О Сталине написано сотни, а может быть тысячи книг. Ему посвящены кинофильмы, исследования, журналистские расследования, телепередачи, радиопередачи и сайты Интернета. Большинство из них со знаком «минус», некоторые со знаком «плюс». Возможно, о нём сказано ещё не всё, но совершенно очевидно, что на него навешано и много лишнего.
Если все слова и поступки, которые ему приписывают историки, политики, писатели и журналисты расположить вдоль оси времени, то окажется, что для того, чтобы всё это сказать и сделать, он должен был прожить не 73 года, а 730. Но есть в биографии Сталина документально установленная страница, которую можно квалифицировать, как подвиг. Я не имею в виду победу над немецким фашизмом. Индустриализация, коллективизация и, так называемое, преобразование природы тоже не в счёт. Я имею в виду его выступление против Энгельса. Ни до него, ни после него никто из коммунистических вождей на это не решился.
Сам Владимир Ильич Ленин, который устно и письменно, не стесняясь в выражениях, клеймил своих отечественных и зарубежных коллег – социал-демократов и коммунистов – ни разу не позволил себе усомниться в правоте двух своих главных учителей, портреты которых висели всюду, включая аптеки и парикмахерские. Хрущёв, Брежнев, Андропов и Горбачёв с разной степенью ненависти осуждали своих предшественников, за исключением Ленина, но замахнуться на Маркса или Энгельса никому из них даже в голову не приходило. Если находились такие среди учёных и исследователей, их немедленно обвиняли в ревизии марксизма.
А Сталин, который скромно именовал себя учеником Ленина, не побоялся выступить против одного из ленинских учителей, несмотря на то, что был риск навлечь на себя неудовольствие со стороны лидеров зарубежных коммунистов. И ревизионистом никто его по этому поводу ни разу не назвал. Правда, в отличие от Ленина, на которого любой из его оппонентов мог бы подать в суд за оскорбление, Сталин писал сдержанно и корректно, но возражать самому Энгельсу… Это мог сделать человек с твёрдыми убеждениями, хорошо знающий цену, как Энгельсу, так и самому себе.
Произошло это единственное в истории марксизма-ленинизма событие в 1934 году. В журнале «Большевик» № 9 – теоретическом органе советских коммунистов появилась сталинская статья, которая без особых претензий называлась «О статье Энгельса «Внешняя политика русского царизма».
Поводом для неё послужило намерение редактора журнала опубликовать эту статью Энгельса, написанную в далёком к тому времени 1890 году.
Сталинская статья написана в форме записки, или, скорее письма, в адрес членов политбюро. А, может быть, это и было таким письмом, но никто не решился этот текст отредактировать и придать ему форму статьи.
«…Считают, - писал Сталин, - что статья эта (речь идёт о статье Энгельса) может быть рассматриваема, как руководящая, или, во всяком случае, глубоко поучительная для наших партийных работников с точки зрения выяснения проблем империализма и империалистических войн. Но статья Энгельса, как видно из её содержания, несмотря на её достоинства, не обладает, к сожалению, этими качествами. Более того, она имеет ряд недостатков, которые, если она будет опубликована без критических замечаний, могут запутать читателя».
Недостатки у Энгельса и критические замечания в его адрес – это нечто до той поры неслыханное. Это было так же неслыханно, как, если бы иерарх православной или католической церкви выступил против учения Иисуса Христа. Но Сталин рассматривает аргументацию Энгельса без оглядки на его непогрешимость. Возможно, к некоторым первым читателям сталинской статьи, если, конечно, они пережили 1937 год, ещё в то, далёкое теперь время могла закрасться мысль, что и у остальных классиков марксизма-ленинизма, если к ним приглядеться внимательнее, могут найтись спорные моменты в их гениальных произведениях.
Энгельс обратил внимание на то, что во главе внешней политики России часто стояли люди с не совсем русскими фамилиями: Нессельроде, Ливен, фон-Гирс. На этом основании он делает вывод, что это шайка иностранных авантюристов. Сталин приводит следующую цитату из Энгельса: «С железной настойчивостью, неуклонно преследуя намеченную цель, не останавливаясь ни перед вероломством, ни перед низкопоклонством, не скупясь на подкупы, не опьяняясь победами, не падая духом при поражениях, шагая через миллионы солдатских трупов, и, по меньшей мере, через один царский труп, эта шайка настолько же бессовестная, насколько и талантливая, сделала больше, чем все русские армии для того, чтобы расширить границы России от Днепра и Двины за Вислу, к Пруту, Дунаю, к Чёрному морю, от Дона и Волги за Кавказ к истокам Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи. Это она сделала Россию великой, могущественной, внушающей страх, и открыла ей путь к мировому господству». Сталин в своих возражениях ограничивается тем, что напоминает: примерно так же вели себя и дипломаты европейских стран и приводит в пример Наполеона Бонапарта и его ближайшее окружение. К этому можно было бы кое-что добавить.
