учительством и в течение девяти лет преподавал в разных частных домах. Считая себя в области педагогики хорошим теоретиком, Кант в то же время утверждал (очевидно, в силу свойственной ему скромности), что из него получился посредственный практик ("Трудно представить себе худшего гувернера, нежели я... Я никогда не умел применять на деле мои собственные педагогические правила"). Однако ни его ученики, ни их родители не разделяли это утверждение. Они навсегда сохранили к Канту глубокую признательность. О его благотворном влиянии на своих воспитанников может свидетельствовать тот факт, что впоследствии один из них был среди тех прусских помещиков, которые первыми добровольно освободили крестьян от барщины.
В 1755 году Кант был, наконец-то, приглашен в Кенигсбергский университет в качестве приват-доцента. Он читал лекции по самым разнообразным предметам, начиная с фортификации и кончая метафизикой. Логика, мораль, естественное право, физика, физическая география были его главными предметами. Он не имел дурной привычки, свойственной плохим профессорам, читать по вызубренному тексту и даже по подробному конспекту. Кант вел лекцию так, как будто искал истину, одинаково неизвестную его слушателям и ему самому. Сначала он вроде бы делал попытки дать определение, причем получал только первую грубую формулу; затем он постепенно исправлял ее, пока, наконец, не получалось вполне строгое и научное определение. Словом, Кант старался ввести студентов в свою философскую "мастерскую", показывая им на деле, каким образом ищут истину. Единственным недостатком Канта как лектора был его слабый голос, Зная это, слушатели сидели на его лекциях не шевелясь, стараясь не проронить ни слова и не шаркая ногами (по странному немецкому обычаю) при появлении запаздывающих. Да редко кто и запаздывал на лекции Канта. Он никогда не искал дешевой популярности и не любил пересыпать лекции не идущими к делу шуточками. Но он был по природе остроумен. Его шутку сравнивали с молнией.
Кант внушал своим слушателям необычайное уважение. К нему неприменима была пословица: "Никто не пророк в своем отечестве". Студенты обожали его за фантастическую эрудицию и остроумие, за упорное стремление поощрять их самостоятельное мышление, за его застенчивость и скромность. Выдающийся немецкий философ, просветитель и гуманист 18 века И. Г. Гердер (1744 – 1803), около трех лет слушая лекции Канта, восторженно писал: "Я имел счастье узнать философа, который был моим учителем. В свои цветущие годы он был весел, как юноша, и таким, вероятно, остался до глубокой старости. Его открытый, созданный для мысли лоб выражал несокрушимое веселие и радость, его полная мысли речь текла из уст, шутки и остроумие были в его распоряжении, его поучительные лекции имели характер интереснейшей беседы… История человека, народов и природы, естествознание и опыт были источниками, которыми он оживлял свою беседу; ничто достойное познания не было для него безразличным; никакая интрига, никакая секта, предрассудок или честолюбие не имели для него ни малейшей привлекательности и не заставляли его уклоняться от расширения и разъяснения истины. Он ободрял и поощрял к самостоятельному мышлению; деспотизм был чужд его натуре".
Особенно воодушевлялся Кант, когда рассматривал в своих лекциях вопросы морали. Вот что писал об этом один из лучших его учеников Яхманн, ставший его биографом: "Когда речь шла о морали, Кант становился красноречивым оратором, увлекающим ум и чувство. Часто он доводил нас до слез, поднимая дух из оков себялюбивого эвдемонизма до высокого самосознания чистой свободы воли, безусловно подчиненной законам разума и движимой высоким чувством бескорыстного подчинения долгу. В такие минуты казалось, что Кант был одушевлен небесным огнем. Его слушатели чувствовали себя нравственно очищенными". Не означает ли это, что Кант способен был на своих лекциях вызывать у студентов состояние катарсиса?
В течение 15 лет Кант вынужден был оставаться приват-доцентом. И это несмотря на то, что за эти годы он обратил на себя внимание не только как блестящий преподаватель, завоевавший непререкаемый авторитет у студентов, но и как выдающийся ученый. В 30-летнем возрасте он написал трактат "Всеобщая естественная история и теория неба" (1755) на основе идей античных материалистов Демокрита, Эпикура, Лукреция. Уже тогда он выдвинул космогоническую гипотезу естественного образования Солнечной системы из гигантской первоначальной газовой туманности. Позднее эта гипотеза получила название теория Канта-Лапласа, до сих пор не утратившая своей научной ценности. Вместе с тем Кант высказал догадку о существовании Большой системы галактик вне нашей Галактики, показал, что в результате приливного трения суточное вращение Земли замедляется и что движение, как и покой, относительны. В биологии Кант наметил идею генеалогической классификации животного мира, т. е. распределения различных классов животных по порядку их возможного происхождения, а в исследованиях по антропологии – идею естественного развития человеческих рас. В эти же годы (1755 – 1769) Кант написал и несколько философских работ так называемого докритического периода, в частности, такие значительные, как "О принципах метафизического познания" (1755), "О физической монадологии" (1756), "Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога" (1763).
Лишь в 1770 году 46-летнему Канту была предоставлена профессорская кафедра, о которой он давно мечтал. Это была кафедра логики и метафизики. Именно в это время в уме воспрянувшего духом философа вырабатывались во вполне законченной форме начала той философии, которая в основном получила свое воплощение в главном труде его жизни "Критика чистого разума" (1781). В этом фундаментальном произведении Кант дал новое толкование природы и возможностей человеческого познания, показал роль чувств и разума в процессе познания человеком окружающего мира. В последующие годы Кант написал и такие фундаментальные работы, как "Критика практического разума" (1788), в которой рассматривается область нравственного поведения и "Критика способности суждения" (1790), посвященная вопросам эстетики. В 90-е годы появились важные работы, дополняющие три "Критики": "Религия в границах чистого разума"(1793), "Метафизика нравов" (1797), "Антропология с практической точки зрения" (1798). Начиная с "Критики чистого разума", все эти работы, по замыслу их автора, образуют систему его критической философии. Именно они, эти работы так называемого критического периода, и сделали Канта родоначальником немецкой классической философии.
Трудно найти другого философа, который бы так последовательно, как Кант, руководствовался своими философскими взглядами на каждом шагу своей жизни. В этом отношении он во многом похож на Сократа и Спинозу. Как и они, он был мудрецом в полном смысле этого слова. Все, начиная с гигиены и кончая вопросами морали, согласовывалось у него с принципами разума.
Кант не относился к тем людям, для которых чувственные удовольствия – это главная цель жизни. Но он высоко ценил физическое здоровье как необходимое условие бодрости духа. Тем более он имел все основания дорожить этим благом, ибо, будучи от природы хилым и болезненном, делал все, что было в его силах, что бы как можно меньше страдать от телесных недугов. Он в совершенстве изучил свой организм и с помощью разума научился управлять им. Свою жизнь и ее продолжительность он считал делом своих рук. Например, силой воли мог приостановить наступающую простуду и насморк. Он не любил говорить о своих умственных или нравственных свойствах, но весьма охотно рассказывал о своем физическом состоянии. Благодаря разумному образу жизни он никогда не был болен, хотя, по его собственному признанию, почти никогда не был и здоров. Он страдал главным образом от проблем, связанных с пищеварением, и от головных болей вследствие чрезмерного сидения за письменным столом и упорного умственного труда.
Путем длительных и терпеливых наблюдений над своим организмом Кант выработал для себя правила разумной гигиенической жизни. Он придерживался их со строгостью, которую можно принять за мелочный педантизм, если не вникнуть в суть дела. Вся жизнь Канта была размерена, высчитана и уподоблена точнейшему хронометру. Ровно в 10 часов вечера он ложился в постель, ровно в 5 часов утра вставал, и в продолжение 30 лет ни разу не встал не вовремя. При этом он считал, что спать надо не более, но и не менее 7 часов. Каждый день он распределял совершенно одинаково. Встав с постели, Кант выпивал пару чашек чаю, выкуривал трубку и направлялся в свой рабочий кабинет. Проработав до семи часов утра, он одевался и отправлялся в аудиторию. После чтения лекций он возвращался в кабинет и работал до трех четвертей первого: никогда не больше, но и не меньше. Затем он шел обедать. Обычно вместе с ним обедали гости, преимущественно друзья. Обед длился несколько часов и сопровождался беседами на самые разные, но только не философские темы. Ровно в 19 часов он, если погода благоприятствовала, выходил на прогулку; большей частью один, но иногда и в компании. Жители Кенигсберга сверяли по Канту свои часы. Во время одиночных прогулок он нередко обдумывал самые глубокие из своих идей. При этом он шел медленно, чтобы не вызвать испарины, и, если дул свежий ветер, старался гулять один, чтобы не разговаривать, так как считал одним из самых главных правил гигиены дышать холодным воздухом только через ноздри. Одним из редких случаев, когда Кант опоздал на прогулку, был тот день, когда он читал педагогический роман-трактат Жан-Жака Руссо "Эмиль, или О воспитании". Лишь благодаря необычайно точному распределению времени и удивительно правильному образу жизни он мог дожить до глубокой старости, не утратив сил и свежести ума, за исключением последних трех-четырех лет.