Если Энгельс имеет в виду труп Павла I, почему он забывает о Петре III?
Были среди российских дипломатов люди с иностранными фамилиями и до Петра I и после него, но можно ли их назвать современным словом – агенты влияния – или по Энгельсу – шайка, если, как он сам свидетельствует, действовали они в интересах России. Шайка чаще всего действует в собственных интересах, или в интересах тех, кто её нанял. То есть, у логики Энгельса есть уязвимые места, и удивительно, что до Сталина их никто не заметил.
Для Европы конца XIX века Энгельс определил три фактора, которые могли определить ход ближайших событий:
1. аннексия Эльзаса и Лотарингии Германией.
2. стремление царской России к Константинополю.
3. борьба между пролетариатом и буржуазией, всё жарче разгорающаяся во всех странах – борьба, термометром которой служит повсеместный подъём социалистического движения.
Сталин справедливо считает, что это не исчерпывающий перечень, и перечисляет упущения Энгельса (никто до него не решался ткнуть носом Энгельса в его упущения): борьба за колонии, противоречия между Германией и Англией и т.д. Сталин не упрекает Энгельса в предвзятом отношении к России, но это отношение видно невооружённым взглядом.
Вот что Энгельс писал годом позже своему единомышленнику Гегелю:
«…победа Германии, это победа революции, и, если Россия начнёт войну, вперёд на русских и их союзников, кто бы они ни были». Вот тут Сталин проявляет себя, как настоящий ленинец, и сталкивает лбами Ленина и Энгельса: «При таком ходе мыслей не остаётся места для революционного пораженчества, для ленинской политики превращения империалистической войны в гражданскую». Не будем сейчас задаваться вопросом, что лучше для русского и немецкого народов, позиция Ленина или позиция Энгельса, зафиксируем только один единственный теоретический момент. Марксизм- ленинизм – это не монолитное здание, как принято было считать. Если подойти к нему поближе, то на нём отчётливо видны трещины, которые при определённых обстоятельствах могут привести к разрушению всей конструкции.
Из контекста статьи Энгельса следует, что война между Германией и Россией начнётся, если не сегодня, то завтра: «Аннексия Эльзаса-Лотарингии превратила Францию в союзницу России против Германии, царская угроза Константинополю превращает Австрию и даже Италию в союзницу Германии. Оба лагеря готовятся к решительному бою – к войне, какой ещё не видывал мир, к войне, в которой будут стоять друг против друга от 10 до 15 миллионов вооружённых бойцов. Только два обстоятельства препятствовали до сих пор взрыву этой ужасной войны:
во-первых, неслыханно быстрое развитие военной техники, при которой каждый новый изобретённый образец оружия, прежде, чем его успеют ввести только в одной армии, обгоняется новыми изобретениями и во вторых, абсолютная невозможность рассчитать шансы, полная неизвестность, кто же, в конце концов, выйдет победителем из этой гигантской борьбы».
Энгельс, разумеется, ошибся, война не началась ни сегодня, ни завтра, до 1914 года было ещё почти 25 лет. Но дело не в этом. Два величайших мыслителя – Маркс и Энгельс располагали огромным количеством фактов, в их распоряжении были неисчерпаемые статистические материалы, но все главные выводы, которые они сделали в своих работах, оказались ошибочными. Не является исключением только что приведённая цитата.
Новые образцы оружия не сдерживают агрессивных политиков, а, наоборот, подстёгивают их, внушают им уверенность в своих воинских преимуществах, так было всегда до появления атомного оружия, а невозможность предсказать результат войны тоже ещё никого не остановила, если бы такая возможность существовала, большинство войн никогда бы не начались.
Вот ещё один пример, когда Энгельс не угадал: «Вся эта опасность мировой войны исчезнет в тот день, когда дела в России примут такой оборот, что русский народ сможет поставить крест над традиционной завоевательной политикой своих царей, и, вместо фантазий о мировом господстве, заняться своими собственными жизненными интересами, которым угрожает крайняя опасность».
Пришёл день, и царя в России не стало, но опасность, угрожающая жизненным интересам русского народа при этом возросла. Возросло и стремление к мировому господству, только теперь оно стало называться борьбой за торжество мировой революции.
Спасибо Сталину, что он первым научил нас не преклонять немедленно колени при виде сияющей мудрости Фридриха Энгельса, и если рядом с перечнем преступлений Сталина кто-нибудь захочет составить перечень его достижений, то пусть он не забудет вписать в него статью о несостоятельности Энгельса.
Тимур БОЯРСКИЙ,
для "Русской Америки, NY".
|