Кант не был женат. В ранней молодости он был особенно застенчив с женщинами. С годами это состояние прошло в обычных ситуациях, но в вопросе настолько щекотливом, как объяснение в любви, он остался крайне нерешительным. По словам биографа, одна из возлюбленных Канта уехала, так и не узнав о его страсти, а другая, увидев его колебания и робость, предпочла более решительного и смелого соискателя. Сам же Кант шутил, что когда он хотел иметь жену, то не мог ее содержать, а когда уже мог – то не хотел. В то же время он был далеко не равнодушен к женской красоте. Он охотно видел красивые женские лица, относясь к ним с чисто эстетической точки зрения.
Обстановка у Канта была весьма скромной. Особое значение он придавал месту расположения своего кабинета. Канту стоило немало трудов устроиться сколько-нибудь удобно. Потребность в крайне сосредоточенном мышлении сделала его чрезвычайно чувствительным к внешним раздражителям. Он не переносил никакого шума или резких звуков, способных нарушить его покой во время занятий. Неудивительно, что он часто менял квартиры, несмотря на весь свой консерватизм относительно привычек. Дело в том, что он не выносил никакого шума или резких звуков, способных нарушить его покой во время его умственных занятий, требовавших крайнего сосредоточения мышления. Сначала Кант жил на берегу реки: здесь ему мешали бесконечные крики лодочников. Другую квартиру ему пришлось оставить потому, что у его соседа был несносный петух, который слишком громко и часто распевал свои петушиные песни. Кант предлагал соседу за этого петуха какую угодно сумму, но тот упорствовал, и философ вынужден был в очередной раз перебраться на новую квартиру. Наконец, в 1783 году 59-летнему Канту удалось на сделанные за многие годы сбережения купить маленький домик и устроиться в нем просто, но уютно. Меблировка комнат была необычайно скромной. Единственным украшением кабинета был портрет его любимого автора Руссо. Кант знал его главные сочинения почти наизусть (кстати, Кант говорил, что эти сочинения отучили его от высокомерия) и часто цитировал их в своих лекциях.
Кант был очень терпимым, приветливым и уживчивым человеком. Он всячески заботился о том, чтобы никому не причинить ни малейшего зла. Его спокойствие и удивительное самообладание были не столько природными качествами, сколько продуктом работы над самим собою. От природы он был вспыльчив, но сумел подавить в себе это качество. Единственный человек, с которым Кант не мог постоянно оставаться спокойным, был его старый слуга Лампе. Люди, знавшие его, уверяли, что никакое, даже ангельское терпение не могло устоять против его глупости и упрямства. А Кант терпел, терпел много лет. Терпел даже тогда, когда этот Лампе возомнил о себе, узнав, что Кант – великий философ и приписывая себе часть славы своего хозяина. Так, он много лет терпеливо держал слугу, поражавшего всех, кто знал его, своей ленью, глупостью и упрямством. И только обнаружив, что этот слуга нечестен и вороват, философ с болью в сердце рассчитал его.
Кант одинаково уважал и ценил людей (разумеется, порядочных) независимо от их пола, возраста, сословной принадлежности, социального положения. Среди его друзей были и светские дамы, и аристократы (князья и графы), и купцы, и простые люди. Но особенно он уважал и ценил людей, обязанных лишь самим себе своим умственным и нравственным развитием. Возможно, потому, что ему самому довелось немало поработать над собой, чтобы подавить в себе такое полученное от природы качество, как вспыльчивость, и сформировать цельный и твердый характер. От природы Кант был веселого нрава и даже с некоторой склонностью к сатире. Он охотно читал писателей-сатириков и утверждал, что сатирики принесли более пользы, чем все схоластики и метафизики. Особенно он ценил Эразма Роттердамского (1466 – 1536), выдающегося гуманиста и ученого эпохи Возрождения, автора "Похвалы глупости" – бесстрашного исследования человеческой души. Одна его сатира, по утверждению Канта, стоит сотни философских трактатов.
Кант никогда не увлекался самолюбованием. С большим трудом победив в себе в годы юношества природную робость, он так и не сумел избавиться от застенчивости, которая лишь в зрелом возрасте постепенно переросла в скромность, столь характерную для Канта даже в то время, когда он находился на вершине своей славы. После выхода в свет своей "Критики чистого разума" Кант писал: "Книга суха, темна, противоречит всем привычным понятиям и притом слишком обширна". Скромность Канта была настолько велика, что самого себя он мерил слишком малою мерою. Так, говоря однажды о Ньютоне, он сказал: "В науке о природе я сам следую Ньютону, если только можно сравнить малое с великим". Лишенный всяческой зависти и пренебрежения к чужим заслугам и с уважением отзываясь о своих философских противниках, он никому не прощал чванства и высокомерия. И когда некоторые из этих противников стали критиковать его работы в менторском, поучающем духе, он написал статью "О слишком приподнятом и надменном тоне в философии", в которой высмеял амбиции своих критиков.
Когда-то Генрих Гейне (видимо, полушутя) писал: "Изложить историю жизни Иммануила Канта трудно. Ибо не было у него ни жизни, ни истории". Вероятно, великий поэт разделял мнение некоторых исследователей жизни и творчества Канта, что у этого великого философа не было, по сути, личной жизни. С головой уйдя в преподавание и творчество, он был слишком занят, чтобы уделять внимание другим интересам. Более убедительной представляется точка зрения тех исследователей, которые считали, что если внешняя сторона жизни Канта была бедна событиями, то ее внутренняя, духовная сторона не может не поражать своим богатством. Артур Шопенгауэр (1788 – 1860), выдающийся немецкий философ, с изумлением писал, что Кант, проведший всю жизнь в Кенигсберге, не видевший ни картин величайших художников, ни архитектурных шедевров и не знавший иной природы, кроме полей и лесов в окрестностях Кенигсберга, тем не менее мог высказать много ценных мыслей об эстетике. И не только об эстетике. Однажды Кант разговорился с каким-то англичанином о Вестминстерском мосте и обнаружил такое знание подробностей о нем, что этот англичанин счел Канта архитектором или инженером, долгое время проживавшим в Лондоне. В другой раз Кант рассказывал об Италии, и собеседник решил, что он много путешествовал по этой стране. Этот Кенигсбергский затворник ( так называли Канта еще его современники), почти никогда не выезжавший за пределы родного города, знал о других странах и их достопримечательностях, лучше, чем сами их жители.
Лишь в последние годы, когда Кант стал быстро слабеть, его жизнь стремительно беднела во всех отношениях. Еще в 1797 году он полностью прекратил чтение лекций. С 1798 года он перестал ходить в гости, а у себя дома принимать только самых близких друзей. С 1799 года он вынужден был отказаться и от прогулок. Кант все еще пытался что-то сочинить, но силы его были уже исчерпаны. Он все больше страдал от головных болей, все быстрее терял зрение. Левый глаз давно перестал видеть, а теперь и правый стал подводить. Все хуже функционировала память. Кант все реже узнавал знакомых. Гениальный мыслитель, совершивший грандиозный переворот в философии, превращался в дряхлое, немощное существо, терявшее сенсорную и духовную связь с внешним миром и неспособное больше восхищаться звездным небом над головой и нравственным законом в себе. 12 февраля 1804 года Кант тихо скончался, не дожив до 80 лет два месяца и десять дней. Последние слова его были: "Это хорошо". Однако – что хорошо? Может быть, то, что пришел конец бессмысленному биологическому существованию.
Он прожил, как завещали ему его родители, добродетельную, благочестивую жизнь, в основе которой лежало его учение о нравственном долге. Как и Спиноза, Кант был убежден в том, что истинно религиозный человек не связывает веру в Бога ни с какими личными выгодами. Он не ждет от Бога платы за то, что любит его. Любовь его к Богу бескорыстна. Нравственная жизнь, и только она одна, есть истинное служение Божеству. "Все, за исключением доброжелательной жизни, - писал Кант, - что человек думает сделать, чтобы угодить Богу, есть просто суеверие и лжеслужение Божеству".
И. ЮДОВИН,
для “Русской Америки, NY”
|
